Глядя на то, как коллега Сергей Канашиц пакует чемоданы в Турин, трудно удержаться от соблазна и не собрать ему «узелок» на память. Отъезжающий на следующей неделе освещать Олимпийские игры наш человек улыбается, замечает, лучше б сухарей положил, а я ему упаковываю все больше бумагу. Еще и книгу нашел, «Ход белой королевы» называется, автор — Кассиль, ну тот самый, у которого «Вратарь республики». Уговариваю вот Серегу взять ее с собой...Вопреки традициям мы начнем с эпилога. Лев Кассиль написал свою повесть в 1956 году, аккурат после Олимпийских игр в Кортина–д’Ампеццо. В ее концовке есть и такие строки:
«Вы, вероятно, помните, как проходили в Доломитовых Альпах зимние Международные олимпийские игры, и нет нужды еще раз подробно рассказывать здесь обо всем, что довелось нам увидеть на безукоризненной ледовой глади горного озера Мизурина, на зеркальном, залитом потоками электрического света поле олимпийского стадиона в Кортина–д’Ампеццо, на знаменитом лыжном трамплине «Италия», на крутых склонах Доломитов, где флажки отмечали ворота гигантского слалома, и на лыжне международного Снежного стадиона».
Нет, вы не помните? Тогда стоит сказать, что 50 лет назад «зима в Западной Европе была на редкость снежной. Виноградники Италии и Прованса оказались погребенными под сугробами... Замерзли венецианские каналы, и дворцы, лишенные отражения, словно осели по пояс в камень набережных. Свирепые белые вихри шатались но дорогам Европы, заметая их. Тысячи машин застревали в заносах, и в газетах, которые я читал по дороге, когда наш поезд часами простаивал на занесенных перегонах, острили, что Королева русских снегов явилась на Олимпийские игры, стеля за собой через всю Европу белый шлейф метели...»
«Чи–Чи–Чи–Пи» приехала! Загадочная страна, название которой на итальянский манер звучало, словно взятое из сказки, 50 лет назад впервые участвовала в зимней Олимпиаде. Тогда, в 1956–м, погода не баловала примерно как сейчас, но это не помешало советской сборной занять первое место в общекомандном зачете. 16 медалей разного достоинства благодаря впервые проводившимся телерепортажам враз оповестили мир о явлении великой спортивной державы. Евгений Гришин установил два мировых рекорда на ледовом овале. При этом следует напомнить, что, в отличие от партнеров по сборной, для него соревнования в Кортина–д’Ампеццо были не первыми Олимпийскими играми. В 1952 году он пробился в сборную велогонщиков, но в Хельсинки так и не выступил...
Кортина–д’Ампеццо памятна и первой победой на Олимпиадах советских хоккеистов. Тот турнир вообще был уникальным. Например, в нем принимала участие Объединенная германская команда (ОГК), что нам, помнящим о построенной спустя несколько лет Берлинской стене, кажется даже невероятным. Но это было, было... Канадцы привезли в Италию профессиональную команду «Китченер Ватерлоо Датчмен», перед которой была поставлена простая задача: доказать, что успехи сборной СССР в хоккее большей частью случайны. Но и тут на старуху напала проруха. В ворота сборной Союза был поставлен не человек, а памятник, а потому более не было такого, чтобы в двух матчах с канадцами и американцами какая–либо команда не пропустила ни одной шайбы. Николай Пучков стал тем самым памятником, что был вылеплен с него за олимпийские заслуги. Он установлен на миланском стадионе «Марти» в числе 32 статуй, символизирующих самые популярные в мире виды спорта.
Капитан советской сборной Всеволод Бобров называл своего вратаря медвежонком, но при этом подчеркивал его исключительную влюбленность в спорт. Он сражался на ринге, выступал на беговой дорожке, играл в баскетбол. Был чемпионом школы, а затем одной из московских типографий, где работал печатником. Он был футбольным вратарем в команде ВВС. «Другого такого примера, пожалуй, и не найдешь, — отмечал Бобров. — Владимир Никаноров был замечательным стражем ворот в футболе, но на хоккейном поле играл защитником. Лев Яшин одно время тоже сражался в хоккей, но предпочитал не отражать, а забивать шайбы — он был нападающим. И это понятно: ведь вратарь в каждом поединке испытывает огромное нервное напряжение. Право же, стоит отдохнуть от него зимой или летом». Но Пучков не слушался своего капитана. Ему нравилось отвечать за все. Он мастерил ловушку из обыкновенной перчатки и становился в ворота. Он был героем. «Удары судьбы не могут выдержать только слабые люди. Хоккей закалил меня так, что сломать невозможно, — заявлял Пучков. — Чтобы со мной ни происходило, я знал: есть высшие ценности. В пятидесятые годы не было масок, шлемов, играли без перчаток, и руки всегда были в синяках. А выбитые зубы? А сорок семь шрамов на лице?.. Играли на открытом льду, в любой мороз, когда резиновая шайба превращалась в камень...» Но что стоит шайба против воли?
