В Камайском костеле закончился год Казимира Сваяка и начинается год Альфреда РомераПо праву земляка
Долгое время мне казалось, что Камаи — только где–то в Литве. Потом выяснилось, что местечек с таким названием два. Одно действительно в Литве, в Рокишском уезде, а другое в Беларуси, в Поставском, поозерном, районе (вот бы их сделать побратимами).
В белорусских Камаях возвышается оборонный храм, которому недавно исполнилось 400 лет. Недавно я узнал, что при храме существует библиотека имени белорусского поэта Казимира Сваяка. Не «в миру» это был ксендз Константин Стапович, который в Камаях начинал в 1915 году духовное служение, один из шестерых сыновей Матвея Стаповича, лесника помещика Сволькена, представителя знатного шведского рода. Такая служба позволила семье построить из качественной древесины дом, который стоит и доныне в небольшой деревне Барани недалеко от Клющан в Островецком районе на Гродненщине. На доме — мемориальная доска в честь священника и поэта. Пока одна. Но могло бы быть их и шесть. Ибо все братья Стаповичи оказались неординарными личностями. Но музея или библиотеки имени поэта и священника на моей родной Островеччине пока нет. Поэтому письмо учительницы Генуэфы Дубилович, возглавляющей в Камаях библиотеку имени Казимира Сваяка и музейную экспозицию при ней, меня, естественно, заинтересовало. Я стал посылать туда бандероли с книгами и экспонатами.
И вот в середине января пришло из Камаев за подписью настоятеля ксендза Яцека Хутмана приглашение принять участие в завершении «Года памяцi паэта–святара» (в связи с 80–летием со дня его смерти). Ответить отрицательно я не имел морального права: все–таки речь шла еще и о земляке.
В автобусе еще раз вспомнилось то, что бередило память, что отсутствовало или присутствовало только косвенно, в исторических источниках.
Воспоминание первое: Мы — вам, вы — нам...
Было это (проверил по старым записям) 22 ноября 1978 года. Наша писательская делегация под началом Максима Танка направилась в Вильнюс на вечер белорусской поэзии: я тогда исследовал белорусско–литовские литературные связи, в том числе и поэтические. На символической в те времена границе нас тепло встретили. Душой вечера (проходил он в нынешнем президентском дворце) стали поэты Альгимантас Балтакис и Юстас Палецкис, последний более известен как бывший председатель президиума Верховного Совета Литовской ССР, в том числе и в сложном 1940 году. Закончилось все дружеским застольем. Во время оного Юстас Палецкис разоткровенничался (восстанавливаю по записи, сделанной после возвращения):
— Признаюсь наконец, как в 1940 году «оттяпал» у вас, белорусов, Друскининкай. Некоторое время этот курорт принадлежал вам. Во время одной из встреч с руководителями вашей республики говорю им: «Там же окопалось столько бывших польских офицеров, наживете беды с этой контрой. Лучше отдайте Друскеники нам — мы как–нибудь справимся с ней. А взамен дадим вам кусок трудовой Свентянщины. Там проживают белорусы–крестьяне, деревенские пролетарии, ваши братья». И обмен состоялся!
Размышление первое: Вот так обмен!
Но о каком обмене шла речь? Этот вопрос мучил меня. Перелистывались десятки источников. И только в двух нашел косвенные доказательства. В «Беларускай энцыклапедыi» в статье «Литва» сказано, что в августе 1940 года «Литве передана часть территории Беларуси» размером около 2,6 тысячи квадратных километров с населением 82 тысячи человек. Это действительно могли быть Друскининкай и окрестности. Но что взамен? О замене нашлось разве что обратное. На карте Вилейской области в историческом атласе, добавленном к шестому тому «Энцыклапедыi гiсторыi Беларусi», западная часть Свентянского уезда вместе с сегодняшним Швенченисом помечена красной штриховкой, к которой сделано такое неопределенное пояснение: территория, переданная 25 ноября 1940 года... Литве. Вот так обмен, подумалось: сначала Беларусь взяла часть «трудовой» Свентянщаны, а потом отдала назад? А друскининкайский курорт так и остался на литовской стороне (кстати, его жители, слышал сам, вспоминают, что некоторое время в 1940 году они жили «под белорусской властью»).
