ИЗ ПОЧТЫ ГЛАВНОГО РЕДАКТОРА
УВАЖАЕМЫЙ Сергей Григорьевич, очень рад и признателен Вам за то, что наше любимое издание восстановило свое давнее, традиционное и привычное имя — «Сельская газета». Для меня лично это важно и потому, что на тот период, когда оно носило такое название, припадает самое счастливое время творческого взросления целой плеяды замечательных журналистов — Андрея Юдчица, Степана Бородовского, Александра Шабалина, Виктора Леганькова, Александра Градюшко и многих других. В их числе был и я — новобранец из «Гродненской правды». Под началом опытного и мудрого Владимира Васильевича Матвеева наш редакционный коллектив делал замечательную газету, ставшую стартовой площадкой для профессионального роста многих молодых журналистов. Увы, как говорится, иных уж нет, а те далече… Но память жива, пока жив последний ветеран! Свидетельством тому и эти заметки, в основе которых фрагменты моих воспоминаний о том благодатном времени.
Искренне — Александр АКУЛИК, член редколлегии, зав. отделом «СГ» в 1968—1973 гг.
Как «луч поймать»
Опыт гродненских аграриев… О нем немало написано — и в периодике, и в научных трудах. Но вот что я заметил, в который раз перечитывая материалы на эти темы. Опыт есть, а вот отцов-основателей у него, как бы нет. Сам по себе родился, самостоятельно развился, стал на свои ножки и пошла косить коса — на всю, так сказать, ивановскую. Но я-то был тогда рядом с теми, кто удваивал-утраивал застывшие на многие годы урожаи. Со многими из них помногу часов общался, а с некоторыми, извините, даже водочку попивал… Петр Иосифович Деньщиков, с которым мы чаще всего и «попивали», стал Героем Социалистического Труда, а его колхоз «Авангард» носит теперь имя бывшего председателя. Об опыте этого хозяйства и его руководителе написано немало, в том числе и мной.
Еще одно, как мне кажется, необходимое примечание. Сколько помню себя сотрудником «Гродненской правды», а коллектив был на диво крепким, сплоченным и высокопрофессиональным (Лысов, Колос, Василь Быков, Михась Василёк, эти имена уже тогда были на слуху в творческой среде), меня удивляла атмосфера, царившая тогда в органах управления, где мне часто приходилось бывать по редакционным делам. С первым секретарем обкома партии Иваном Федоровичем Микуловичем мы познакомились, когда с главным агрономом облсельхозуправления Алексеем Яновичем готовили для него статью о звеньях конечной продукции. Мы и сейчас, встречаясь с Микуловичем в республиканском интернате для ветеранов, где он сейчас находится, вспоминаем то счастливое время, когда были молоды, полны сил и энергии…
С Ефимом Акимовичем Ореховым, первым заместителем председателя облисполкома, близко сошлись, когда по пути на совещание в Вороново попали в аварию и оказались в одной палате областной больницы… Вернувшись на работу, встретились в его кабинете и засели за разработку специальной анкеты об использовании рабочего времени руководителями и специалистами хозяйств и районов — излюбленную тему Ефима Акимовича, ставшую еще одной солидной публикацией в нашей газете. Не могу не упомянуть и первого секретаря Гродненского райкома партии Антонину Петровну Белякову. С ней мы не раз обсуждали проблему становления молодых руководителей хозяйств. Бюро райкома тогда закрепило за молодыми постоянных шефов из числа заслуженных «зубров» аграрного дела. К примеру, тому же Деньщикову поручили опекать председателя соседнего колхоза Александра Маханько. Замечу, именно Александр Михайлович, теперь уже заслуженный ветеран, опубликовавший в «Белорусской ниве» замечательный материал о секретаре обкома Николае Гордикове, надоумил меня взяться за перо.
Так вот — Гордиков… Есть встречи, которые расширяют пределы твоего видения, дают внутренний импульс для размышлений.
