Писатель Владимир Степан согласился сделать беспристрастный экскурс в историю вопроса:
— То, что в литературе всегда кто-то за кого-то писал, — обычное явление. За Леонида Ильича Брежнева писали “Малую землю”, “Возрождение” и “Целину”. Так же создавались мемуары других партийных руководителей. Да, наверное, это можно назвать “рабством”. Но такое случалось и во времена Александра Дюма-отца, и не в Советском Союзе это началось. Мне это напоминает пример из живописи. У Рубенса была мастерская. Он рисовал эскиз, ученики художника его увеличивали, потом расписывали, а Рубенс чуть-чуть проходился по картине и ставил свою подпись. Но все равно считается, что это картины Рубенса. Бригадный подряд существовал в искусстве давным-давно. Кто построил собор Василия Блаженного? Мы знаем только про Постника и Барму, а на самом деле его строили тысячи людей. Точно так же и в литературе. Кстати, за нашими советскими белорусскими писателями такой славы не водилось, они достаточно хорошо сами писали.
Когда в 1990-е возник книжный рынок, изменились правила игры: книги должны были появляться быстро. Чтобы автор был конкурентоспособным, чтобы его можно было раскрутить, нужно было выдавать не менее двух его книг в месяц. Естественно, один человек не в состоянии написать книгу за месяц, или он ее напишет и умрет. Это будет его первая и последняя книга. Но втроем и вчетвером написать ее можно, тем более осуществить большой книжный проект. Кто-то пишет первую часть, кто-то вторую и так далее.
По словам Степана, белорусские авторы активно участвовали в подобных издательских проектах. В частности, внесли свою лепту в такой книжный проект, как “Андрей Воронин”:
— Все думают, что Воронин — реальный человек. На самом деле на этом проекте работало 40—50 человек. Первые 5—6 книг я написал вместе с писателем Максимом Климковичем. Работали мы в Минске, никуда ехать не надо было. Это были детективы. Они издавались в Москве в издательстве “АСТ”, печатались в Минске, Смоленске, Твери. Тиражи доходили до миллиона, до полутора миллионов. Огромные тиражи! Это были большие деньги. Там, где большие деньги, сразу находятся люди, которые хотят их заработать. Сейчас точно не скажу, но существует около 150 книг, выпущенных под именем “Андрей Воронин”. Вы можете себе представить, чтобы один человек за свою жизнь написал 150 книг? Эти детективы — “Слепой”, “Комбат”, “Му-му”, “Инструктор” — очень популярны до сих пор.
— Велика ли была среди пятидесяти авторов, работавших на проекте, конкуренция?
— А какая может быть конкуренция?
— Кто-то мог получать заказ чаще...
— Тот, кто писал лучше и быстрее, получал больше заказов. Труд, конечно, оценивался. Это было видно по книге: если она интересная, если хорошо продавалась, этому же автору или авторам заказывался и следующий роман. Точно так же в свое время писались различные продолжения “Гарри Поттера” и “Унесенных ветром”. Самое интересное в этом процессе — технология, как это все делалось. Компьютеры тогда только-только появились, интернет был очень медленный и настолько беспомощный, что порождал больше проблем. Мы придумали, как ускорить процесс и как писать быстро: начали наговаривать роман на диктофон. Садились с Максимом Климковичем за стол и наговаривали фразу за фразой. Тут же отдавали эту кассету специально обученному человеку, который занимался расшифровкой и набором. Он переводил нашу речь в текст. А мы в это время уже наговаривали вторую, третью, четвертую. Десять кассет — и роман готов. Потом только поверху читали текст, что-то правили, редактировали, отдавали текст издателю. У издателя тоже был свой редактор и корректор, которые тоже его читали. Качество никого не волновало. Главной в такой “литературе” была скорость.
— Владимир, а когда вы видели эти книги на витринах книжных магазинов или в электричках, вам не хотелось крикнуть: “Это написал я!”?
