– Съемки во втором сезоне «Доктора Иванова» сложнее дались вам, чем в первом?
– Так сложилось, что мы снимали подряд два сезона, вразнобой, была одна летне-осенняя история, а вторая осенне-зимняя. Можно сказать, это была одна длинная история, которую разбили на два сезона и на отдельные четыре фильма. Для меня это как книга: пролог, две главы и эпилог. «Пролог» зрители уже посмотрели, а теперь им предстоит увидеть все остальное. Снимали мы под Торжком, в деревне, где вообще не было сотовой связи и интернета.
– То есть настоящая глубинка?
– Да, мы все время были без сети. Чтобы дозвониться, приходилось второму режиссеру выезжать куда-нибудь поближе к шоссе. Это было тяжело, но в какой-то момент мы смирились и поняли, что надо наслаждаться тем, что сейчас происходит. Но при этом было еще и очень холодно. Помню, меня просили: «Давай мы снимем, как ты в майке рубишь дрова в минус 32!», а я отвечал: «Давайте хотя бы не в майке, а в кофте?» В итоге соглашались: «Ок, давай в кофте».
Еще была смешная история, когда мой персонаж окунал лицо в большой таз с водой. И чтобы мне окунуть лицо, вначале разбивали в тазу лед и потом заливали туда воду. И все равно приходилось разгонять льдинки. Так нам нужно было показать, будто у нас еще осень.
– Про своего героя врача Сергея Иванова расскажите. Насколько вам комфортно было с ним?
– Очень комфортно. Я прочитал кучу литературы по медицине, настольная книга у меня была «Медицинская энциклопедия за 30 секунд» для детей. Я узнал, что такое пневмоторакс и многое другое, и консультанты, которые у меня были (врачи, хирурги), конечно, сказали, что наше кино – художественный вымысел, многое, написанное в сценарии, невозможно в современной медицине. Но с оговоркой – возможно, если учитывать, что события происходят в глубинке. Я спрашивал местного хирурга: «Возможно такое в жизни, как у нас написано?» Он отвечал: «А почему нет?», на что я сопротивлялся: «Но ведь это неправильно!» И получил очень жизненный ответ: «Ну почему неправильно? Когда у вас есть пациент и его нечем лечить, то это самый правильный выбор для того, чтобы спасти ему жизнь». Этот хирург научил меня зашивать колбасу, накладывать на ней швы, объяснил, какие бывают нитки для швов. Все это было очень интересно: разрезы, операции, уколы. Когда начал в это вникать, даже подумал: «Почему я когда-то не стал хирургом?»
Кадр из сериала «Доктор Иванов».– А дома сами уколы можете делать?
– Сейчас, может, и смогу, но раньше от вида иголки, наверное, в обморок бы упал. Пока людям не пробовал, но колбасы много обколол. Вечерами в гостинице делать нечего было, вот я и оттачивал мастерство: делал инъекции помидорам, зашивал колбасу, делал на ней разрезы.
– Ваш Иванов такой же прямолинейный, как вы? Вы не раз рассказывали об этой черте своего характера…
– Это дурная черта, наверное, иногда она мне мешает, но да, Иванов прямолинейный. Он не будет ходить вокруг да около. Однако если к этому относиться «все, что ни делается, к лучшему», тогда все хорошо. В каких-то моментах своей жизни мне стоило бы, возможно, промолчать где-то, не сказать того, что сказал. Но тогда я бы, наверное, не был самим собой. Сейчас я себя придерживаю, больше слушаю. Мне кажется, юношеский максимализм, который у многих присутствует, с возрастом либо усиливается, либо человек становится умнее, начинает больше слушать. Я вот раньше, может, и слушал, но часто не слышал. Теперь стараюсь слушать и понимать, что людей иногда не переубедить, и это нормально.
– А в жизни как часто встречали врачей, которых называют профессионалами от бога, как вашего Иванова?
– Буквально вчера с ними встречался. У меня таких друзей много. В принципе все люди, которые меня окружают – профессионалы от бога и очень далеки от моего творчества. По большому счету у меня семейство врачей. Двоюродный брат – стоматолог, двоюродная сестра – стоматолог, дядя – стоматолог, дед – стоматолог, бабушка – стоматолог. Наш близкий родственник – доктор наук. Она мне тоже помогала, когда я отправлял ей сценарии почитать: «Смотри, предлагают историю, насколько она может быть в теории?» И вообще я часто скидывал какие-то сцены знакомым врачам, чтобы они мне объяснили, может такое быть или нет. И бывало даже, что приходил на площадку: «Ребята, такого, что тут написано, быть не может. Вот ответы хирургов».
– Говорят, что мужчины боятся врачей. Их еще уговорить надо, чтобы пойти провериться. Вы из таких?
– Позвонить и поболтать – запросто, а вот прийти провериться действительно сложно. Они меня всегда заманивают так, говорят: «Приходи, мы просто посмотрим».
– Вы со своей супругой Машей одной профессии, оба актеры. Как считаете, во благо ли отношениям, когда союз не только личный, но и творческий?
– Мне кажется, во благо. Мы получаем полное удовлетворение друг другом в совместном творчестве. Вечерами можем вместе творить, когда Маша пишет свои любовные книги под псевдонимом Мариша Кель. Периодически придумывает какую-нибудь историю, начинает ее писать, я ее корректирую, она дает мне почитать, зная, что я самый жесткий критик. Читаю: «Это не то, это не так, не может быть...», так что ей по несколько раз приходится книгу переписывать. У нее вышло уже несколько любовных романов.
