В диалоге с самим собой важно быть довольным своим собеседникомМы часто жалуемся на жизненную обыденность, пробираемся сквозь сопутствующие судьбе банальности, в лучшем случае прищурившись, а то и вовсе закрыв глаза. Мы свыклись с мыслью, что созерцать — это удел романтиков, обладающих особым углом зрения. А романтики упорно стоят на своем: любой может увидеть удивительный мир из обыкновенного окна. Валерий Песин такие окна рисует. И расставляет вокруг стулья. Присаживайтесь, созерцайте...
— В твоем творческом каталоге сказано, что с 1989 года ты — свободный художник. До этого был в неволе?
— Свободным был, а вот художником — нет. Окончив школу, я поступил в политехнический институт. А рисовать решил достаточно поздно: мне было около 20, даже в студиях художественных раньше не занимался. В детстве мечтал стать путешественником или астрономом... В общем, хорошим человеком.
— И вдруг сама по себе родилась идея: может, художником стать...
— Так и было, не смейся. Хотя идея родилась не вдруг, а стала закономерным следствием моего существования. У меня, кстати, было прекрасное детство. Знаешь, уютное такое: нестрогие, понимающие родители, хорошие книги и добрая атмосфера вокруг. Я не чувствовал, что живу в сложное время, не задумывался, какую оболочку вокруг принимает реальность. Тур Хейердал и Том Сойер для меня были людьми более реальными, чем Владимир Ильич. К счастью, мою семью миновали бытовые и денежные проблемы: мы жили в просторной квартире в центре города, родители трудились на заводе «Горизонт» и получали неплохую по тем временам зарплату. К слову, тяга к живописи у меня почти наследственная. Мой дальний родственник по материнской линии — Витольд Бялыницкий–Бируля, согласись, был неплохим пейзажистом.
— Расскажи, как в люди–то выбивался?
— Отучившись два курса в политехническом, бросил институт, отправился на заработки на завод. Потом работал столяром. И баловался между делом рисованием. Крутился, как мог: и дворником был, и сторожем в ночную смену. Зато весь день в моем распоряжении, я много рисовал, читал, общался. Пробовал в театрально–художественный институт поступить. Не поступил. И, знаешь, не расстроился: пока студенческая молодежь изучала марксизм–ленинизм, я занимался любимым делом. И уже в конце 1980–х принял участие в коллективной выставке в Минске. В общем, так и потянулась цепочка: выставки, знакомства...
— Попал в струю, как сейчас принято говорить, — приобщился к богемной тусовке...
— В струю — это верно подмечено. А что касается тусовок, то так полагать не стоит. Я совершенно точно скажу, что любые тусовки — они для посредственностей. Когда человек не чувствует в себе сил сделать что–нибудь самодостаточное и качественное, он стремится примкнуть к какому–нибудь коллективу. Так и богемная тусовка в основе своей — сборище любителей поболтать, обсудить насущное, кто и за сколько продался, где появился, почему смылся и какие все вокруг обыденные и непонимающие. Я не жалую большие компании, более чем с тремя собеседниками общаться не могу.
— Что ж, разоблачаем мифы дальше. Из обывательского представления о художниках: отшельники, порой до чудаковатости, склонны к странным поступкам...
— Вот это уже ближе к истине. В творческой среде явление нередкое, когда, например, молодой романтичный дворник оказывается на самом деле Виктором Цоем. Бывают и другого рода странности, напротив, непременно требующие зрителя. Чудаки, как Сальвадор Дали, свою жизнь превращающие в рекламную акцию себя же. Для этого, кстати, тоже нужен талант.
— Реклама самого себя — чем не метод себя прославить?
— Знаешь, слава — это не цель. Я навязывать себя не хочу. Есть покупатели и ценители, регулярно организовываются выставки в Минске, Москве, Западной Европе. Важно то, что в основном мои картины устраивают меня, хотя они и не найдут себе места в Эрмитаже. Я могу за час картину нарисовать, закончив ее именно в тот момент, когда она кажется чуточку незаконченной. Думаю, что затраченное время — это не показатель качества. Для меня высший пилотаж, когда китайский живописец одним росчерком кисти и цветок может изобразить, и стрекозу, и рассвет. Многие меня ругают за простоту изложения. Но я склонен считать, что тщательность исполнения не есть залог мастерства. Ведь мастерство — это способность одухотворить кусочек холста, а не плотно его зарисовать.
— Если жизнь — это картина, то твоя какого цвета?
— У Бродского есть такая фраза: «Поэт обязательно халтурит: или в жизни, или в творчестве». Хороший поэт халтурит, естественно, в жизни, в быту. Для меня важно то, что происходит у меня в душе, в голове. А в быту я человек пассивный. Жизнь моего туловища определяют люди и обстоятельства. А цвет... ничего сверхъестественного. Иногда настроению нельзя придать конкретный оттенок. Его нужно созерцать. Кстати, когда хочешь рассмотреть окружающий мир, смотри внутрь себя.
