Хозяйка сказочного дома

У Нинель Счастной более 50 персональных выставок – в Беларуси, странах дальнего и ближнего  зарубежья.  Ее кисти принадлежат портреты Евфросиньи Полоцкой, Франциска Скорины, Ивана Федорова, Янки Купалы и других просветителей и деятелей культуры Беларуси. Работы художника находятся  в музеях, галереях и частных коллекциях разных стран мира. Она автор  книги «Искры моей жизни», изданной в 2001 году «Белорусским Домом печати».
– Проходи, будем беседовать, – сказала Нинель Ивановна, и в чашечки из тончайшего китайского фарфора был разлит ароматный чай. Было приятно сидеть на мягком диване около круглого столика под зеленой скатертью, рассматривать большие и маленькие картины, старые комоды, семейные фото-снимки, прозрачные стеклянные фигурки на высоком, почти до самого потолка подоконнике мастерской. Заговорили о творчестве, сравнимом разве что со Вселенной. Нинель Ивановна попыталась образно представить ее:
– Мне кажется, что  Вселенная – это нечто круглое, пульсирующее, способное рождать… А вот квадрат, в особенности черный, ничего рождать не может…
– Это вы о Малевиче?
– И о нем тоже. Все восхищаются его «шедевром», а художник сам говорил, что его «Черный квадрат» – тупик всякого искусства, далее идти некуда. В студенческие годы каждый старается выбрать свой путь. Помню, что только при Хрущеве мы узнали о Кандинском, Малевиче, Филонове, западноевропейских художниках. Я увлеклась постимпрессионизмом. А это – одна из ступенек реализма, только реалии подаются с величайшим чувством. Вообще в искусстве часто происходило так – например, Жан Энгр, сделав шаг в сторону от основного направления, оказался  очень модным и востребованным.
– А как у нас в Беларуси насчет модных личностей?
– У нас тоже есть художники, которые нашли в реалистической живописи свой особенный, живописно-графический, почерк. Таким был Николай Селещук. В этом направлении работает Валерий Шкаруба. На полотнах Леонида Щемелева – неповторимые наши зимы. Я очень радуюсь за тех, кто нашел в реализме нечто свое.
– Бывая на выставках, организованных вами к 8 Марта, каждый раз удивлялась чувственности женских работ. Есть ли нечто особенное в женском искусстве?
– Женщины пишут чаще всего то, что им нравится, а не то, что будут у них покупать. В целом это светлое искусство, потому что женщина – мать на земле. Но и среди них есть разрушительницы. С местечковой психологией, вторичностью. Искусство вообще под угрозой разрушения, и идет эта волна с Запада. Теперь, когда твои полотна напоминают нечто реальное, это уже считается немодным. Подавай чистую абстракцию, где полностью уничтожается материя. А как существовать человеку? Что остается? Молодежь «чернеет» на глазах. И искусство «почернело».  Слава Богу, остается еще душа, и она, бессмертная, ищет выход. Да и некоторые художники опомнились: «Хватит, надо спасаться! Иначе погибнем».
– Как же разобраться начинающему художнику в лабиринте мировоззрений?
 – Он должен решить, с кем он – с созидателями или с разрушителями. Когда мне кто-то говорит, что в искусстве ничего не понимает, я отвечаю: все просто, приходи на выставку и смотри. Если после увиденного тебе захочется писать стихи, танцевать, петь, любить, значит, ты видел то, что вызвало эти светлые чувства. Когда же после выставки тебе хочется  кричать, уничтожать и ты входишь в черноту, значит, столкнулся с чем-то плохим. А если мы творения Божьи, то должны прислушиваться к Нему и созидать. Здесь напрашивается параллель с родителями. Что мы чаще всего говорим им? «Я сам (сама) знаю, что делать». И часто совершаем ошибки. Но ведь родители не пожелают плохого. Так и Бог желает нам  блага. Только надо услышать в себе Его голос.
– Потому-то у вас нет ни одной «черной» картины.