– А сценарии Маша не пробовала писать?
– Уже написано несколько, сейчас пару хороших в работе, когда-нибудь их, может быть, и снимет кто-то. Один – экранизация ее романов, которыми заинтересовались телеканалы, а второй – детектив-триллер, который пока на рассмотрении. Во что это выльется, пока не понятно, потому что это всегда творчество, интрига и время. Плюс через пару дней мы начинаем большую совместную работу в кино. Очень интересная история, где у нас главные роли и любовная линия. Я люблю Машу как партнера, она любит меня. У нас есть химия, мы муж и жена, это штука взаимная. И вот когда творчество взаимное, оно всегда дает результаты.
– А не получается ли, что пока вы вместе снимаетесь, ребенок остается без присмотра родителей?
– Мы придумали классный выход – иногда берем сниматься тещу, заслуженную артистку Галину Мельник. Она приезжает периодически, снимается и ребенка с собой берет. Либо, когда все в разъездах, с Валерой сидит моя мама. Планируя график на месяц, мы всегда прописываем условие, что обязательно пару дней в неделю должны быть выходные, чтобы мы могли съездить к сыну.
– Говорят, дети приходят в этот мир, чтобы научить чему-то своих родителей. Какие жизненные уроки преподнес вам ваш сын?
– Человек рождается чистым, добрым, открытым и любящим существом, а потом со временем наваливаются проблемы, неурядицы, любовные стрессы, кризисы, недовольство, школа, институт, работа... Все это начинает человека вгонять в определенные рамки, и мы забываем, какими были раньше. Мне кажется, любой ребенок дает взрослому возможность понять, каким он пришел в этот мир, что он добр, искренен, может любить. А примет ли человек эту возможность, это уже к нему вопрос. И, конечно, мой сын меня многому учит. Я не допускаю ошибок, которые допустил бы мой отец, но допускаю свои ошибки, и сын мне на них указывает своей реакцией. Понимаю, что совершил ошибку и мне надо как-то ее исправить. И чем быстрее я это понимаю, тем лучше.
– Валера самостоятельным парнем растет? К чему уже интерес проявляет?
– Самостоятельный, да. Сейчас вот сам пошел на тренировку, а еще ему нравится музыка. Когда был помладше, нравились вентиляторы, и теперь он иногда говорит: «Когда я был маленький, то любил вентиляторы, пойдем посмотрим на них». После того как посмотрели: «Да, вентиляторы хороши, но давай посмотрим гитары». Как-то я ему сунул компьютер и сказал: «На, помонтируй видео». И он стал монтировать в программе Final Cut, в которой я разбирался около четырех месяцев, чтобы смонтировать одну историю, а сын сделал это за две недели. Вижу, что у современных детей все по-другому работает, они другие. Мне дай в восемь лет эту прогу, я бы ничего не понял. А сын во всем разбирается, у него есть электрогитара.
С супругой Марией и сыном Валерой.– В музыкальной школе учится?
– Нет, занимается пока только тхэквондо, но собирается пойти в музыкальную школу. Пока его туда не взяли, так как восемь лет, ему еще тяжела электрогитара. И вот он все ходит вокруг этой школы для гитаристов, ждет, когда ему исполнится девять, чтобы его взяли. Валерин кумир – его дед Кириков Александр, актер, Машин папа. Потому что он и пел, и играл на всех музыкальных инструментах. И Валера все это застал, пока дед был жив.
– Как думаете, пойдет сын по родительским стопам?
– Лучше не надо, но если захочет... Пусть выберет сам то, что захочет, – это самое важное. Главное – дать возможность выбора. Потому что я знаю многих знакомых, которых родители отправили в институт, куда они не хотели идти, и, конечно, они со временем поняли, но было уже поздно. Многие не смогли поменять профессию на ту, которой хотели бы заниматься. У меня брат двоюродный отучился на стоматолога шесть лет, начал работать, а потом ему захотелось стать актером, и в какой-то момент он бросил стоматологию. Теперь в театре работает актером и абсолютно счастлив. Это важная штука – делать то, что ты любишь.
– Что вам помогает в трудную минуту?
– Слушаю музыку, либо смотрю кино, либо звоню любимому человеку и говорю: «У меня такая ситуация...» Либо друзьям звоню и прошу: «Давайте поболтаем». Очень часто для тебя это просто разговор, а для кого-то – спасение. Поэтому надо понимать, что не всякий разговор – это просто разговор. И еще надо понимать, что любое падение – это ступенька вверх. Как только что-то начинает рушиться, значит, так и должно быть. Когда-то я общался с одним умным человеком, жаловался ему: «У меня вот такая ситуация... Все плохо, ничего не получается...» А он мне сказал: «А тебе не кажется, что это все твои ступеньки, которые ведут тебя к тому, чего ты очень хочешь. И если ты сейчас остановишься, то останешься на этом «этаже». А если продолжишь – пойдешь выше. И все твои неприятности станут ерундой. Конечно, появятся новые неприятности, но ты их точно так же пройдешь. Движение – это всегда жизнь». Кажется, он был прав, никогда нельзя отчаиваться!
Лика БРАГИНА (специально для «ЗН»), фото пресс-службы фильма и из личного архива Кирилла Жандарова
