Белорусский мюзикл по–прежнему в большом долгу у зрителяИной раз нет–нет да и подумаешь, зачем все–таки в том или ином театре берутся ставить классику? Идет ли дело дальше пресловутого тезиса о том, что классика, мол, всегда актуальна? Или — какая конкретная польза от спектакля самому театру: зажег новую актерскую звезду, открыл режиссерское имя? А может быть, сам спектакль как единое целое, где невозможно отделить одно от другого, стал поворотной точкой в истории коллектива? Как это случилось когда–то с «Женитьбой Фигаро» в Театре сатиры Валентина Плучека, когда классику прочли остро и по–современному, а спектакль и по сей день зачаровывает нас своей витальной энергетикой и потрясающим духом команды.
Когда же все эти праздные вопросы получают отрицательный ответ, а перед белорусским зрителем появляется очередная добросовестная инсценировка классического текста, невольно разведешь руками: «Ну почему наш театр, как страус, все время пытается укрыться от реальности?» И задумаешься о том, что все–таки в экспериментах какого–нибудь Андрея Жолдака, обривающего для своего «Гамлета» пожилых актрис наголо, гораздо больше художественной правды, смысла и адекватности времени, чем в елейной штучке будь то московского Малого или нашего Русского театра.
«Укрощение строптивой» Шекспира в постановке Валентины Ереньковой стала первой премьерой театра им. М.Горького в этом сезоне. В отличие от новых ковролина и обивки кресел после ремонта, творческие принципы, критерии понятия зрительского успеха, как показала премьера, не изменились: главное, чтобы было шумно, по–богатому, с блестками, авось зритель и проглотит.
Удивительно, насколько авторы спектакля не чувствуют саму ткань мюзикла — а именно в таком жанре заявлен спектакль. Мюзикл не терпит провисаний действия, каких–либо пустот, пауз, на которых строится спектакль традиционный. В нем должно быть много ветра и энергии. Он ритмичен и по–хорошему непредсказуем. В спектакле Валентины Ереньковой дословное следование Шекспиру повлекло нагромождение невнятных сцен, продраться сквозь которые очень тяжело. Кажется, сами актеры не понимают, как им себя вести в предлагаемых обстоятельствах. То, что зритель не сбегает и досиживает полтора часа только первого действия, нужно списать, видимо, на нашу природную интеллигентность. Когда же в Русском перестанут утомлять зрителя трехчасовыми полотнами и научатся выражать свои мысли кратко?
Спектакль дорогой, костюмов пошито много. Они довольно качественные. Сама режиссерская трактовка изложить комедию Шекспира вот так подробно, без затей, в лоб в любой другой театральной столице выглядела бы ученичеством. У нас же предлагается под заголовком «Событие сезона». Хотя нельзя отрицать, что в театре есть своя традиция мюзикла. Ведь одна из несомненных режиссерских удач в биографии художественного руководителя Бориса Луценко все–таки «Трехгрошовая опера», несколько лет назад вернувшаяся на подмостки в виде «Оперы нищих». Так что маленький шанс на то, что «намоленные» стены театра помогут спектаклю разыграться в полную силу, есть.
До этого Еренькова, ученица Марка Захарова, проявила себя как мастер сложного синтетического театра, в котором порой сочеталось несочетаемое. В новой постановке никакой синтетики — чистый нафталин.
Прежние работы Валентины Григорьевны были амбициозны и не всегда принимались зрителем. Театр абсурда вообще на горьковских подмостках приживается плохо. Потому и спектакль по пьесе Копита «Папа! Папа!» взбудоражил афишу, дал поиграть Ольге Клебанович на неизведанной территории, но потом неизбежно сошел с подмостков.
Затем Еренькова по–своему вольно интерпретировала пьесу Горького «Чудаки». В этом спектакле были ядовито–красные костюмы Ивана Айплатова, привкус фрейдизма и музыка мужа Валентины Григорьевны, композитора Алексея Еренькова. Амбиции прочитываются и в новом спектакле. Ведь как ни крути, а укрощение классики — это все–таки и есть тот высший пилотаж режиссуры, где проявляется профессионализм.
Однако, кроме всех минусов, действие тормозит сама музыка, кажется, вообще выпавшая из всех времен и стилей. Ярких мелодических кусков или удачных партий в спектакле, рассчитанном на массового зрителя, нет. И если уж играть в системе координат жанра, то невольно тени «"Юнона" и "Авось"» или «Иисус Христос — суперзвезда» встают за спиной. И сравнение не в пользу мюзикла Русского.
Фото Виталия ГИЛЯ, "СБ".
