Где грань между сепаратизмом и независимостью

Когда идут на развод

Где грань между правом наций на самоопределение и стремлением государств сохранить свою территориальную целостность?

ХХ век стал для современной политической карты мира во многом определяющим. Распалось множество империй: Австро-Венгерская, Британская, Германская, Итальянская, Османская, Португальская, Российская, Французская. Произошло разделение Норвегии и Швеции, Исландии и Дании, Чехословакии. Стали независимыми республики бывших СССР и Югославии. Только за последнюю четверть века мир пополнился 34 независимыми странами, в том числе нашим суверенным государством. Однако XXI век заставил аналитиков заговорить о сепаратизме. Референдумы в Испании и Италии, противостояние на юго-востоке Украины выносят на повестку дня новый вопрос: где грань между правом наций на самоопределение и стремлением государств сохранить свою территориальную целостность? Об этом наш разговор с профессором-консультантом Академии управления при Президенте, доктором технических наук Александром Ивановским.


— Александр Владимирович, как показывают тенденции последних месяцев и даже недель, стремление к независимости и отделению от единого центра уже диктуется не столько этническими или идеологическими соображениями, сколько экономикой. Богатые регионы, как Каталония в Испании, не хотят оставаться донорами своих не столь успешных соседей. Можно ли говорить о новом тренде в геополитике?

— Такими устремлениями, в самом деле, движет в первую очередь не альтруизм, а эгоизм. Стремление получить преимущества от своего отделения. Но в том-то и дело, нет никаких гарантий, что та же Каталония в случае гипотетического отделения от Испании будет развиваться столь же интенсивно и успешно, как сегодня. Ведь остальные, даже более “бедные”, страны и регионы также несут определенные, пусть и не столь заметные на первый взгляд функции. Они обеспечивают безопасность, решают ряд других задач. Системные связи таковы, что ни одна страна и ни один регион не могут существовать автономно. Мне кажется, проблема сепаратизма обусловлена в какой-то степени еще и тем, что сытому, спокойному обществу в определенный момент надоедает это спокойствие. И некоторого внешнего воздействия (в Испании это были теракты) становится достаточно, чтобы появились группы людей, пытающихся выделиться из состава страны.

— И какой в таком случае должна быть мировая реакция?

— Существуют общие практики, используемые при управлении конфликтами. Суть их в том, что при возникновении конфликта разумно не вмешиваться в него, а наоборот, стараться уменьшить число его участников. Потому что чем больше участников задействовано в конфликте, тем сложнее управлять его разрешением. Другие страны в таких случаях ведут себя весьма осторожно еще и потому, что до конца нет ясности, чем завершится тот или иной конфликт.

А риски при этом огромные.

— Однако для той же ООН рост числа государств только на руку. Хотя, с другой стороны, сепаратизм порождает новые очаги нестабильности на планете.

— В теории международных отношений есть фундаментальное правило: увеличение числа их участников резко усложняет международную обстановку. У каждого из них возникают свои интересы, образуются группировки по этим интересам... Если мы взглянем на историческую динамику, то заметим: периодически идут то объединения стран, то их разъединения. Но нынешние сепаратистские проявления, как мне кажется, носят в большей степени субъективный характер.

— Как в этом плане позиционировать себя молодым независимым государствам? Ведь наша страна в свое время также была частью другого огромного государства — и возникла в результате его распада.

— В нашей стране становление независимости шло иначе. У нас 85 процентов населения голосовало за то, чтобы остаться в составе Советского Союза. Однако СССР распался, в первую очередь усилиями его тогдашних лидеров, хотя были и объективные предпосылки. Наше государство возникло не в результате борьбы или демонстраций. Независимость, как отмечал наш Президент, к нам пришла сама.

И мы, кстати, к ней совершенно не были тогда готовы. Достаточно взглянуть на экономические тренды: с 1989 по 1994 год уровень ВВП стремительно пикировал.

А с 1994-го и до кризисного 2008 года уверенно прирастал. Параллельно мы создавали все атрибуты независимого государства, начиная с государственных институтов и заканчивая формированием гражданского самосознания и мировоззрения.

— Выходит, налицо исторический парадокс? Другие нации годами и десятилетиями добиваются независимости, и в итоге либо их усилия оказываются напрасными, либо они не в состоянии распорядиться своим суверенитетом. Мы же получили независимость, даже не стремясь к тому, и тем не менее смогли выстроить сильное, стабильное и устойчиво развивающееся государство.

— По данным ООН, среднее время строительства новых государств — примерно 40 лет. Мы смогли пройти этот путь куда быстрее. Связано это было с тем, что в истории становления нашей страны отсутствовал военный, конфронтационный период. И создалась такая историческая ситуация, когда другие государства были заняты решением своих проблем, а мы смогли воспользоваться этим периодом. Способствовал тому довольно высокий образовательный уровень людей и технологический — республики. И способность выдвинуть лидеров из своей среды, причем демократическим путем.

— Сегодня неспокойно на Востоке. Еще недавно целостные и управляемые государства стоят на грани дробления. Курды хотят отделиться от Ирака. Ливия, по сути, управляется из нескольких центров. Постсоветское пространство тоже кое-где напоминает дремлющий вулкан. К сожалению, к традиционным горячим точкам прибавилась часть Украины. Чем, с вашей точки зрения, разрешатся сегодняшние конфликты?

— Горизонт таких прогнозов существенно зависит от скорости происходящих изменений. Что касается конфликта в Донбассе — полагаю, найдутся силы, которые переведут его в русло переговорного процесса. То же касается и карабахского конфликта, и конфликта в Абхазии. Мгновенно, неким волевым решением, их не погасить. Однако уход от военной фазы и снижение остроты агрессивной риторики необходимы. В целом же такие конфликты могут тянуться столетие и больше.

В Европе же общие тенденции сепаратизма связаны с неполной удовлетворенностью политикой ЕС. Во-первых, многим очень не нравится то количество мигрантов, которое появилось на территории их стран. И возникший следом ценностный раскол. Во-вторых, мировая экономика в целом просела, а с ней и благосостояние многих граждан ЕС. Естественно, это также вызывает недовольство. Часть политиков направляет это недовольство на местные власти, часть — непосредственно на ЕС. Таким образом, Евросоюз постепенно структурируется на отдельные части. Есть и разработанный в США сценарий, предполагающий деление Европы на 4 блока. Понятно, что в такой ситуации всегда найдутся те, кто не прочь нагреть руки на подобных тенденциях.

— Но как удается избежать подобного нашей стране, являющейся не просто частью Европы, а ее географическим центром и геополитическим перекрестком?

— Мы не настолько богаты, чтобы позволить себе внутренние конфликты и думать не о развитии страны, а об интересах отдельных групп. Кроме того, обратите внимание, насколько осторожны, взвешенны и сдержанны заявления нашего МИД. Мы сознательно не принимаем ни одну из сторон в возникающих на планете конфликтах. Зато весьма заинтересованы, как не раз говорил наш Президент, в крепкой и сильной Европе. Хотя бы потому, что договориться с одним участником — Евросоюзом — проще, чем с двадцатью восемью входящими в него странами.

osipov@sb.by
Полная перепечатка текста и фотографий запрещена. Частичное цитирование разрешено при наличии гиперссылки.
Заметили ошибку? Пожалуйста, выделите её и нажмите Ctrl+Enter