Воспитанники детдомов любят своих мам, несмотря ни на что

Когда зазвонит телефон

Не устаю поражаться, до чего же безусловную и безграничную любовь питают детдомовские дети к своим отнюдь не самым образцовым матерям! Не об айфонах, модной одежде или билетах на концерт любимой рок–группы грезят — просто увидеться с мамой. И готовятся к этому событию очень ответственно. Некоторые, например, прячут в укромном месте конфеты и прочие вкусности, чтобы потом угостить ими «самую родную и любимую». А один 12–летний детдомовец, помню, признался, что мечтает стать профессиональным отделочником: «Надо же наконец привести мамину квартиру в порядок!» О чем в это время грезят мамы? Вопрос сложный... Думаю, ответ на него детям порой лучше и не знать. А познакомившись с воспитанником детского дома № 7 «Семь Я» Минска 15–летним Глебом Гриневым (имя изменено. — Прим. автора.), я и вовсе начинаю подозревать: долгожданная встреча может травмировать еще больше, чем разлука.

КОЛЛАЖ МАКСИМА ШНИПА.
Глеб, конечно, не подарок. И непросто складываются его отношения с миром. В одном документе педагоги мальчишку хвалят, мол, «веселый, уравновешенный, общительный», в другом — словно и не про Глеба речь: «За время пребывания в детском доме проявил себя как упрямый, непослушный, обидчивый, озлобленный ребенок». Но кто знает, как бы отзывались о Глебе окружающие, не окажись он в 6 лет в казенных стенах. Впрочем, события почти 10–летней давности паренек едва помнит: «Мы с мамой были дома. Я спал. И вдруг в дверь позвонила милиция, и меня отвезли в приют...» Мама навестила Глеба только один раз, вскоре после отобрания, и больше не появлялась. Единственное приятное воспоминание из далекого «домашнего» детства — это поездки с мамой в деревню к бабушке и деду. Но Глеб даже не помнит их имен. Да и зачем, говорит, вспоминать, если они давно умерли. Что до отца мальчишки, то он записан с маминых слов...

Глеб совсем не стремился мне понравиться. Не скрывал: из–за никудышной успеваемости уже почти похоронил мечту детства стать зубным врачом.

— Я совсем скатился... Сейчас средний балл — чуть выше тройки. Придется идти в какие–нибудь штукатуры или плиточники... И вообще, мне вам хвастаться нечем. Единственное, что меня увлекает, — это футбол. Но не большой, местного поля вполне достаточно. Просто нравится бить по мячу, и все. В это время можно ни о чем сложном не думать...

От каких же мыслей пытается спрятаться мальчишка, чьи проблемы, по большому счету, сегодня решаются почти в автоматическом режиме? Ведь сам признался: о маме привык думать как о чем–то недосягаемом, словно о принцессе из сказки.

— Когда вахтер позвала меня к телефону, сказав, что звонит мама, я не поверил. Пошел, чтобы убедиться, что это чей–то розыгрыш. А потом чуть не умер от счастья. Мама спросила, можно ли ей ко мне прийти...

Это было в апреле. Глеб вспоминает, что в ожидании встречи не мог уснуть, а потом считал часы и минуты. И мама пришла! Говорит, сразу ее узнал, мол, совсем не изменилась — такая же красивая, как и раньше, только на 10 лет старше. Сейчас ей 34. Расстроило парня другое:

— Почему она не пришла ко мне сразу, когда ее выпустили из тюрьмы? Она появилась только через несколько месяцев!

Еще Глеб узнал, что мама сидела в тюрьме два раза — сначала за наркотики, потом за кражу. Спрашивается, почему не объявилась, когда вышла на свободу в первый раз? Теперь мама живет с новым мужчиной у него в квартире, и Глеб уже не раз был у них в гостях:

— Мамин ухажер мне нравится. Рукастый, толковый, пьет только безалкогольное пиво... Но мама до сих пор ни разу не сказала, что я буду жить вместе с ними. А ведь места хватает, в квартире целых две комнаты.

Словом, в какой–то момент Глеб понял: в маминых планах на будущее его нет. И стало больно... Готов ли обсудить проблему с ней самой? Говорит, страшно: а вдруг она обидится и тогда снова исчезнет.