— (Смеется). Я видел эти книги везде. Садишься в такси — таксист читает эту книгу, садишься в поезд — полвагона читает Андрея Воронина... Заходишь в вагон метро — та же картина. Более того, мои знакомые у меня тогда спрашивали, читал ли я новый роман Воронина. “Почитай! Классная книга”, — советовали они мне.
— Вы все держали это в секрете даже от знакомых?
— Естественно.
— И подписывали какие-то бумаги о неразглашении?
— Нет, никто подобных бумаг не подписывал, но зачем было что-то разглашать? Мы молчим и пишем, и нам за это платят — такая была установка. Все, что мы написали, принадлежало издателю. Когда выпускали дополнительный тираж, хороший издатель платил еще, плохой не платил. Меня как-то спасало в этой ситуации то, что я относился к такой деятельности как художник. Воспринимал заказ как будущую картину, у которой есть определенные требования. Нам говорят, какого она должна быть размера и что на ней должно быть изображено. У тех, кто относился к этой работе чересчур серьезно, ничего хорошего не получалось, да и, вообще, могла поехать крыша. И больше они потом ничего не написали. Я же благодаря этому отношению абсолютно спокойно вырулил на самостоятельную литературную ниву.
— Большинство не выруливали? Можно сказать, что работа в такой артели для кого-то была “звездным часом” в литературе?
— Может быть и так. Свое они писать не начали, или это было так беспомощно и вторично, что не стало востребованным. Но для некоторых это стало хорошей литературной школой.
По мнению Степана, подобный труд давал возможность белорусским писателям в смутные времена заработать приличные деньги. На сегодняшний день из известных наших мастеров слова десятка полтора, а может быть, и два, работало в этих проектах. Не все хотят, чтобы об этом сегодня вспоминали.
— Увы, это попало на мой возраст, когда я был в хорошей форме, мог работать долго и довольно качественно, — не скрывает утраченных иллюзий Владимир Александрович. — И меня гложет обида, что можно было использовать то время лучше. И вместо того чтобы двигать вперед белорусскую литературу, мы занимались этой лабудой. Если проанализировать — именно эта массовая литература и сегодня правит бал, превратившись в фильмы. Но, с другой стороны, я бы не купил квартиру, не попутешествовал по миру с семьей. Тут масса плюсов и минусов, и чего больше — я не знаю. Каких-то авторов даже показывают по телевизору как реальных людей. Они участвуют в ток-шоу, выступают как эксперты... Но я уверен, что многие из них только первые романы писали сами, а потом нанимался офис “рабов”, издательство составляло план: так, написали роман про измену мужа, значит, следующий должен быть про измену жены.
— Сегодня это явление, на ваш взгляд, присутствует в меньшем объеме?
— В меньшем, потому что тиражи стали очень маленькими. Сегодня ни в Беларуси, ни в России нет книг, которые издавались бы тиражом в полтора миллиона. Очень крутым считается тираж в десять тысяч.
Популярному литератору, радиоведущей, блогеру Тамаре Лисицкой тоже есть, что рассказать:
— Я получила предложение писать в группе авторов, когда жила в Москве. Был разгар финансового кризиса, офисы закрывались. Конечно, я согласилась. Писалось легко — голодным всегда легко пишется. Около года я прожила на “плантациях”. Все закончилось, когда я написала книгу целиком. Сама. Полностью. Но фамилия на обложке стояла не моя. В этот момент во мне переключились настройки, и я решила, что пора бы от суррогатного авторства перейти к самой себе. Да и обстоятельства сложились удачно — я вернулась в Минск, чтобы родить сына, плюс в Минске же начала плотно работать на радио. Так что вопрос мотиваций и заработка как-то решился. Когда сынульке исполнилось года два, пошла искать минское издательство... Ну а дальше началась уже моя персональная литературная история — медленная, задумчивая. Пишу-то сама, в свободное от радио и хозяйства время.
