В Беларуси есть несколько железнодорожных маршрутов, по которым перевозят заключенных. В одном из спецвагонов проехал репортер «Р»
Вечером в субботу я заступаю в караул с солдатами войсковой части 5448. На каждом из нас – тугой бронежилет. В кармане на рукаве – индивидуальный медицинский пакет. На поясе – газовый баллончик, дубинка ПР и кобура с пока еще пустым пистолетом Макарова. Идем заряжать оружие… В это время на стоянке завершается детальная проверка каждого из трех «автозаков» — автомобилей ГАЗ с крытыми железными кунгами для перевозки заключенных. В руках у водителей – деревянные молотки и длинные шесты с закрепленными на конце зеркалами. Днище, стенки, крыша, углы, петли, решетки – простучать и осмотреть нужно все: не дай бог, какая трещина или зазор.
19.00. Короткий инструктаж. «По машинам!» «Автозаки» грозно выезжают за ворота части, мы замыкаем колонну на зашторенном ПАЗе. В жарком салоне тяжело и прерывисто дышат три здоровенные немецкие овчарки.
Первая остановка на улице Кальварийской: высокий деревянный забор, колючая проволока и вышка часового. Это колония ИК-1, она же – республиканская тюремная больница. Мобильники и оружие оставляем при входе.
19.30. Шестеро солдат переходят в зал для обыска осужденных, надевают черные халаты, резиновые перчатки и номерки. С этой минуты Ивановых, Петровых, Сидоровых, Ваней, Дим и Сергеев нет: есть только первый, второй, четвертый, шестой… Предстоит проверить 25 заключенных. И это воистину каторжный труд.
— Фамилия, имя, отчество? Жалобы на администрацию есть? Где родились и прописаны? По какой статье и каким судом осуждены? Срок? – такой канонадой вопросов начальник караула встречает на пороге каждого заключенного. Совпасть должно все: фото в личном деле, ответы и заключение врача о прохождении санобработки. Если хотя бы один элемент в этой цепочке не верен, осужденный не покинет зону до завершения разбирательства. Времена Монте-Кристо давно прошли…
Здесь проверяют все и проверяют с пристрастием: ведь от этого зависит безопасность бойцов конвоя. Наша безопасность… Одежду тщательно «просвечивают» металлоискателем: ножи, заточки, гвозди и драгоценности чаще всего зашиты именно в подкладке. Из каблуков каждого ботинка достаются супинаторы: опытному преступнику изготовить из них резак – раз плюнуть. Развести руки в стороны, открыть рот и поднять язык, присесть на корточки, показать стопы ног – это не чья-то злая прихоть. Сколько уже раз заключенные пытались спрятать там лезвия, капроновые удавки и небольшие ножи.
С едой и сигаретами – все по тому же принципу. Булку хлеба разрежут по спирали. Колбасу и сало нарежут на кусочки. Закатку откроют и переложат в другую тару. Крупы, сахар и соль контролер также обязан высыпать в другую емкость и убедиться в том, что все чисто. Банку с тушенкой проверяют просто, но жестко: если от удара об угол стола содержимое не вылезло наружу, значит, целостность не нарушалась. В противном случае ищи финки или заточки. Сигареты. Каждую упакованную пачку откроют, папиросы проверят. Ладно, если одна, а если несколько блоков… К концу досмотра на полу высилась груда акцизных марок и полиэтиленовых упаковок. Итог: одна изъятая заточка, лезвие и колода игральных карт. «Первый обыск закончил!», «Второй обыск закончил!», «Шестой обыск…» Каждому этапируемому с собой дают сухой паек (полбулки хлеба, одноразовые стаканчик, ложка и тарелка, сухая каша, заварка и сахар). Все. Зэков рассаживают в машины, и мы берем курс на Володарку. Часы показывают 20.50.
Пищаловский замок. Многоуровневая система охраны. Телефоны и оружие сдать при входе! Опять черные халаты, резиновые перчатки и номерки от 1 до 6 на груди. «Фамилия, имя, отчество? Жалобы на администрацию?..» Все повторяется, но с той лишь разницей, что проверить предстоит 21 человека. Впрочем, некоторых – в марлевых белых повязках – почему-то не досматривают вовсе… Что это значит?
— Заключенных с открытой формой туберкулеза и ВИЧ наши военнослужащие не проверяют. Их перед отправкой смотрят в зоне специально обученные люди, — объясняет мне Андрей Дунаенко, начальник службы конвоирования в/ч 5448 внутренних войск МВД. – На личном деле потом ставится отметка. Смотришь и видишь: «Болен».