К Николаю Васильевичу я, работая в «Гродненской правде», заходил запросто — по привычке, старой дружбе. И позже, когда перешел в «Сельскую газету», бывая в Гродно, стремился встретиться с ним — интересный человек. С какой увлеченностью, удивительной одержимостью говорил он о самых, казалось бы, обыденных, прозаических вещах! Есть люди начитанные, красноречивые,— но здесь, кроме того, было и нечто иное. Интеллект!
В тот памятный мне день Николай Васильевич принимал делегацию с Псковщины. Гости интересовались опытом развития АПК, и, пока хозяин рассказывал, я неторопливо осматривал его рабочее место. Внимание задержалось на большом, в полстола, графике. Каких только показателей тут не было: и температура почвы на разных глубинах, и относительная влажность воздуха, и запасы продуктивной влаги, и осадки по месяцам, и сумма активных температур, и роза ветров — все это и многое другое за ряд лет.
«Зачем секретарю такие сведения?» — размышлял я, рассматривая замысловатые, многократно пересекающиеся линии — синие, зеленые, красные... Тем временем Николай Васильевич распрощался с посетителями и, словно догадавшись о моем вопросе, припомнил слова Тимирязева о том, что человек и природа беспрерывно играют в шахматы, и белыми фигурами всегда играет природа. Она определяет время года, приносит жару и холод, заморозки и дожди. Чтобы не проиграть, человек должен уметь правильно ответить на любой, самый замысловатый ход природы, а значит, должен знать, какими фигурами и как ходит этот искусный и незаменимый партнер.
Именно партнер, а не соперник или, что еще хуже, противник, как иногда еще называют природу, которую надо, дескать, покорить, обуздать. Не знаю, откуда пошли эти воинственные глаголы, когда вошли в наш обиход. Не с тех ли пор, когда, сменив живую лошадиную силу на десятки механических, кое-кто из потомков древнего племени землепашцев возомнил себя всесильным? Но и сегодня природа больно наказывает тех, кто пытается хозяйствовать на земле, не считаясь с ее законами.
...Наш «газик» деловито мчал в сторону колхоза «Авангард», что под Гродно, а солнце сверкало так ярко, словно хотело продемонстрировать все свои запасы «фар» — фотосинтетической активной радиации, о которой говорил Николай Васильевич, сразу оседлавший своего любимого «конька» — тему программирования урожая. Да, говорил он, элементы программирования были и раньше. Но большей частью они воспринимались скорее интуитивно, на основе опыта. Новое, по его мнению, заключено в самой идее программирования: учитывать не только то, что растение получает с помощью корневой системы, или, как он выразился, «в корешок», но и то, что поступает «в вершок», поскольку девять десятых сухого вещества растения образуется именно благодаря солнечной энергии.
Врезались в память слова: «Луч поймать!» Помнится, мне сразу же понравилось это энергичное, образное выражение, и я попросил Николая Васильевича конкретизировать его. Человек практической хватки, он сразу же заговорил о норме высева, которая должна учитывать площадь питания растений, о способах сева — опыты показывают, что растения лучше усваивают «фар», если рядки располагаются с севера на юг, — о селекции, которая должна учитывать даже такие, казалось бы, незначительные детали, как угол расположения листьев на стебле. При этом Николай Васильевич стал показывать лучшие, по его мнению, варианты, позволяющие «поймать этот самый луч».
В «Авангарде» он долго беседовал с агрономом, стоя на краю большого, в добрую сотню гектаров, пшеничного поля. Посевы густые, стебли толстые, колосья крупные, видно было по всему — на этом поле специалисту не придется краснеть за урожай. Цифра вырисовывалась довольно внушительная — порядка пятидесяти, а то и более центнеров с гектара. И я поначалу никак не мог уразуметь, чего же добивался секретарь обкома, подробнейшим и детальнейшим образом расспрашивая, словно экзаменуя, агронома.
