Людей, которые лыка не вяжут, в вытрезвители привозят каждый день. В могилевском, к примеру, за три месяца этого года побывало более полутора тысяч человек. Большинство из них — деградировавшие личности, которых, кроме дешевого вина, давно ничего не интересует. Однако попадает сюда и пролетариат, и интеллигенция. Одни в это время должны стоять у станка или сеять разумное, доброе, вечное, другие — приступать к работе через несколько часов.Вообще–то специальной статистики — кому из клиентов нужно быть на рабочем месте — в вытрезвителе не ведут. Но до некоторых пор неподвижные тела нередко выдают себя сами. В 6 утра мужик, от которого за километр разит перегаром, пристает к сотрудникам: «Умоляю, отпустите, мне через час в рейс ехать!» Другой глаза продрал, на часы глянул — и за сердце схватился: «Я ж на работу проспал!» Опоздать на работу суждено не ему одному. Раньше 6 утра никого из вытрезвителя не выпускают, а если к этому времени состояние клиента не улучшилось, он туго соображает и едва держится на ногах, могут оставить и до полудня, пока не протрезвеет. Как правило, эти люди потом слезно просят не сообщать их начальству, где они провели ночь. Боятся «потерять место». Иногда очень даже престижное. В вытрезвитель ведь попадают не только бомжи, дворники да сантехники, но и чиновники, инженеры, педагоги, доктора. Заместителя директора известной в Могилеве организации тут знают в лицо — бывал не раз. Привозят и гостей города. Приезжают те в командировку и вместо того, чтобы работать, «отрываются по полной программе». Одна такая компания, пока через Могилев в Минск добралась, успела отдохнуть в нескольких вытрезвителях. Примечательно, что перебравшие интеллигенты и чиновники (в таком состоянии чуть ли не каждый мнит себя большим начальником) прямо с порога обещают завтра же уволить всех здешних работников и закрыть «эту контору». Одни, протрезвев, прячут глаза, другие и наутро действуют по принципу «лучший способ защиты — нападение»: грозят подать в суд за то, что насильно привезли сюда «абсолютно трезвого человека». После того как такому скандалисту показывают его «вчерашнего» (в вытрезвителе установлены видеокамеры), тот в самом деле трезвеет, молча рассчитывается за услуги и спешит откланяться.
— И все же не эти клиенты самые опасные, — уверяют в медвытрезвителе. — Нередко к нам среди ночи поступают в стельку пьяные мужики, которые утром собираются садиться за руль. Конечно, если такой работает, к примеру, в автопарке, после медосмотра сделать ему это просто не позволят. А если он занимается частным извозом или у него собственный грузовик? Госавтоинспекторы не раз привозили водителей, которые падали на землю и засыпали, стоило вытянуть их из машины. Тут ведь и до беды недалеко. Кстати, на некоторых предприятиях (а письма о том, что их человек у нас «отметился», мы рассылаем, несмотря ни на какие уговоры) с такими работниками не церемонятся. Прогулял день по пьянке, угодил в вытрезвитель — депремируют, на общем собрании пропесочат, а то и вовсе попросят подыскать себе другое место.
«Лично ходатайствовали за одного машиниста перед руководством Могилевского отделения Белорусской железной дороги, чтобы не увольняли, — вспоминает заместитель начальника могилевского медвытрезвителя Сергей Загорский. — Хороший мужик, работящий, не пьяница. Не уволили. Хотя и перевели в слесари. Я, вообще, так скажу: чтобы узнать, как на предприятии с трудовой дисциплиной, надо прийти в вытрезвитель. Если работников предприятия нет в наших списках, стало быть, там полный порядок, как, например, на железной дороге. Но есть организации, сотрудников которых мы знаем в профиль, анфас и поименно».
Однако железная дисциплина — не всегда то, что нужно. Порой на ушедшего в запой скорее подействуют не угрозы начальства, а человеческое участие. Начальник могилевского вытрезвителя Александр Савицкий как–то приметил, что в «черном списке» стала часто появляться одна фамилия: «Приличный человек, инженер, ни руководство, ни коллеги о нем слова дурного не сказали, да и к спиртному он раньше не проявлял особого интереса. Психолога у нас в штате нет, вот я и решил сам с ним поговорить — вдруг беда у человека случилась. Оказалось, так и есть. Узнав, что у мужа начались серьезные проблемы со здоровьем, жена подала на развод. Плакаться в жилетку ни родне, ни друзьям он не хотел, вот и стал топить горе в вине. Нашли мы ему хорошего доктора, дело пошло на поправку, больше в рюмку он не заглядывает и на работе у него все в порядке».
Пьющие с горя попадают в вытрезвитель нередко. У каждого — своя история. Из–за проблем в семье подружился с бутылкой бывший военный, затем взял себя в руки, устроился на работу, но после первой получки «развязал» снова. (Кстати, именно после зарплаты и аванса попадает сюда большинство тружеников — и городских, и сельских. Пропив свои кровно заработанные, некоторые с чувством выполненного долга спокойно потом спят в казенном доме, напрочь забыв о работе. — О.К.) «А бывает и так: возвращались люди вечером домой, встретили товарищей, пропустили по стаканчику и... закемарили где–нибудь на остановке. Потом звоним в детский сад, откуда эти горе–родители не забрали ребенка, просим, чтобы оставили малыша на ночь, — рассказывают в вытрезвителе. — И к нам детей доставляют. А куда девать подростка, который упился так, что не помнит ни собственного адреса, ни телефона?! Случается, подбираем на улице и развозим по домам... беременных женщин. Ей рожать скоро, а она водку стаканами хлещет и добавки требует. Смотришь на такую и думаешь: вот яркое подтверждение того, что женский алкоголизм — это отвратительно и страшно».
