Художники и холстомеры

Торгующие на улицах картинами художники всегда обладали для меня какой-то таинственной притягательностью.
Торгующие на улицах картинами художники всегда обладали для меня какой-то таинственной притягательностью. Таинственность содержали в себе все три слова: торгующие? картинами? художники? Чудились тут очаровательная наивность и беззащитность выставленного на панель творчества...

И, признаться, я не сразу заметил, как творчество это, переместившись за 10 лет с начала столичного проспекта на площадь Свободы, а потом в тихий закуток за Дворцом профсоюзов, окончательно упокоилось на благоустроенном крытом "пятачке", который и нравами своими, и обустройством живо напоминает заурядный продовольственно-вещевой рынок. Скучающие продавцы (что вас интересует?) давно уже не творцы, а посредники-перекупщики. И неким несомненно простительным излишеством глядятся тут два-три затесавшихся в чужую компанию художника: усвоив гибкий, без костей торговый язык и ухватки, они, кажется, не смогли все же до конца отрешиться от чего-то слишком уж глубоко запрятанного в отмеченной художественной тоской душе. Вот случайный покупатель из Азербайджана забирает за 35 тысяч (вместе с рамой, холстом и потраченными красками) пейзажик. "А это осень?" - тыкает он пальцем в соседнюю картину. "Вы правильно заметили. Это осень", - сладостно ответствует продавец - выпускница ленинградского художественного училища. Разве что не поет, вкладывая, однако, в свою торгово-дипломатическую песнь немало тайного, но вполне уловимого яда.

Нечто столь же поучительное случилось мне некоторое время назад наблюдать в Москве на Крымском валу. В Доме художника, где множество одновременно действующих торговых выставок, салонов, пристроивший на проходе несколько картин автор продал свой вполне компилятивный, небольших творческих озарений пейзаж - полтора квадратных метра Невы и старого Петербурга. Минуту назад он предлагал картину молодой паре за полторы тысячи, а солидному покупателю, азербайджанцу, опять-таки не спустил ни цента с назначенной по вдохновенному наитию цены: "Три тысячи долларов. Уступить? Что вы, девять месяцев работы!" Еще несколько минут - и счастливый обладатель "кусочка Питера" в каком-то обалдело не верящем состоянии уже несет упакованную картину к выходу.

Бывают, словом, и чудеса. Но тут нужно иметь в виду, что автор пейзажа толкнул свой шедевр в освященном художественным пиететом месте. Те же парусные кораблики на мутной Неве, если бы выставить их на Арбат, пошли бы, может быть, при большей удаче за 300 или 400 долларов. А на нашем базарчике за Дворцом профсоюзов за 100 - 200, извините, долларов.

Место диктует цены. Место диктует нравы. И это, по-видимому, одна из причин, почему уважающие себя художники не выходят на панель. А если случается такой грех, стыдятся, говорят, и картину подписывать.

Но еще лет пять назад талантливые, творчески работающие профессионалы позволяли себе иной раз "покуражиться" в скверике на площади Свободы. Одни приходили, другие уходили, появлялись студенты со своими исканиями и опытами. Любой художник, не опасаясь дурных для себя слухов, мог заглянуть на тусовку, чтобы поболтать со знакомыми. И общий, пусть весьма неровный уровень "летучей" выставки оставался достаточно высок, чтобы было чего посмотреть и поискать.

Ныне искать нечего: если выставленная картина исчезла, продана, то завтра на ее месте будет висеть такая же. Перемещаясь с московского Арбата на минский базар и обратно, можно обнаружить поразительное, до буквального совпадения сходство всех художественных открытий рынка: зализанный, не всегда умелый пейзаж, струящиеся женщины и кони на фоне космических просторов или морей, обнаженная и стеклянный шар, комические, карикатурные зверушки; еще две-три темы - и перечень, пожалуй, исчерпан. Вышедший на базар художник уже не принадлежит себе, волей-неволей он вынужден подстраиваться под общие вкусы и требования, повторяя даже некую усредненную манеру письма. Рассказывают, что рыночные кудесники, испытывая приемы поточного производства, пустились и на такие хитрости: берется длинный холст или длинный картон и на нем изображается один протяжный, как песнь акына, пейзаж. Вверху мажется полоса неба, внизу на всю длину картона полоса земли, расставляются деревья и прочие "стаффажные персонажи". А потом картон разрезается на части пропорционально заготовленным рамам. Повышенная производительность труда достигается тут за счет экономии времени, потраченного на подмалевку, смешение красок и прочие технические надобности.

Однако же покупают. Наверное, это не простой вопрос: разобраться, что на самом деле первично - общественный вкус или формирующая этот вкус массовая продукция? Несомненно только, что базарные художники выставляют нам зеркало наших собственных же вкусов.

Из Западной Европы привозят сейчас дешевые, чуть дороже, чем у нас на "толкучке", картины, которые производят впечатление подлинной свежести. Изготовляют их, оказывается, артели китайцев, которые мастеровито, не без блеска, даже большими сериями копируют лучшие работы самобытных художников. О творчестве не говорим, но такой подход к делу в пошлости не упрекнешь. А это, наверное, и есть то наименьшее требование, которое можно предъявить всякому искусству. Даже базарному.
Заметили ошибку? Пожалуйста, выделите её и нажмите Ctrl+Enter