Кривая бесконечности

История падения автослесаря
История падения автослесаря

Прощание славян

Братья Морозевичи лет пять назад были хорошо известны в деловых кругах Минска. Старший из них — Александр — возглавлял белорусское представительство религиозного предприятия, штаб–квартира которого размещалась в Германии. Попасть к нему на работу считалось для рядового минчанина удачей, ведь даже зарплату здесь платили немецкими марками. Проблема, поначалу казавшаяся мелкой, возникла в начале 2002 года, когда Европа начала переходить на единую валюту. Сотрудники фирмы Александра Морозевича запаниковали и попросили шефа рассчитываться с ними за работу не отмирающими дойчмарками, а новыми евро. Между тем головной офис продолжал перечислять деньги в марках.

Возникшую проблему коммерсант задумал решить самым простым способом: съездить в Германию и обменять наличные марки на диковинные для того времени европейские деньги. Но для этого нужны были связи...

«Связи» нашлись в лице автослесаря Виктора Миссы, время от времени ремонтировавшего Морозевичу его «Ситроен». Мисса частенько бывал в Польше и Германии по делам собственного автобизнеса, имел там налаженные контакты и даже вроде бы дальних родственников.

Поездку наметили на середину февраля. Кроме Александра, в Германию решил сгонять за компанию и Морозевич–младший — Юрий.

Поставил на цвет — выпало зеро

Через три дня Мисса вернулся на родину. Приехал один, на свеженьком микроавтобусе. Жены братьев Морозевичей удивились: а где мужья?

— А они остались в Германии, — заверил их Виктор. — Загуляли, наверное...

Супруги Александра и Юрия недоумевали: многодневные загулы да еще за границей с крупными деньгами при себе... Это было явно не в характере Морозевичей.

Как позже установит суд, через белорусско–польскую границу попутчики перевезли деньги без хлопот — 100 тысяч марок крупными купюрами легко поместились в четырех сигаретных пачках. Так же спокойно проехали почти через всю Польшу. За несколько километров до немецкой границы Мисса предложил свернуть в лесок оправиться — кто знает, сколько придется на терминале стоять?

Именно в том лесу Мисса достал заранее купленный в Беларуси пистолет ТТ и выпустил по две пули каждому Морозевичу в спину. Александру «для надежности», как показывают в кинодетективах, достался еще и контрольный выстрел в голову. Через пару дней 100 тысяч марок два немца обменяли в банке на евро. Деньги им давал Мисса, заплатив за услуги по 150 евро...

Польской окружной прокуратуре, которая вычислила его через несколько месяцев, он рассказал все, как на духу, и даже показал на месте все подробности двойного убийства. Потом, правда, когда Мисса был выдан белорусской стороне, он отказался от этого признания, по–разному объясняя мотивы своего поведения в Польше. Например, утверждал, что якобы пошел на сделку с прокурором. Дескать, польский прокурор будто бы предложил ему признаться в двойном убийстве взамен на небольшой срок колонии и постоянное место жительства в Польше. Вскоре, осознав, видимо, наивность такой версии, Мисса предложил новую: в той же Польше его будто бы избивали смертным боем на допросах, он вынужден был признаться.

Ни следователь, ни суд не поверили обвиняемому. Судом первой инстанции Виктор Тадеушевич Мисса приговорен к пожизненному заключению. Верховный Суд оставил это судебное решение в силе. Но говорить о том, что производство по делу закончено, по–видимому, еще рано. По сей день Мисса забрасывает жалобами прокуратуры и суды разных уровней, всех тех, кто формально может повлиять на вступивший в силу приговор:

— Я к этим трупам не имею отношения, — с двух метров глядя на меня в упор, твердит сейчас Виктор Мисса...

Приговоренный жить

Участок исправительной колонии особого режима (УИКОР) в Жодинском СИЗО для всех заключенных, как ладан для чертей, — здесь содержатся самые изощренные убийцы. Всем из числа местного спецконтингента суд определил мерой наказания пожизненное заключение.