Караулу выданы автоматы. Магазины пристегнуты: мы везем 46 заключенных на станцию Минск-Восточный. До 23.14 еще полчаса. Место остановки последнего вагона хорошо известно. По периметру выставлено оцепление. Сзади, возле жилых домов, наш тыл прикрывает наряд Ленинского РУВД. Служебные собаки натягивают поводки и поскуливают от нетерпения… Ждем.
— За эти годы здесь было всего три попытки побега, — рассказывает Максим Дунаенко. — Все они пресекались в зоне оцепления.
23.14. Пассажирский состав Минск—Витебск замер на путях. Между «автозаком» и входом в последний вагон делается коридор из солдат. Заключенные с вещами за считанные секунды пробегают эти несколько метров и поднимаются по железным ступенькам. Там их уже ждут. Команда – и очередной зэк скрывается в освещенном тамбуре. Ему вслед отрывисто, до звона в ушах лают тренированные овчарки…
23.25. Фонари Минск-Восточного уплывают за окном. Из тамбура я перехожу в салон спецвагона. М-да, здесь все по-другому. Если коротко, это тюрьма на колесах. Вместо купе – 8 камер с решетками. Вместо проводников – конвой в бронежилетах. Я шагаю по узкому коридору, и мое лицо сверлят восемь десятков угрюмых взглядов. Я иду через стену горячего дыхания, и от этой близости становится жутко.
…Этот спецвагон – один из семи, на которых заключенных развозят в колонии по всей Беларуси. Наш маршрут один из нескольких на железной дороге: в нем 24 остановки (пункта обмена), в плановом карауле вместе со мной — отделение стрелкового взвода. Путь туда — обратно занимает 5—6 дней. Два отсыпных – и снова на дежурство.
— «Столыпин» — это необычный вагон. Со стороны посадочной платформы окон в нем нет вообще — глухая стенка. С обратной – всего 7 оконных проемов с рифленым стеклом и решетками. В каждой камере – три вида замков. В коридоре и тамбуре – видеокамеры, картинки которых выведены на специальный монитор. Дежурим посменно: сначала в карауле первая четверка, затем – вторая, — рассказывает Виталий Бакун, офицер службы конвоирования в/ч 7434. – Если ехать менее четырех часов, можем взять до 100 заключенных. Если более – 75. В любом случае женщин никогда не будут этапировать вместе с мужчинами, несовершеннолетних не посадят ко взрослым, рецидивисты никак не окажутся в одной камере с подследственными… За это время возили всех: и «пожарников», и «морозовцев», и тех, кому из тюрьмы не выйти до конца дней. Если вам интересно, сейчас с нами едут два каннибала, педофил, несколько убийц и воры различного калибра.
0.45. Жодино. На станции нас уже ждут «автозак» и надрывный собачий лай. Одних передали. Других приняли. Поезд уходит в ночь.
Здесь на каждом бронежилет и кобура с пистолетом. Норматив по стрельбе сдает даже добродушный повар Владимир:
— Поначалу, когда я только пришел сюда из погранвойск, не мог привыкнуть к решеткам на окнах и отсутствию открытого пространства. Теперь знаю назубок все инструкции и помню, как «Отче наш»: горячее питание конвою положено три раза за время пути. Плюс ночной доппай. Ребятам приходится нелегко: пять суток в дороге, 24 часа на эмоциональном взводе, летом – жара и конденсат на стенах вагона. Стараюсь подсластить им жизнь ресторанным меню.
Сами конвоиры – молодые, но очень закаленные и крепкие ребята. Именами тех, кто грозился «отсидеть и поквитаться с ними на гражданке», каждый мог бы исписать по две общие тетради. Привыкли. Кастеты и ножи изымали. Драки в камерах усмиряли. Певцов, буйных и матерщинников к порядку приучали.
— В купе для отдыха у нас есть и телевизор, и книги… Но хочешь не хочешь, а за время дежурства отрываешься от реальности. Приезжаешь домой и узнаешь: надо же, в Японии – землетрясение, а в Киеве – концерт Пола Маккартни, — говорит Антон Новицкий, контролер по конвоированию. – Минус в нашей работе только один. Нельзя даже на пять минут забыть, кого везешь. Все мы помним случай 1997 года на станции Барановичи-Полесские: предотвращая побег пятерых заключенных, погиб рядовой Сергей Свентецкий.
3.02. Орша. Очередной «автозак», коридор из солдат, обмен и мокрые пасти немецких овчарок. На платформе станции ни одной живой души. Я прощаюсь со «Столыпиным», его охраной и иду к билетным кассам. В 3.20 – поезд на Минск… Очень хочется кофе и крепких сигарет. Беспокойный мир на четырех колесах не сразу дает поверить в правдивость привокзальной тишины.
На снимке: днище, стенки, крыша, углы, петли, решетки — простучать и осмотреть нужно все.
