Крынка молока в хате под Толочином

История одного стихотворения

С большим интересом прочитал в "СБ" за 19 ноября 2003 года рассказ Л.Селицкой о фронтовой медсестре Маше Рудик. Есть там небольшой эпизод о том, как к фронтовикам 32-й армии приехала агитбригада, в составе которой был Константин Симонов. Поэт читал свои стихи "Жди меня", "Убей его!", "Ты помнишь, Алеша, дороги Смоленщины...", а потом выслал их медсестре.

Хочу поведать историю написания одного из них - "Ты помнишь, Алеша..." -тем более что события, описываемые в нем, происходили в наших белорусских местах.

Кому из нас не знакомы чеканные строки поэта, обращенные к своему фронтовому товарищу Алексею Суркову!

Ты помнишь, Алеша, дороги Смоленщины,

Как шли бесконечные злые дожди,

Как крынки несли нам усталые женщины,

Прижав, как детей, от дождя их к груди...

Перечитывая лирику, задержался на словах: "Ты помнишь, Алеша, изба под Борисовом..." И как-то невзначай подумал: где бы это могло быть? Где услышал Константин Михайлович "по мертвому плачущий девичий крик", где видел он "седую старуху в салопчике плисовом"? Дорогу до Борисова знаю отлично, стал перебирать в памяти населенные пункты. Вариантов набралось немало, но наиболее вероятным показалась деревня Тростенка. Крайняя хата там - у самой дороги.

Обратился к двухтомнику Симонова "Разные дни войны". В предисловии автор замечает: "...Когда пишешь о таком серьезном деле, как война, фантазировать и брать факты с потолка как-то не тянет. Наоборот, всюду, где это позволяет твой собственный жизненный опыт, стараешься держаться поближе к тому, что видел на войне своими собственными глазами".

Замечание настраивало на то, что в стихотворении использованы реальные факты, с которыми столкнулся военкор газеты Западного фронта "Красноармейская правда" Константин Симонов. Редакция газеты, в которой работал и Симонов, Сурков и другие известные литераторы, в первые дни войны находилась в Могилеве. Выполняя задание, К.Симонов мог проезжать через Толочин.

В первом томе книги "Разные дни войны" Константин Михайлович рассказывает, как они с Сурковым, возвращаясь из-под Борисова, проехав заминированный мост через реку Бобр, завернули в попутную деревеньку возле дороги и заглянули в избу.

"Изба была оклеена старыми газетами, на стенах висели какие-то рамочки и цветные вырезки из журналов. В правом углу была божница, а на широкой лавке сидел старик, одетый в белую рубашку и белые порты, - с седой бородой и кирпичной морщинистой шеей.

Бабка, маленькая старушка, с быстрыми движениями, усадила нас рядом со стариком на лавку и стала поить молоком. Сначала вытащила одну крынку, потом другую...

- Все у нас на войне, - сказала она. - Все сыны на войне, и внуки на войне. А сюда немец скоро придет, а?

- Не знаем, - сказали мы, хотя чувствовали, что скоро.

- Должно скоро, - сказала бабка. - Уже стада все прогнали. Молочко последнее пьем. Корову-то с колхозным стадом отдали, пусть гонят. Даст Бог, когда и обратно пригонят. Народу мало в деревне, все уходят.

- А вы? - спросил один из нас.

- А мы ж куда пойдем. Мы тут будем. И немцы придут, тут будем. И наши вспять придут, тут будем. Дождемся со стариком, коли живы будем".

Прочитав это, я подумал, что рассказ может иметь прямое отношение к стихотворению "Ты помнишь, Алеша..." Решил написать Константину Михайловичу, попросив уточнить место, где происходили события. Несмотря на большую занятость (Симонов возглавлял тогда Союз писателей СССР, вел передачу на Центральном телевидении, работал над очередным романом), поэт вскоре прислал подробный ответ

: "В книге "Разные дни войны" дневниковые записи даны с некоторыми купюрами и небольшой стилистической правкой там, где это казалось мне необходимым. В подлиннике дневника, перебирая блокноты, я иногда вспоминал какие-то события не в том порядке, в котором они происходили. Дни было легко перепутать, я потом их проверял и, работая над книгой, приводил в соответствие с истиной. На стр. 128 своего дневника, записанного где-то весной сорок второго года, я нашел следующие строчки

: "Ехали мы мимо лесных деревень, где на улицах было много народу и бабы провожали на войну парней. В одной из деревенек мы выпили молока и пожевали сухарей..." Дальше текст дневниковой записи совпадает с текстом книги.

Перечитав эту старую запись, думаю, возможно, Вы и правы в своем предположении, что деревенька, в которую мы заехали, была где-то под Толочином. Борисов появился в стихотворении, потому что самое главное в этой поездке был для нас Борисов, и мы о ней вспоминали, как о поездке под Борисов. А заехали в деревеньку, "устав и пропылившись окончательно", мы, очевидно, уже по дороге к Смоленску, как о том и говорится. А Толочин лежит как раз на этой дороге между Борисовом и Оршею.

Вполне возможно, что все так оно и было в жизни... Как называлась деревенька, нигде не записано. Населенные пункты записывались тогда, когда это было связано с маршрутом поездки, с поиском той или иной части, штаба или командного пункта. В других случаях у меня записей такого характера почти не попадается.

А дороги Смоленщины в этом стихотворении появились потому, что много мы поколесили по этим дорогам, так же как и по дорогам Белоруссии. Стихотворение писалось попозже, уже в ноябре сорок первого года на Крайнем Севере во время перехода морем из Кандалакши в Архангельск. Это было уже после смоленского сражения, после окружения, падения Могилева, и в памяти это время связывалось у меня с дорогами Смоленщины и Могилевщины. Так именно это и упоминалось в стихотворении с чувствами, которые мною тогда владели.

Буду рад, если мой ответ в какой-то мере удовлетворит Вас.

8.01.79. Уважающий Вас Константин Симонов".

Так заканчивалось письмо.

Позже в подшивке "Литературной газеты" нашел запись дружеской беседы поэта Алексея Суркова и прославленного героя Великой Отечественной генерала Павла Ивановича Батова. Сурков в ней рассказывает

: "Здесь, под Толочином, в деревне все и происходило, о чем написано в этом стихотворении. Не под Борисовом, а под Толочином. Старуха и дед действительно были, а "бесконечных злых дождей", признаться, не было. Стояло знойное лето, дико, невыносимо знойное. И все в поэзии это вполне правомерно, ибо не противоречит справедливости истинной, большой, а не календарной..."

Стало быть, все, о чем говорится в стихотворении, происходило в одной из деревень под Толочином. Но остается вопрос: в какой именно? Сегодня, спустя более 60 лет, точно установить название населенного пункта почти невозможно. Давно уже нет в живых ни свидетелей тех далеких событий, ни автора стихотворения. Согласно завещанию писателя, его прах был развеян над Буйничским полем вблизи Могилева, где в 1941 году военкор Константин Симонов вместе с воинами Красной Армии стоял насмерть, защищая город. Когда пробил его час, поэт вернулся на поле, пропитанное пороховой гарью, кровью и потом солдат, чтобы слиться с этой землей, стать ее частицей и остаться тут. Навсегда!

P.S. Константин Михайлович как человек высокой культуры не ограничился формальной отпиской и прислал мне детальный, добросовестный, требовавший времени ответ. А вот Сурков на мое письмо не ответил ни единой строчкой, хотя ему было что сказать.