— Понимаете, уж слишком долго я ее ждал, чтобы потерять... Она, наверное, просто разучилась жить нормально. Такое ведь бывает? Но я готов ей помочь. Пусть только скажет, как... Главное, чтобы мы были вместе.

Здравствуй, мама.

Возможно, я когда–нибудь пожалею, что написал это письмо. Хотя, скорее всего, ты его не прочтешь. Потому что снова исчезнешь... Сначала тебя будут долго–долго искать, потом найдут, и я снова буду тебя ждать годами. Не верю, что наши беды закончились. Но я уже привык жить без тебя, мама. Когда вокруг только чужие люди — это давно мое нормальное состояние. Уже не помню, как бывает по–другому. Хотя признаюсь: с тех пор, как ты снова появилась, нет ни одного дня, чтобы я не думал о тебе. Даже не представляешь, как я ждал нашу встречу. Ведь мы не виделись 10 лет! Я ждал и одновременно боялся. И, как я понял, не зря... Я уже не ребенок и понимаю, что прошло слишком много времени... За эти годы в моей жизни случилось много всего, и хорошего, и плохого. Раньше я часто представлял себе, как мы встретимся и будем с тобой все обсуждать целыми часами, а потом мне обязательно станет легче... Кажется, что я жил только ради одного этого дня. Миллионы раз перед сном прокручивал его в своей голове и засыпал счастливым. И вот теперь не могу понять, почему все получилось не так, как я представлял... Ты только не обижайся, мама, но мне показалось, что мы стали немного чужими. Это совсем не значит, что я не хочу видеть тебя. Наоборот, очень хочу, и как можно чаще. Даже готов не расставаться. Но выходит, что не все так получается, как представляется. Мама, мне очень хочется пожить, как все нормальные люди. Наверное, я слишком много хочу... А еще я мечтал, чтобы ты меня обняла и не отпускала долго–долго. Скажи, что я должен для этого сделать? Я ведь очень тебя люблю. Какой бы ты ни была, ты всегда будешь для меня самой лучшей. Я во всем тебе помогу и никогда не брошу. Только позови меня домой, мама. Навсегда. Мне все равно, где мы будем жить. Лишь бы вместе.

Твой сын Глеб.


Комментарий

Педагог–психолог детского дома № 7 Минска Любовь Алексеюк вспоминает, как весь коллектив радовался за Глеба, когда он наконец дождался свою маму:

— У мальчишки словно крылья за спиной выросли, три недели он прямо светился от счастья. Но недавно что–то вдруг изменилось... Глеб говорит, что мама якобы уехала погостить в Москву к друзьям и что он по–прежнему продолжает с ней общаться через соцсети. Но мне почему–то не верится. Дело в том, что Светлана Андреевна давно перестала ходить на работу и официально находится в розыске. Ее долг государству за содержание детей — а их всего четверо, причем от разных отцов — уже перевалил тысячу рублей и, судя по всему, будет стремительно расти. В общем, связаться с ней у нас нет никакой возможности, да и сомневаюсь, что это возымело бы действие — с 19 лет Светлана Андреевна ведет антиобщественный образ жизни, еще до рождения Глеба попала на учет наркозависимых... Не думаю, что в ее системе ценностей, формировавшейся в последние годы преимущественно в местах заключения, что–либо изменилось к лучшему. Беспокоит другое: разочарование от встреч с мамой и ее очередное предательство может окончательно выбить почву из–под ног подростка, который стоит на пороге взрослой, самостоятельной жизни. Сейчас, как никогда, ему важно чувствовать, что он небезразличен этому миру, что для него в нем есть место. А мама, которую невольно он с этим миром отождествляет, пока упрямо доказывает обратное. Да, через пару лет он вернется в квартиру, из которой его увезли совсем еще ребенком. Но велика ли ценность дома, где тебя никто не ждет?

eversman@sb.by
Полная перепечатка текста и фотографий запрещена. Частичное цитирование разрешено при наличии гиперссылки.
Заметили ошибку? Пожалуйста, выделите её и нажмите Ctrl+Enter