Вызванный по моей просьбе заключенный Мисса вошел в кабинет, как положено людям его положения: глубокий наклон, скованные за спиной руки с растопыренными пальцами, мелкие шаркающие шаги на полусогнутых. Жесткие окрики усиленного конвоя сопровождаются лаем служебных собак. После входа к начальнику отряда непременный доклад скороговоркой: фамилия, имя, отчество, статья УК, мера наказания. Стул для беседы (даже не стул — табуретка) привинчен к полу в металлической клетке из толстых прутьев. На него лишь после клацанья задвижки замка заключенному разрешено присесть в нормальное положение. Впрочем, нормальное лишь относительно — наручники вне камеры с «пожизненных» не снимаются ни при каких обстоятельствах.

Смотрим друг на друга, изучаем несколько секунд новые для обоих лица. Я вижу перед собой здорового 40–летнего мужика. Униформа классическая — черная роба, в районе сердца белым выведены две зловещие буквы «ПЗ» (что они означают, можно легко догадаться) в белом круге. Смахивает на мишень.

Пристальный взгляд Миссы несколько колюч, что, впрочем, вполне объяснимо.

Из–под кепки цилиндрической формы, которая почему–то на всех ПЗ смотрится малой не по размеру, пробивается ежик. Он, скорее, обозначает, нежели означает прическу. Секундная пауза, вежливый ответ на мое здравствуйте, интеллигентное молчание в ожидании вопросов. Судя по первому впечатлению, фрукт еще тот...

— Таких, как Мисса, у нас немного, — делился со мной впечатлениями один из сотрудников УИКОРа, еще провожая меня от КПП в участок. — Образован, начитан, чистоплотен.

Виктор Мисса действительно не подходит под стереотип законченного злодея, зарубившего топором нескольких собутыльников и потому вынужденного коротать свой век за решеткой. Те ведут себя просто, отвечают односложно, легко теряются. Виктор Тадеушевич говорит связно, порой витиевато, сыплет логичными аргументами, легко оперирует номерами статей УК и Декларации о правах человека.

Кстати, после первого же разговора по прибытии Миссы в УИКОР оперативник СИЗО сделал следующую пометку:

«В беседе ведет себя спокойно, на замечания реагирует правильно. Рассказывает, что сам любит дисциплину и поэтому готов выполнять все требования. Заверяет, что проблем с ним не будет».

— Перед близкими, детьми не стыдно за себя? — спрашиваю в конце беседы, когда разговор по существу уголовного дела уже закончен.

— Сейчас мне лишь стыдно, что я не могу обеспечить им нормальную жизнь, нормальное воспитание детям. Старшей дочке я еще после суда написал, что осудили, думаю, что при встрече смогу объяснить ей все. Мать мне пишет, жене я уже два письма написал, вот скоро жду ответа.

Бесконечное ожидание скрашивают не только письма. Впереди — встречи с родными.

— Как думаете, кто приедет к вам на свидание? — даже пожизненным заключенным положены 2 свидания в год.

— Мама, — не задумываясь отвечает Мисса. Подумав, добавляет: — Попрошу, чтобы дочка приехала.

Вообще, я заметил, что Мисса не считает жизнь законченной. В камере он собирается поддерживать практически свободное владение английским и немецким, в письме матери заказал два анатомических атласа, чтобы хоть на бумаге совершенствовать познания в лечебном иглоукалывании. Значит, на что–то надеется?

— Надежда выйти отсюда есть, сколько будет биться сердце, буду ждать...

Теоретически у любого пожизненно заключенного есть шанс выйти на волю. Но, по закону, такая возможность возникает лишь после 25 лет, проведенных на особом режиме и в тюрьме. Четверть века заключения кажется бесконечным сроком, но даже современная история знает немало примеров, когда люди, даже не обладая здоровьем космонавтов, отбывали и подольше. Не удивлюсь, если Виктор Мисса станет одним из них. Может быть, он и сам на это рассчитывает:

— Двадцать пять лет — это большой срок. Но если альтернативы не будет, я готов сидеть.

Кому уж точно нет «альтернативы» — так это погибшим братьям Морозевичам. Даже если их убийца до конца отбудет свой пожизненный срок, это вряд ли вернет мужей и отцов в осиротевшие семьи.
Заметили ошибку? Пожалуйста, выделите её и нажмите Ctrl+Enter