– Я не имею на это права. А может, мне было подсказано, как надо работать. Когда я писала чернобыльскую деревню, было странное ощущение, что получается схема, нечто холодное. Потом словно озарение пришло: надо помолиться за нашу многострадальную землю!  И когда на картине появился образ Троицы, мне сделалось тепло, стало интересно и легко работать.
– А какова судьба ваших витражей? Это же настоящие шедевры! Раньше считалось счастьем иметь в интерьере стеклянные чудеса от Счастной.
– Это было раньше. В энциклопедии даже написано – «уникальные произведения». Помню, как работала над 5-метровым витражом «Цветы льна». Ни один цветочек нельзя было повторить, а он из нескольких стеклышек состоял, и их из разных цветов приходилось сплавлять. И все своими руками. После реконструкции здания, где этот витраж находится, его, конечно, не убрали, поскольку он входит в реестр охраняемых государством произведений искусства, но прикрыли снаружи стеклянной стеной, где разместили рекламу. Вот так уважили. И не только моих витражей это касается. Сколько гобеленов, уникальной керамики, созданных  крупными мастерами, оказываются ненужными. Не пора ли задуматься: что мы оставим своим детям и внукам? Вот в маленькой Швеции оставляют каждую мелочь. Там рядом со старым памятником ставят второй, а через некоторое время еще и современную конструкцию. Может, так и надо? Зачем разорять? Поставь свое рядом. Пусть люди оценят.
– Да вы настоящий философ!
– Домашний. Для дома с оркестром. На даче я Гауди и Сальвадор Дали одновременно! Я там уже много лет играю в какую-то игру. Как когда-то моя дочь Лада (светлая ей память) сделала многоэтажный кукольный дом для своей дочери Ники, так и я построила дачный дом для всех нас. У меня он растет не ввысь, а вширь. Так Дали когда-то купил несколько рыбацких домиков и объединил их под одной крышей. Получился настоящий замок, в котором он сделал множество переходов. Когда я побывала в его музее, то поняла, какой это был хулиган и весельчак.  Ну, например, около бассейна у него лежит огромнейший удав, сшитый из ткани,  или тыква из мешковины, на которую можно присесть; стоят царские троны, а из стены выступает гипсовая рука, на которую можно повесить шляпу… Это же весело! Я смотрела и думала: как же умел наслаждаться жизнью этот человек!.. Ну а у меня на даче – множество дверей и стеклянных стен, в мастерской потолок прозрачный: можно видеть солнце и луну, наблюдать за дождем.  В другой мастерской я поставила березовые столбы и назвала ее «березовой рощей». На веранде у меня пол на два метра не доходит до земли, он словно висит в воздухе… А из земли растут помидоры. Когда они вырастают, в доме появляется зеленый огород, и я, не вставая с дивана, протягиваю руку и  срываю красный помидор. И говорю: «И кто сказал, что я не Емеля?!»
– На знаменитой даче мне приглянулась веранда со стеклянной стеной. Это же мечта поэта: за окнами – лес, пойма реки; живая картина, постоянно меняющаяся!..  Это питает душу, дает силы. Чтобы сделать такой сказочный дом, надо быть большой труженицей.
– Может быть. Я все делаю сама – пилю доски, забиваю гвозди, копаю землю, кошу траву. Мне приятна физическая работа. Так мне удается перехитрить себя: наработаюсь, а потом прихожу в мастерскую и делаю вид, что живопись – мое хобби. И с таким наслаждением пишу картины!.. А когда работаю над портретами, живу жизнью своих героев. Заканчивается тем, что они становятся моими друзьями. Продержаться бы еще в теперешнем состоянии – замыслов у меня на 500 лет вперед!..
Мне удалось побывать на юбилее Нинель Счастной на историко-филологическом факультете Полоцкого университета. Там есть постоянная экспозиция ее работ. Когда мы шли по городу, нам встретилась женщина с букетом цветов. Увидев Счастную, она воскликнула: «Нинель Ивановна, примите этот букет! Мы очень вас любим! Спасибо вам за ваше искусство!» А нас с художником связывает тоненькая книжечка моих стихов, изданная к республиканскому празднику – Дню Матери. Она оформлена работами Нинель Счастной.