А может, уважаемый Юстас Палецкис имел в виду нечто другое? Восточную часть Свентянского уезда, простирающуюся нынче до Клющан и Камаев? Помнят ли в последних, что некоторое время они жили «под Литвой», а потом их передали Беларуси?
И вот начинаю разговор со старушкой, которая, принаряженная, пришла на торжество, посвященное закрытию года Казимира Сваяка, и уселась поближе к алтарю, чтобы все видеть и слышать:
— Скажыце, калi ласка, да якога павета адносiлiся вы пры Польшчы?
— Даўненька гэта было, дай, Божа, памяцi... Пры Польшчы да Свянцянаў жа! Туды ездзiлi па дакуманты. I на кiрмашы.
— А цi помнiцца вам, каб перад вайной сюды на нейкi час прыйшлi лiтоўцы, а потым адыйшлi назад?
— Не–е, такога не прыпамiнаю.
Размышление второе: Ближе к народу
Мне неоднокра
тно приходилось бывать в восточном регионе когда–то большого Свентянского уезда — и в «завилейской» части Островецкого района, и в Свири Мядельского, и на западных окраинах Сморгонщины. Только теперь впервые (к сожалению) — в Камаях. И убедился, что белорусская речь здесь чище, сочнее, чем на моей родине в поселке Гудогай, где ближе Вильнюс, больше полонизмов и русизмов. Там же, на бывшей Свентянщине, чище, может быть, оттого, что прежняя местная элита — Карловичи в Вишневе, Гуриновичи в Кристинополе, Хоминские в Ольшеве, Скирмунты в Шеметово, Ромеры в Каролинове, Сволькены в Шайкунах — была ближе к народу, сама знала «тутэйшы» язык и пользовалась им?
Однако вернемся под своды Камайского костела. После освящения чести открыть памятную доску Казимиру Сваяку удостоился председатель местного СПК «Камаи» Валентин Пылинский. После чего выступали гости и местные жители. Разговор шел о том, что сделано за год для увековечения памяти Казимира Сваяка — а это и организация выставки, и составление альбома с памятными материалами, и встречи под сводами храма со сведущими людьми, и публикации в прессе. А также о роли, которую сыграл Казимир Сваяк в просвещении края. Например, за короткий период работы в Клющанах в годы Первой мировой войны он организовал в местечке и окрестных деревнях несколько белорусских школ, объединил молодежь в «Саюз сваякоў». Школьный хор вместе с драматическим коллективом ездил с концертами по всему Свентянскому региону. Интересна такая педагогическая деталь: в концертные поездки учитель–священник брал (дабы сплотить «сваякоў») и учеников без певческих данных («ты толькi цiха бэкай вуснамi»).
Свое же выступление мне, очевидно, лучше изложить в форме следующего рассуждения и воспоминания.
Размышление третье: Живое творчество
Почему Казимир Сваяк заслуживает благодарную память (кроме Камаев и Клющан он еще служил в Засвири)? Ведь белорусских священников, выпускников Виленской семинарии и Петербургской академии, было здесь в ту пору много. И поэзией они занимались — вспомним Янку Былину или Андрея Зязюлю. Но их наследие имеет сегодня скорее историко–литературное значение. А творчество Казимира Сваяка — его философско–религиозная поэзия, пьесы на сюжеты, взятые из крестьянской жизни и из фольклора, книга воспоминаний, молитвенники — живо по сей день. Значит, в лице Казимира Сваяка — Константина Стаповича счастливо сочетались вдохновенный проповедник Слова Божьего на родном языке местного населения, талантливый (если не гениальный) поэт и опытный педагог. А еще страдалец за свои убеждения (куда только не переводили его власть имущие), подвижник, наживший разве что туберкулез, от которого и умер в Вильно в 1926 году.
Воспоминание второе: Аудиенция у Папы
Изложенные выше аргументы я и привел весной 1990 года во время аудиенции у Папы Римского Иоанна Павла II. Тогда меня пригласили принять участие в международной научной конференции, посвященной историческому и культурному взаимодействию стран Центрально–Восточной Европы (позже конференцию назвали «Рим-I», а «Рим-IV» состоялся в 1994 году в Гродно). В один из дней было объявлено: нас примет сам понтифик. Одновременно сказано: поскольку назавтра Папа должен улететь в очередное путешествие, от каждой делегации выступит только по одному человеку. По разным причинам выбор белорусов пал на меня.