Владимир Жданец, тогдашний агроном, рассказывал о том, как создавался урожай. Речь специалиста лилась плавно, без единой запинки, словно отвечал он хорошо заученный урок или читал отрывок из популярной брошюры: когда и как пахали, бороновали, какие вносили удобрения, сеяли. Сколько подобных стандартных агроисповедей довелось мне выслушать за время работы журналистом! Все они, за исключением разве что цифр, походили друг на друга, словно два зерна одного и того же сорта. Но на сей раз дослушать до конца не пришлось. Николай Васильевич перебил:
— Ближе к сути, к программированию!
Агроном улыбнулся:
— Психологически не настроился, да и в институте этому не учили.
— Тогда давай разберемся вместе…
Говорил по-прежнему агроном, а Николай Васильевич деликатно подключался к разговору, дополняя, конкретизируя, уточняя отдельные наиболее важные моменты. И получалось так, словно на ровную агротехническую канву ложился удивительно живописный рисунок. Слушая их, признаюсь, размышлял, к чему это секретарь втолковывает специалисту такие вещи, которые они должны бы сами знать не хуже, а, скорее всего, лучше партийного работника?
Видно, цель у него была — научить агронома осмысливать свои действия, искать их причинно-следственные взаимосвязи, потому как самое опасное и преступное в этой профессии, когда применяют те или иные приемы бессознательно, автоматически, только потому, что «так в книжке написано». Ведь ни в какой книжке не предусмотришь всего многообразия постоянно изменяющихся условий, в которых трудится земледелец. Для этого надо мыслить. Привить вкус к такому мышлению, приучить специалиста не слепо выполнять предписания агрономической науки, а обдуманно, творчески — не в этом ли была цель разговора в поле?
Позднее, встречаясь с агрономом колхоза «Авангард», мы не раз возвращались к памятному разговору с секретарем обкома, еще и еще раз уточняя и расшифровывая наиболее сложные для меня элементы. Программируем, к примеру, урожай в 50 центнеров с гектара, говорил агроном. Значит, биологический урожай должен составить 51,5 центнера. Исходя из удельного веса тысячи зерен и количества их в одном колосе, определяем, сколько необходимо иметь продуктивных стеблей на каждом квадратном метре.
По расчетам получалось, что, применяя норму высева по учебнику, не учитывая условий каждого определенного участка и уровня запланированного урожая, только в «Авангарде» выбрасывали как минимум три десятка тонн семян. Мудрая пословица гласит: «Семенами землю не удобришь». Но дело не только в попусту выброшенных семенах. На участках, где неправильно определена норма, растения зачастую недоразвиты, полегают. Сколько хлеба там недоберешь, и подсчитать трудно.
Но вернемся в те полдня, которые подарил мне, тогда еще молодому журналисту, Николай Васильевич Гордиков. Не осмеливаясь делать какие-то выводы, вслушивался я в неторопливую профессиональную беседу, которая продолжалась и в этом, и в других хозяйствах, и в пути. Заметил, Николай Васильевич тонко чувствует собеседника. Если с колхозными агрономами разговор велся в основном вокруг техвопросов, то в беседе со специалистом управления речь шла об организационных делах, о внедрении новых для Гродненщины культур — озимого рапса, эспарцета.
Наш «газик» тем временем пылил по проселочной глубинной дорожке, куда заезжает не всякий проверяющий. Тут, вдалеке от центральных усадеб, особенно заметны контрасты: рядом с хорошо ухоженными участками «полосатые» посевы — удобрения, видно, вносились кое-как, встречались изредка плеши, значит, были просевы. Поле, оно словно открытая книга. Читай ее, не ленись, она все расскажет о том, кто и как на нем работал.
