Духовные ценности порой не менее важны, Чем экономика и безопасность В этом году наша страна отмечает юбилей — 25 лет независимости. Предтечей этого события стало принятие Верховным Советом БССР, 27 июля 1990 года, Декларации о государственном суверенитете, а в августе 1991 года этот документ получил статус конституционного закона. Тогда еще никто не предполагал, что менее чем через четыре месяца с карты мира исчезнет Советский Союз и Беларусь отправится в самостоятельное плавание. Что сыграло определяющую роль в этом процессе — объективные или субъективные факторы? На чем был основан выбор белорусской модели развития в 1990-е годы и от чего сегодня зависит наш суверенитет? Об этом рассуждают директор информационно-просветительского учреждения “Актуальная концепция”, политолог Александр Шпаковский, философ, главный редактор портала IMHOclub.by Алексей Дзермант и эксперт “Либерального клуба” Вадим Можейко.
“НГ”: На протяжении столетий Беларусь входила в состав разных государственных образований: ВКЛ, Речи Посполитой, Российской империи, СССР. Но лишь в 1991 году мы стали независимы. Что это в большей степени — случайность или закономерность?
Александр Шпаковский:
Это результат определенных исторических процессов. Государственность на нашей земле появилась еще в X веке в виде Полоцкого княжества, а позднее Туровского. Затем эта государственная традиция была продолжена в Великом Княжестве Литовском, основу которого составляли белорусские земли, и в Речи Посполитой, которая на самом деле была не польским государством, а все-таки общим делом двух народов — союзом “короны” и “княжества”. Поэтому независимость Беларуси — это результат длинного исторического пути нашего народа. Если обратиться к новейшей истории, то стоит добавить, что суверенная Беларусь стала правопреемником БССР, прекратившей свое существование с распадом Советского Союза. Алексей Дзермант:
И ВКЛ, и Речь Посполитая — это исторические этапы становления государственности на наших землях. Дело в том, что нация — это современное явление. А ВКЛ было очень пестрой донациональной формой, ему была присуща раздробленность, даже народ наш называли по-разному: “русины”, “тутэйшыя”, “полешуки”, “литвины”. С одной стороны, предпосылки создания современной белорусской нации возникли лишь в конце XIX века, когда в силу разных влияний, прежде всего российской этнографии, белорусов стали описывать как самобытную часть русского общества. С другой — это влияние польских этнографов, которые видели корни белорусов исключительно в Речи Посполитой и ВКЛ. Что касается обретения независимости, то этот процесс называют случайным потому, что распад СССР никто из крупных экспертов тогда не предсказывал. События разворачивались стремительно. Но они могли развиваться и по другому сценарию, и тогда результат был бы иным. Не будем забывать, что на референдуме в марте 1991 года подавляющее большинство граждан проголосовало за сохранение СССР. Закономерность же состояла в том, что после распада Союза у Беларуси иного пути, кроме как выстраивать новую государственность на основе БССР, не было.
Вадим Можейко:
С одной стороны, распад СССР был совершенно исторической закономерностью. С другой — мы не видели в Беларуси такой борьбы за независимость, как, например, в странах Балтии. И это, конечно, наложило свой отпечаток на последующую историю, потому что то, что легко достается, меньше ценится, чем то, что досталось в тяжелой борьбе. Да, нам удалось в отличие от других постсоветских республик избежать межнациональных конфликтов, территориальных споров, гражданских войн. Но такой терпимости, умения понимать людей с другой верой, культурой нам сегодня, мне кажется, очень не хватает в политике, экономике, где также надо учиться воспринимать разные взгляды. Очень важно уметь балансировать и находить здоровое равновесие интересов. В этом смысле для нас сегодня важно поддерживать хорошие отношения со всеми соседями, использовать передовой опыт в экономических реформах.
“НГ”: Но была ли альтернатива той модели развития, которую выбрала наша страна?
А. Д.: Этот выбор проистекал из самой структуры нашей экономики. Шаг в Евросоюз означал бы уничтожение крупного промышленного производства, которое до сих пор является фундаментом, на котором можно строить наше будущее. Ведь в Центральной и Восточной Европе только считанные страны, которые первыми встали в очередь в Евросоюз, например, Чехия, Польша или Эстония, смогли выторговать для себя уступки и преференции. Но это, скорее, исключение. Правило же — это история Болгарии, Румынии, Литвы, которые были вынуждены полностью и безоговорочно принять условия Брюсселя.
Наше главное достижение в том, что мы не поддались искушению ломать все и вся и пойти по крайне болезненному для народа пути шоковой терапии. А ведь многие уже тогда потирали руки в надежде крупно поживиться за счет собственности, созданной трудом всего народа. Беларусь выбрала путь эволюционных преобразований, и он себя оправдал. Это помогло удержать страну от развала и анархии, от разбоя, беззакония и олигархического беспредела.