Сама встреча подробно описана в моей книге «I ажываюць спадчыны старонкi...». Здесь же я сосредоточусь только на одном моменте, связанном с темой материала. Когда речь зашла о том, что у белорусов–католиков нет своих духовных патронов, Папа внимательно посмотрел на меня, будто вопрошая, кого же я имел бы в виду. Прежде всего тогда я назвал прелата Фабиана Абрантовича, мученика и философа, с которым дружил Янка Купала. Вторым — Стаповича–Сваяка. В ответ я услышал, что мои слова будут приняты во внимание, но процесс канонизации длительный и сложный.
Кстати, полученную во время аудиенции у Папы медаль я передал ксендзу Яцеку Хутману: вместо того чтобы лежать дома, пусть находится в экспозиции первой библиотеки имени Казимира Сваяка.
За годом год
В заключение праздника ксендз Яцек объявил, что вслед за годом Казимира Сваяка объявляется год Альфреда Ромера, живописца, графика, медальера, искусствоведа, жившего и творившего на территории прихода в имении Каролиново: храм украшает его впечатляющая икона «Господь Иисус и сирота». А там будет год Бронислава Рутковского, известного дирижера, органиста, педагога, публициста, общественного деятеля, родившегося в Камаях в 1898 году. Таким образом, к открытой ныне доске со временем добавятся еще две. Все это, по мнению ксендза, увеличит духовную ауру, притягательную силу христианской твердыни.
Разговор, начавшийся в святыне, продолжился за обедом в трапезной. Прежде всего вспомнились культурные потребности земель, отошедших до войны от Свентянского уезда и вошедшие в состав четырех белорусских районов. Кроме райцентров, здесь в силу ряда особенностей нужно развитие локальных культурно–просветительских центров, желательно исторически сложившихся. В Поставском районе эта роль явно закрепилась за Камаями, в Мядельском — скорее Шеметово, чем Свирь или Засвирь, в Островецком — Клющаны вместе с соседними Баранями и Спондами, в Сморгонском — слово за Вишневом, которое еще не проявило себя.
Новый ракурс в нашем разговоре появился, когда в него включился Егор Шушкевич, возглавляющий в Поставах центр туристических услуг. Как человек расторопный, Е.Шушкевич уже давно оценил экскурсионную перспективность твердыни Поставского поозерного (а исторически, может, завилейского) края. Но с чем ее объединить в единый интересный маршрут? С Поставами, классицистическим дворцом Тизенгаузов — ясно. Но этого мало, особенно для въездного туризма.
— Прежде всего объединить с другими оборонными храмами Беларуси — Маломожейковским, Сынковичским, — включаюсь в дискуссию. — Как уже сообщалось в печати, Камаи являются одной из довольно многочисленных кандидатур, достойных включения в авторитетный список историко–культурных памятников, находящихся под опекой ЮНЕСКО. А от Постав или Камаев взять путь на юг, к другим оборонным храмам, а может быть, и замкам. Владимир Счастный, председатель комиссии, как–то говорил мне: а почему бы из Беларуси не поехать к оборонным храмам и замкам Литвы, Польши?! Это придало бы маршруту желанный региональный, международный характер. Можно включить в него те же места служения Казимира Сваяка — Засвирь, Клющаны. А дальше — неповторимая барочная резьба в костеле над Вилией в Михалишках, чудотворные иконы в Гудогае и Трокелях, Гольшанский (Ольшанский) замок и так далее... На нашей земле нет мест неинтересных, есть только неизученные или малоизученные.
Загадка остается
...Пожелав друг другу новых успешных годов, мы прощаемся. Проезжая через Поставы, минуя барочные дома ремесленников на рынке–площади, гармоничный дворец Тизенгаузов, опять думаю: все–таки насколько же благословен этот поозерный край.
А загадка? Историческая загадка остается: какая часть «крестьянской» Свентянщины отошла в 1940–м (а может, осенью 1939–го?) к Беларуси? И осталась ли там? Юстас Палецкис был человеком серьезным, доброжелательным к белорусам (это видно из его воспоминаний, поэзии), а его рассказ 1978 года — искренен. Поэтому бросаю здесь перчатку рыцарю белорусской архивистики Виталию Скалабану. Ну не могло же не остаться документальных следов от первых встреч руководителей Белорусской ССР с новорожденной Литовской!
Минск — Поставы — Камаи — Минск.
Фото Ирины Заяц.