Надо ли говорить, что без выдающейся игры Пучкова не обошлось и на первом для советской сборной чемпионате мира?! В 1954 году в Стокгольме в важнейшем матче против чехословацкой команды он сменил Григория Мкртычана при счете 1:2, а в итоге наши победили 5:2. В следующей игре он же буквально остановил канадцев, а его партнеры точно так же буквально вынесли своих соперников через ворота — 7:2...
Ах, Кортина! Какие чудесные виды открывала ты перед глазами! Какие имена вносила ты в вечную летопись! Николай Сологубов, Иван Трегубов, Валентин Кузин, Юрий Крылов, великая тройка нападающих Бобров — Бабич — Шувалов! Это у Николая Пучкова перебитые пальцы сгибались в разные стороны, а так эти парни были несгибаемыми. Почему–то очень хочется сравнить их с фронтовиками, которых сегодня в живых все меньше. Вот и из семнадцати хоккеистов — чемпионов мира, Европы и Олимпийских игр 1956 года (тогда в Кортине–д’Ампеццо разыгрывалось сразу три комплекта золотых медалей) сегодня здравствует только челябинец Виктор Шувалов...
Неделю назад по ТВ прошел сюжет о Любови Барановой. Слава Богу, она полна сил и воспоминаний. Это ее в 1956 году называли «Королевой русских снегов, Звездой белого горизонта, Царицей снежных полей, Хозяйкой зимних троп, Владычицей белых долин». У Льва Кассиля есть еще эпитеты, но не проще ли сказать так: «Любовь Козырева. Первая советская олимпийская чемпионка в зимних видах спорта». Пусть вас не смущает разночтение в фамилиях, у женщин так бывает. Однажды Козырева стала Барановой, но это же ничего не поменяло, не правда ли? Даже если в повести у Кассиля она стала еще и Скуратовой, наяву осталась и ее блокадная юность, и обнаруженная накануне отъезда в Кортину сердечная аритмия, и голубое полупальто с белыми буквами СССР на груди. И победная гонка на 10 км, как сегодня бы сказали, классическим стилем.
«О–о, это был действительно Большой День!..
Флаги тридцати двух наций, участвовавших в Белой Олимпиаде, развевались над Снежным стадионом...
Тысячи голосов приветствовали знаменитую советскую гонщицу. Она шла, сосредоточенно набирая скорость, своим широким и сильным шагом... Она не убыстряла ритма своих движений, а тем не менее скорость нарастала заметно для глаз. Она как бы раскатывала себя...
— Какой ход! Какой ход! — шептали знатоки...
На исполинском щите, высотой в добрый пятиэтажный дом, все время передвигались на черном пространстве огромные белые номера гонщиц и цифры, показывающие результаты каждой лыжницы на пройденном этапе. Благодаря этому борьба в первой десятке гонщиц, то есть среди наиболее сильных, обошедших по времени других соперниц, разыгрывалась наглядно и на самом стадионе.
Волнение на трибунах нарастало с каждой минутой. Уже взяли старт последние номера. Уже одна четверть дистанции была пройдена основной группой лыжниц. Все смотрели на большой черный демонстрационный щит, где появились номера десяти лыжниц, показавших пока лучшее время.
Но номера «38», номера Скуратовой, не было среди них...
Наши болельщики были в смятении... Однако в этот момент произошло что–то непонятное. На черном щите, отодвигая вправо все другие номера, впереди, на первом месте, появился номер «38».
Стадион загудел тревожно и настороженно. Все переглядывались, ничего еще не понимая. Потом что–то звякнуло в радиорупорах. Все мгновенно замолкли, и в наступившей тишине радио трижды, на трех языках, от имени судей принесло зрителям извинение по поводу допущенной ошибки. Оказывается, с дистанции сообщили почему–то неправильно время, показанное на первой четверти гонки Натальей Скуратовой...
Мы так волновались все, что не заметили даже, как уже давно разошлись облака и небо над нами просквозило всей своей пронзительной южной, итальянской синевой. Над белыми альпийскими склонами в воздухе, вернувшем свою прежнюю прозрачность, заалели рыжие отвесные пики Доломитов, залитые прорвавшимся солнцем. И все наполнилось вокруг праздничной пестротой красок, цветных костюмов, национальных флагов, рекламных щитов. Все как будто готовилось встретить победительницу во всем торжественном сиянии славы.