...Сегодня Тамара вспоминает то московское приключение с большим удовольствием. Как приходила в офис одной из телекомпаний, в которой числилась режиссером, садилась там за компьютер, потому что своего еще не было. До вечера, под музыку в наушниках, под “Роллтон” и очень вкусный кофе из соседней арабской кофейни писала.
— Был во всем какой-то невероятный азарт, мне казалось, что я делаю что-то страшно важное. Звучит унизительно — “литературный раб”, но, по сути, является обычной литературной работой. Мне предложили заняться тем, “на что училась”, что умела. Собственно, и вышли на меня продюсеры потому, что видели какие-то мои тексты. Искали тех, кто хорошо и надежно пишет. Другой вопрос — на каких условиях. Капризных на такую работу не брали. Платили, в общем, по расценкам очень скромной газеты. Как за стандартный материал с фиксированным количеством знаков. Собственно, заработком это нельзя считать, но какой-то литературной школой — да. Нужно было быстро встроиться в сюжет, почувствовать героя, перенять слог. Это было интересно.
— Тамара, многие ли “скрытые таланты” мечтают о собственной литературной карьере?
— Очевидно, вопрос упирается не только в маленькие деньги, но и в амбиции. В какой-то момент безымянному автору хочется обрести лицо. Я знаю людей, которые в студенчестве писали в таких группах, а потом выросли и перешли к собственной прозе. Знаю тех, кто уже с седой бородой, но продолжает писать “на дядю” и, в принципе, не ищет большего. Знаю и тех, кто совмещает обе формы жизни — пишет и под своей фамилией, и в командах. Это нормальные ветви развития. Более того, все начинающие специалисты проходят где-то стажировку, с чего-то начинают. Писать “коллективные книги” для литератора — вполне нормальный старт. Все происходит в боевых условиях, по графику, — это мобилизует, закаляет музу, тренирует руку. Конечно, всегда остается моральный аспект: писать ли, если сюжет плохой, книга вредная, герои неприятные? Я отказывалась от таких историй. Но не от всех. Например, гламурные дамские романы я писала, хотя где я, а где гламур? Писала мистические триллеры с динамичными убийствами — хотя опять же... А вот что-то там садистское или продакт-плейсмент какого-то чудо-препарата... Это — нет.
Еще надо помнить, что к литературным гастарбайтерам относятся не с самым большим уважением и легко меняют их на более покладистых авторов.
Литературный критик Павел Абрамович вспоминает, как один его приятель уже в наши дни решил устроиться на работу в минское издательство. В качестве тестового задания ему предложили разработать концепцию книги про устный счет для малышей. Он сделал работу энергично и талантливо. Спустя некоторое время издательство ответило вежливым отказом, причем по телефону, мотивируя это тем, что это не то, что нужно, в штат претендента принять не могут. Но каково же было удивление бедолаги, когда спустя полтора года он увидел в книжном магазине “свою” книжку, но только слегка видоизмененную. Оставалось лишь развести руками.
— У нас по-прежнему есть литературные рабы, — считает Абрамович. — Только они не похожи на рабов из 1990-х. В те времена людей запирали в квартирах, где был обрезан телефонный кабель, чтобы они занимались одним лишь литературным трудом. Например, всю неделю с утра до ночи смотрели по видеоплееру зарубежные фильмы и писали на их основе “кинороманы”. В воскресенье к ним приезжал куратор. Он забирал рукописный или набранный на машинке текст, оставляя представителям изящной словесности еду и новые видеокассеты, а потом опять закрывал на ключ входную дверь. Это происходило в Минске в те жуткие времена, когда с криминалом были связаны и книжные издательства, когда бизнес жил преимущественно “грязными” схемами. Сегодня литературные рабы не содержатся в жутких условиях. И не отрабатывают под замком свои денежные долги, непогашенные кредиты. Но суть не изменилась: по-прежнему есть белорусы, которые имеют литературные способности и почти задаром работают на издательства, главным образом иностранные.
