Кисть художника, рука реставратора

Реставратор Светлана Дикуть — о том, как лечатся картины

В сторону отодвигаются спирты, растворители и лаки. Кисточки собираются в баночку. Старый рабочий фартук отправляется на крючок. Светлана Дикуть при полном параде встречает гостей. Сегодня она не только реставратор, но и экскурсовод: заведующая сектором масляной живописи Национального художественного музея будет рассказывать студентам и корреспонденту «Р», как она лечит картины. Это сравнение не случайно. В беседе то и дело реставрация сравнивается с медициной.

Помещение, где работает Светлана Викторовна, напоминает мастерскую художника. На стенах развешаны картины, они же стоят на мольбертах и подставках, рядом кисти, краски. Хозяйка показывает свою последнюю работу — «Акафист Богоматери», она уже на завершающей стадии. Для сравнения фото того, что изначально попало ей в руки: третья часть картины в профзаклейках (заклеена бумагой. — Авт.), которые обычно накладывают, чтобы не осыпалась краска на поврежденных местах.

— Перед тем как взяться за работу, собирается реставрационный совет, — вводит в курс дела экскурсовод. — Специалист выдвигает свою теорию восстановления произведения, другие соглашаются с ней или опровергают. Вырабатывается общее решение проблемы, составляется документ, в котором и расписан алгоритм действий.

Особенность этой картины в том, что холсты сшиты в двух местах. Именно это и стало одной из причин повреждения. Основная же — произведение долгое время хранилось без подрамника. Моя задача — восстановить утраченные части, не нарушив авторского замысла, а также не снизив исторической ценности произведения. Кроме того, оказалось, что эта картина уже пережила три реставрации.

Потом Светлана Викторовна переходит к тонкостям своей работы. Студентам интересно, читателей же вряд ли стоит этим нагружать. Упомянем лишь про зондаж — это небольшое по площади раскрытие, цель которого — определить, «как лучше лечить пациента». В этом случае без помощи химиков не обойтись. Они всегда подсказывают, каким материалом лучше воспользоваться. Обычно начинают с легких растворителей, при необходимости переходят к более сложным.

— Иногда удается убрать загрязнение ватным тампоном, смоченным в растворителе, бывает же, что приходится накладывать компресс, — рассказывает реставратор. — Это как лечить одну болезнь у разных людей: к каждому нужен индивидуальный подход.

— А бывают смертельные случаи? — бросается в крайности один из студентов.

— На моей памяти за те пятнадцать лет, что я работаю, такое было лишь однажды. И причина не в ошибках реставратора. Дело в авторе картины, который экспериментировал с сочетанием различных материалов. Специалисты так и не смогли подобрать способ, чтобы придать ей первоначальный вид.

— А какой случай был самым сложным в вашей практике?

— Каждый сложный по-своему, — с улыбкой отвечает экскурсовод и рассказывает про самый памятный случай.

Это была картина Виктора Борисова-Мусатова, написанная на холсте темперой, которая по своим качествам похожа на гуашь. Повреждения — подтеки и шелушение. Проблема была не только в укреплении, но и подборе материалов для тонировки, большинство из которых были чужеродны для той краски. Светлана Викторовна признается, что целый месяц ходила вокруг произведения, подняла профессиональную литературу. И обнаружила, что единой тенденции в этом деле нет. В итоге сделала так, как подсказывал личный опыт, и не ошиблась.

— А постоянные «пациенты» у вас есть? — не унимались экскурсанты.

— Вот на столе лежат «Маки» Николая Залозного, — приводит пример Светлана Дикуть. — У картины технологические проблемы, созданные автором в процессе написания картины, из-за чего периодически случаются отслоения. Бывает, что этот «пациент» не обращается ко мне годами, а бывает, что и каждые шесть месяцев приходит.

Рассказывает специалист и еще про один интересный случай — «Портрет Е.И. Золотаревского» кисти Зинаиды Серебряковой, племянницы великого Александра Бенуа.

— Эта работа долгое время висела в нашей экспозиции под небольшими профзаклейками, — вспоминает реставратор. — Интересно, что во всех каталогах, которые попадались мне на глаза, в том числе зарубежных, она была именно в таком виде. При внимательном изучении стало ясно, что укрепление красочного слоя будет сложным.      

Причина отслоений — картина была написана поверх эскиза. Почему так было сделано, выяснилось после изучения истории создания полотна. Оказалось, что для портрета мальчика — соседа по даче Серебрякова писала в тяжелые времена для своей семьи — она взяла использованный холст и самые простые краски. Меня смутил и темно-синий глухой фон, не характерный этой художнице. Выяснилось, что кто-то просто закрасил, по-видимому, начавшую осыпаться краску, причем неаккуратно.

Вот с такими случаями приходится сталкиваться реставраторам. Эта картина была продана в Национальный художественный музей родственниками мальчика, изображенного на ней. Собственно, коллекция музея пополнялась различными путями. Некоторые произведения привезены из экспедиций по городам и весям нашей страны еще в конце прошлого века, были обнаружены в старых, разрушающихся домах и храмах. Понятно, что находились они в плохих условиях, зачастую с птицами и крысами под одной крышей.

— А что это за картина? — уже уходя, вдруг спросил один из студентов, указывая на изображенных на полотне лошадей.

— Это «Водовозы» Александра Шевченко, — ответила экскурсовод.

— Не может быть! Ведь в нашей стране нет работ этого художника…

— Как видите. Вы, можно сказать, первые ее зрители в нашем музее. Картина находится на завершающем этапе реставрации и еще не выставлялась.

Оказалось, что эту работу обнаружили в музее Великой Отечественной войны более десяти лет назад. «Водовозы» были сильно потрепаны и совсем не похожи на шедевр мировой живописи. Но специалистов НХМ это ничуть не смутило, и они выменяли Шевченко на заинтересовавшего военный музей «солидного генерала». Сегодня «Водовозы» почти здоровы и осенью готовятся предстать перед зрителями в рамках проекта «10 шедевров».

Ну и самый последний экспонат, без которого характеристика белорусских реставраторов будет неполной. Как-то на стол Светланы Дикуть лег «Портрет Шереметева» кисти Федора Рокотова, который готовили к выставке русского портрета «Свидетели времени».

— До нас эта картина побывала в руках дилетанта, — рассказывает Светлана Викторовна. — Я всегда говорю, что даже время не так жестоко к искусству, как рука непрофессионала. Это была очень сложная работа: важно, удаляя позднюю запись, не убрать ничего лишнего, а при восстановлении максимально сохранить автора. В итоге открылся подлинный Рокотов.

…Так незаметно прошел час нашей экскурсии. Казалось, что Светлана Дикуть может бесконечно рассказывать о реставрации. Но мы больше не стали отнимать ее драгоценное время. У этого доктора всегда много пациентов.

Заметили ошибку? Пожалуйста, выделите её и нажмите Ctrl+Enter