Друг урожая
В те времена мне довелось побывать в колхозе имени Мичурина, что в Свислочском районе, на самом краю Беловежской Пущи. Вековые, кряжистые дубы, стройные, мохнатые ели подступали к самому полю. Но не только замечательными пейзажами запомнились те места. Они для меня одухотворены стараниями бывшего тамошнего агронома Александра Васильевича Рыжего. Я не застал его, к сожалению, в живых. Но по отзывам колхозников, по его собственным дневниковым записям вырисовывался облик агронома в том высоком понимании слова, когда имеют в виду не только должность, но и призвание.
Рыжего открыл для меня его сверстник и давний друг Федор Григорьевич Левша, живой, энергичный и молодой, хотя он уже тогда разменял восьмой десяток. Персональный пенсионер, член партии с 1919 года, бывший агроном Министерства сельского хозяйства республики.
Беседуя с молодыми специалистами, Федор Григорьевич часто ставил в пример Рыжего, вспоминал о нем с большой теплотой и сердечностью. Помню, как оживился он, когда мы приехали в колхоз имени Мичурина.
— Посмотрите, посмотрите! — вскричал он, едва мы въехали на территорию хозяйства. — Вот какие луга были у Рыжего! Остановись, дружище! — Федор Григорьевич похлопал водителя по плечу и, едва наш «газик» притормозил, первым молодцевато выпрыгнул из машины.
Луг и впрямь замечательный: травы в пояс, густые, дохнет ветерок, и пошла, переливаясь всеми цветами радуги, упругая волна...
А музыка? В причудливой симфонии слились и неумолчное стрекотание кузнечиков, и деловитый пчелиный гул, и басовитое соло шмеля, и легкое, как дыхание ветерка, тахканье бабочек.
— К лугам у Рыжего была особая страсть, — рассказывал Федор Григорьевич, полной грудью вдыхая влажновато-медовый запах разнотравья. — Раньше тут было болото! Бывало, не так ступишь — засосет! Коровы тонули в этой трясине. А сейчас — сами видите! Красотища! Он получал семена из разных концов нашей страны, из-за рубежа, размножал их, подбирал различные травосмеси, экспериментировал. По инициативе агронома в хозяйстве мелиорированы и залужены сотни гектаров заболоченных земель.
Живой, энергичный, бодрый, Федор Григорьевич сновал по лугу, то и дело приседая и восхищенно вглядываясь в соцветия трав.
— Смотрите — лядвенец рогатый! — Левша показывал выдернутый из земли стебелек. — Это еще Рыжий завел! Это был настоящий новатор полей. Не росла в здешних местах морковка. Взялся за дело Рыжий — и плантации моркови увеличились на десятки гектаров, с каждого собирают до 350 центнеров корней. А кто первый опробовал в этих местах аммиачную воду? Опять-таки он, Рыжий! За опытом к нему ехали со всех концов Гродненщины.
Основываясь на собственном опыте, Рыжий считал воду лучшим другом урожая. «Хороши луга там, — подчеркивал он, — где хороша вода, где она плоха — плохи луга, где нет воды — нет и луга».
Сегодня подобные выводы считаются аксиомой. Но ведь относятся эти строки к началу шестидесятых годов, когда широкие работы по мелиорации только-только разворачивались, и сколько наделано ошибок, какой урон нанесен природе, прежде чем эти аксиомы вошли в повседневную практику! Статья Рыжего увидела свет уже после его смерти. Она так и называлась «Друг урожая». Он и сам был подлинным другом урожая, его творцом, созидателем.
Во время той памятной поездки с секретарем обкома, я рассказал ему о Левше и Рыжем и спросил, много ли таких специалистов в области. Ответ меня поразил: «Такого, как Рыжий, ты вряд ли найдешь». Заметив мое удивление, секретарь стал пояснять свой столь категоричный приговор. Нет, конечно, теперешний агроном на голову выше своего предшественника. Тот имел дело с плугом да бороной, не вникал в понятие вроде «внос-вынос питательных веществ». Да, собственно, и вникнуть не мог. Что он мог знать о химическом составе почв, о тепловом и водном режиме каждого участка, не имея соответствующих приборов? До всего, как говорится, доходил природным умом, хозяйской сметливостью, длинным и дорогим путем проб и ошибок. Когда же речь пошла о сборах порядка пятидесяти и более центнеров с гектара, этого оказалось недостаточно… Тут нужна наука.