По мнению Абрамовича, мотивация у всех разная, но главное — все-таки тщеславие и обещание издательства издать книгу в дальнейшем под собственным именем.
МНЕНИЯ
ЗА
— Я относился к этому явлению негативно ровно до того момента, пока товарищ, занятый в таком труде, не сказал, что такой опыт помогает ему с дисциплиной и созданием композиции в произведении, — рассказывает Диченко. — Сложно назвать это рабством — в двадцать первом веке оно может быть только добровольным, тем более что такой труд оплачивается. Другой вопрос — размер этой оплаты. За созданную компьютерную игру или посредственный сериал заплатят явно больше.
ПРОТИВ
— Я сталкивался с литературным рабством, — вспоминает Андрей. — После нескольких первых написанных, но нереализованных сценариев, я искал входы в индустрию и некоторое время был “рабом на сериальных галерах”. Но оказалось, что “литературное рабство” — это совсем не вход. Я бы не советовал сценаристам-новичкам такую практику. Только если совсем уж не на чем набить руку. Потому что начинающий сценарист “с галеры”, как было в моем случае, изолирован. Он не контактирует с продюсерами и не знает, сколько на самом деле стоит его труд, получая от человека, чья фамилия будет в титрах, смешные деньги.
Такая изоляция сводит развитие сценариста и его карьерное движение к нулю. В современном кинобизнесе литературное рабство до сих пор существует, в таких гастарбайтерах заинтересованы сценаристы, которые берут множество заказов, чаще всего сериалов, и, будучи не в состоянии с ними справиться, нанимают за символическую часть гонорара других людей.
БРЕНД ИЛИ ЛИЧНОСТЬ?
СЦЕНАРИЙ РАССМОТРЕЛИ В СУДЕ
• Кинорежиссер Андрей Кончаловский, недавно приезжавший в Минск с творческой встречей, вспоминал в интервью “Российской газете”: “Я бывал в Италии много раз, в качестве “литературного негра” писал сценарий о Достоевском для Карло Понти, причем этот сценарий у меня украли и сделали жуткий фильм “Демоны Санкт-Петербурга” Джулиано Монтальдо. В его основе переделанный мой сценарий, я с ними судился — им пришлось мне заплатить. Почему в качестве “негра”? Я же не имел права в 1972 году работать для заграницы. Я просто написал сценарий “Преступление литератора Достоевского”, и один итальянец поставил под ним свою фамилию и продал сценарий, а картина вышла уже в 2008 году”.
• Балерина Анастасия Волочкова в Instagram представляла своего литературного редактора Ладу Акимову — писательницу и журналистку, специализирующуюся на театральной тематике. Настя заявила, что будет писать книгу, пока недоброжелатели тратят время на написание “гнусных комментов”.
• Австралийский писатель Ричард Флэнаган, обладатель Букеровской премии за роман “Узкая дорога на дальний север”, в своем новом романе “Первое лицо” живописует деятельность начинающего автора Кифа, который соглашается написать автобиографию бизнесмена, подозреваемого в крупном мошенничестве. Мемуары для бизнесмена — изобретательный способ отвергнуть все обвинения.
• Писательницу Дарью Донцову обвиняют и в том, что сама она ничего не пишет и за нее работают другие авторы. Недавно она заявила: “Как вы представляете эту “бригаду писателей”, которая вот уже 21 год подряд выдает по роману в месяц и молчит? Посмотрите на меня. Двадцать лет назад мне было 46 лет, я ходила с химическим портом, который три года в меня впрыскивал лекарства. Соответственно, я, такая доходяга, пришла в издательство. Ну какой смысл на меня ставку делать? Доходяга сегодня или завтра умрет. Надо было найти девушку с пятым бюстом, которую и представляли бы на телевидение, а не меня: весом 45 килограммов, 162 сантиметра ростом, глазки в кучу к острому носу. Как-то нелогично это”.
pepel@sb.by