А. Ш.: Суверенной Беларуси в наследство от СССР достался огромный производственный комплекс.
Он гораздо шире наших потребностей, поэтому на первых порах крайне важно было сохранить кадры, научный потенциал, поддерживать предприятия, не позволить людям погрузиться в нищету, люмпенизироваться. Затем следовало укрепить имеющуюся базу, максимально восстановить промышленную кооперацию на постсоветском пространстве. Эти задачи в значительной степени решены. Сейчас надо думать о том, каким станет будущее экономики. На мой взгляд, не стоит отбрасывать опыт социальной белорусской модели. Некоторые экономисты в погоне за рыночными показателями, либеральными ценностями готовы забыть о малоимущих гражданах, пенсионерах, людях, которые строили страну. Можно сэкономить на других вещах, но людей, нуждающихся в социальной поддержке, обижать нельзя.
В. М.: Успешность того или иного пути познается в сравнении. Стоит посмотреть на экономику и уровень жизни Беларуси или Украины, которые долгое время оставались в советском виде, и, например, на состояние дел в Литве, Эстонии, сделавших европейский выбор. Что же касается социальной сферы, то сегодня мы видим, что повышение пенсионного возраста, рост тарифов на ЖКХ и так далее становятся неизбежными и в Беларуси. От этого государству никуда не деться. Вот только рыночных преобразований, которые могли бы обеспечить будущий рост, перед этим так и не произошло.
“НГ”: От чего зависит наш суверенитет сегодня? Реально ли вообще говорить о сохранении независимости в то время, когда в мире набирают силу процессы глобализации? Не размывают ли они принцип суверенитета?
А. Ш.: Система международных отношений суверенных государств сложилась еще со времен Вестфальского мира в 1648 году. Ее основные принципы: приоритет национального интереса, принцип суверенитета, баланса сил и международного права. К сожалению, Вестфальская система, как и более поздняя Версальская, в той или иной мере утопичны, поскольку отражали стремление человечества к справедливости, независимости, невмешательству во внутриполитические дела. Однако реальность более сурова. Конкуренция, борьба за ресурсы, рынки сбыта, геополитическое влияние никуда не исчезли, а только нарастают. Ни вестфальские договоренности, ни сегодняшняя ООН не в состоянии до конца решить проблемы, стоящие перед международным сообществом.
Сегодня суверенитет понимается несколько иначе. А именно как степень участия, влияния того или иного государства в наднациональных интеграционных образованиях, уровень его технологического, экономического и военного потенциала.
Еще Наполеон предупреждал: кто не желает кормить своих солдат, будет кормить чужих. Поэтому независимость страны основывается в том числе на способности отстоять свои границы и свои интересы. Для этого нужна современная, сильная, мобильная армия как фактор сдерживания. И, конечно, эффективная экономика, научно-технический потенциал. Если сумеем включить свою индустрию в мировые производственные цепочки, в том числе через интеграцию с ЕАЭС и ЕС, значит, будем суверенными.
А. Д.: Суверенитет — это не икона, на которую надо молиться. Это, скорее, инструмент, позволяющий самостоятельно определять свою политику, экономическую стратегию, выбирать союзников и так далее. Кроме того, нам необходимо иметь некое свое послание городу и миру, свой особенный цивилизационный национальный код. Тем самым мы демонстрируем всем, что нам бесполезно что-то навязывать, диктовать, потому что у нас есть свои ценности, своя история и свои смыслы.
Здесь большая роль принадлежит философии, тем людям, которые в состоянии разработать и предложить обществу этот цивилизационный код нации, систематизировать и обосновать ценностные ориентиры. Если ограничиваться одной экономикой, не уделять внимание развитию национальной школы философии, государство рискует просто исчезнуть, уступив место, например, транснациональной корпорации, для которой важна только прибыль.
В. М.: На мой взгляд, духовные ценности, национальная культура, так называемая мягкая сила порой действительно важнее экономических или военных преимуществ. Опыт многих стран показывает, что попытки использовать грубую силу в конечном счете не приводят к хорошим результатам. Можно кого-то завоевать, но если люди будут иметь прочный духовный стержень, сильную веру в свое наследие, понимать, насколько для них важны свобода, своя история, эти завоевания никогда не будут прочными. В этом смысле политика мягкой белорусизации, которая сегодня проводится, очень правильная по своей сути и позволяет нам не запутаться в глобальных сетях, не потерять себя.
Геополитическая ломка сложившейся картины мира, военные конфликты в Украине, на Ближнем Востоке — все это ярко иллюстрирует то, насколько важно заботиться не только об армии, экономике, но и о культуре. Это важнейший элемент национальной идентичности, позволяющий сохранить независимость государства.
konon@sb.by
