Писатель Борхес насчитал в свое время четыре основных литературных сюжета. Англичанин Кристофер Букер — семь. Французский драматург Жорж Польти — тридцать шесть. Опровергнуть или поддержать можно любую из этих версий. Но одно неоспоримо: ограниченность художественных сюжетов в наши дни очевидна. Человечество исчерпывает свой интеллектуальный ресурс так же, как по прогнозам неисправимых пессимистов–футурологов будут исчерпаны залежи нефти, газа и воды.
Видимо, кризисом идей можно объяснить и то, что сегодня в театре происходит бесконечное интерпретирование, переписывание, переиначивание классики — от русских народных сказок и древнегреческих трагедий до Шекспира и Чехова. Действительно, когда нет собственных слов, остается одно — припасть к чужому источнику, сослаться на цитату, приклеить новую пышную бороду старому бронзовому бюсту.
Любимый многими драматург Григорий Горин переделывал известные сюжеты про Тиля Уленшпигеля, барона Мюнхгаузена, Ромео и Джульетту, писателя Джонатана Свифта, приближая их в своей остроумной интерпретации к современности. От первоисточника оставался разве что главный герой, его кредо и жизненная философия. Остальное было доведено до сатирического концентрата о дне сегодняшнем. Горин — это редкий случай, когда переделка выглядела самодостаточной и общеизвестный канон использовался как повод для разоблачения существующих пороков.
Сегодня с хрестоматийными авторами поступают крайне некорректно: если уж кто и переосмысливает классику, то совершенно по–разбойничьи, нахрапом, а бывает, идут еще дальше — и известных героев себе попросту присваивают. Ладно еще если впишут в программке уточнение «по мотивам...». Но чаще не происходит даже этого.
Обратив внимание на афишу одного из театров, можно с удивлением обнаружить, что у некоторых русских народных сказок появились новые авторы. Сменился сочинитель и «Кота в сапогах», а старика Шарля Перро, видимо, отправили в литературный утиль.
Традиция перемены авторства — древняя. Еще баснописец Сергей Михалков предложил свою версию сказки «Три поросенка» по английскому источнику. А в наши дни сработал эффект бумеранга: так, на афише одного из минских театров автором «Трех поросят» объявлен уже третий писатель–современник. Изменились в новой серии и имена действующих персонажей: румяные сорванцы Ниф–Ниф, Нуф–Нуф и Наф–Наф снова превратились в англичан — Джима, Джона и Джека.
Как тут не вспомнить Олега Табакова, который для авторских отчислений за пьесу «Белоснежка и семь гномов», написанную совместно с Львом Устиновым, завел в советские времена отдельную сберегательную книжку. О чем не без гордости сейчас вспоминает. Много ли принципиальных отличий было между пьесой Табакова–Устинова и первоисточником — сказкой братьев Гримм? Об этом театральная история скромно умалчивает. По крайней мере, количество гномов осталось прежним.
Складывается впечатление, что именно детская классика сегодня наименее защищена. (По крайней мере, если кто–то и берется переписывать сегодня Софокла, то не пытается приписать его трагедии себе.) А с книжной полки сказок народов мира любой начинающий автор может взять понравившийся ему сюжет, поменять имена героев, ввести несколько новых действующих лиц и объявить это оригинальным литературным продуктом.
Но почему же находятся чудаки, которые вопреки сложившейся моде все еще силятся создать что–то свое? Они не одевают Кота вместо сапог в кеды. Не делают в сотый раз жаркое из «Трех поросят». Не заставляют Красную Шапочку осваивать молодежный сленг и интернет. Они создают свой мир, не выпрашивая вдохновения у великих. И в таких авторов я верю. Идут же в столичной афише спектакли «Брык и Шуся ищут лето», «Приключения маленькой ведьмы», «История двух собак», «Домовички». Видимо, потому что кто–то еще не разучился слышать жизнь и выглядывать из окна своей творческой кельи. Тот, кто не станет дописывать братьев Гримм или редактировать Андерсена. В конце концов, не так уж важно, сколько сюжетов отыскали Борхес, Букер и Жорж Польти, никто не станет возражать, если вы подарите миру еще один.