Но что же мешает современному агроному быть на таком же стрежне? Объяснение Николая Васильевича и на сей раз было оригинальным: «Мы отучили агронома читать в рабочее время», — довольно резко заметил он, очевидно, имея в виду и нас, журналистов, которые в свое время немало способствовали утверждению мысли, что рабочее место специалиста — поле и в рабочее время сидеть в кабинете непозволительно.
Специалист на селе, по мнению Гордикова, читать должен значительно больше, чем в городе. На селе существует своеобразная «пространственная изоляция». Когда агроном общается со своими коллегами? Как правило, на совещаниях, семинарах, а они бывают не так уж часто. На Гродненщине немало делалось для того, чтобы уменьшить влияние «пространственной изоляции». Именно там родилась, а затем распространилась идея защиты обязательств или мероприятий по повышению урожайности. Вошло в систему, например в Кореличском районе, проведение творческого часа специалиста, во время которого обмениваются мнениями, опытом, информацией.
Правда, оговорился как-то Николай Васильевич, тут не все от нас зависит. И заговорил об уровне знаний у механизаторов, специалистов. И им нужна качественная эволюция — эволюция знаний, мастерства, подхода к делу...
МИКУЛОВИЧ, Орехов, Белякова, Деньщиков, Левша, Рыжий, Жданец, Гордиков — я благодарен судьбе за то, что не раз сводила меня с этими замечательными людьми. Это люди разных поколений, характеров, взглядов, но объединяло их одно — высокая ответственность за дело, которое доверила им страна. Нет, не перевелись на селе специалисты. И каким-то особым смыслом высветилась в моей памяти та давняя поездка, те полдня, проведенные с Николаем Васильевичем Гордиковым. Он хорошо понимал: очень многое зависит от специалиста, от его умения по-новаторски мыслить и действовать. Ведь первый и главный родник, откуда черпает колос свои силы, — душа хлебороба. Чем шире ее творческий диапазон, тем глубже родник, тем крупнее, весомее колос.
ВИЗИТКА
Александр Константинович АКУЛИК — кандидат исторических наук, член Союза писателей Беларуси, заслуженный журналист Белорусского союза журналистов. Многие годы Александр Акулик отдал средствам массовой информации — работал в «Гродненской правде», «Сельской газете», «Рэспубліцы», журнале «Коммунист Беларуси».
С 2005 года активно занимается наукой — ученый секретарь Минского НИИ социально-экономических и политических проблем, с 2008-го — ведущий научный сотрудник отдела межгосударственных отношений Института экономики Национальной Академии наук.
Александр Константинович — автор ряда книг и публицистики. Читателю хорошо известны такие работы, как «Колосья и родники», «Спроси себя строго: заметки о партийной работе», «Старшынеў хлеб». Двухтомник очерков и воспоминаний «Капля вечности. Очерки разных лет», тираж которого разошелся до последнего экземпляра, особо дорог автору. После его выхода Александра Акулика приняли в Союз писателей Беларуси. В августе прошлого года вышла в свет книга «Грани становления и поиска». Очерковое произведение о двух известных академиках, земляках — Степане Скоропанове и Владимире Гусакове — об их жизненном пути, становлении, творческих успехах.
Награжден медалью «За трудовую доблесть», двумя Почетными грамотами Верховного Совета БССР. Лауреат премий Союза журналистов СССР и ВДНХ СССР, премии «Золотое перо» Белорусского союза журналистов и др.
4 июня Александру Константиновичу исполняется 75 лет. С чем от всего коллектива «СГ» его искренне и поздравляем!
Александр АКУЛИК