Но лыжницы, ведшие свою гонку в этом пестром, дышащем всеми надеждами мира пространстве, почувствовали, как ухудшается катастрофически скольжение лыж. Профанам это было невдомек. Но знатоки понимали, что погода может сейчас спутать все карты на лыжне.
Вот тогда Наташа Скуратова и сделала то, о чем потом долго еще писала вся международная спортивная печать. Она остановилась, чтобы заново перемазать лыжи по охотничьему способу, как ее учил отец, чью ладанку с запасной мазью она прятала на груди под курткой.
Когда весть об этом дошла по радио до трибун, поднялся неистовый шум. Стадион был потрясен. Решиться хотя бы на кратчайшую остановку во время такой гонки, когда по пятам настигают грозные конкурентки, могла лишь лыжница, очень уверенная в себе, владеющая еще огромным запасом сил...
Королева русских снегов сделала рискованный ход!..
Позже уже хорошо было видно через бинокль, как лыжница под номером «38» не только не сбавляет хода, но идет бесстрашно по этому крутому спуску, словно по равнине, на полной скорости. В головокружительном скольжении вылетев с поворота на последнюю прямую, она стала обходить Гунгред.
Вот она оказалась уже за спиной Бабуриной.
Только грозная Микулинен была еще впереди и казалась недосягаемой...
Микулинен, напрягая все оставшиеся силы, одновременно отталкиваясь обеими палками, судорожно дыша полуоткрытым ртом, мчалась уже мимо трибун, когда на последних десятках метров ее настигла Скуратова и недалеко от линии финиша на пол–лыжи обошла...
В великолепное время, которого еще никто не показывал на лыжне в Италии, прошла десятикилометровую олимпийскую дистанцию Наташа Скуратова — 36 минут 10 секунд...
Толпа окружила победительницу. Сотни вспышек фотоаппаратов замигали вокруг Наташи. И я сам уже не мог пробиться туда».
На самом деле результат Любы Козыревой был 38 минут 11 секунд. В итоговом протоколе гонщица под номером «32» опередила Радью Ерошину и Соню Эдстрем, но у писателя Кассиля был свой взгляд на драматургию гонки. История с мазью в его исполнении просто великолепна. Ну в самом деле, не писать же в художественном произведении о том, что перед стартом еще у одной советской спортсменки Алевтины Колчиной сломалась боевая «лыжа», а заменить ее оказалось нечем. Или что в гостинице «Тре кроче» («Три креста»), где остановилась наша команда, было туговато с продуктами (вспомните ранние фильмы Феллини, и вы не дадите соврать, что в Италии после войны жили бедновато), а потому советской делегации приходилось налегать на привезенную с собой тушенку. А еще в ходу был распаренный горох, который спортсмены ели пригоршнями якобы для скорейшего отхода газов... И все–таки даже с таким, с позволения сказать, допингом, даже с характерными проблемами наши парни и девушки вызывали восторг. Они были счастливы, идя за советским флагом по стадиону в Кортина–д’Ампеццо, но еще больше они гордились собой, глядя, как на высокой мачте в их честь взвивается алое знамя. И в этом не было никакого излишества. Для них слово «родина» не сливалось с премиальными. Козырева, Гусакова или Ерошина могли упасть на дистанции, могли сломать лыжу, но сломать их было невозможно. Что там говорить, если в 1956–м даже горы были другими. В Кортина–д’Ампеццо бронзовую медаль завоевала советская слаломистка Евгения Сидорова?! Когда еще такое было?
...
Размотай «узелок», Серега. Заодно и разомнешься перед Турином.
Прямая речь
Вспоминает олимпийский чемпион 1956 года в лыжных гонках Павел КОЛЧИН:
«Все, как сейчас, помню. Маленький, совсем незаметный (я по карте искал — не нашел) итальянский городок в Альпах — Кортина–д’Ампеццо и наша сборная на торжественном открытии зимних Олимпийских игр; красавцы богатыри в синих шерстяных полупальто и роскошных пыжиковых шапках. За ними итальянцы бегали, как за олимпийской медалью: продай да продай. Только не на тех напали, никто из советской команды свою шапку не продал. У самих была первая. Как и сама Олимпиада. И готовились мы к ней по–страшному. Вначале у себя в Бакуриани, а потом, за две недели до начала, в Швейцарии. Конечно, новичкам всегда трудно, но страха там или дрожи в коленках не было. Знали, что основными соперниками будут скандинавы, но пусть не на Олимпийских играх, а на чемпионатах мира мы с ними не раз уже встречались и довольно часто побеждали. И на катках, и на лыжных трассах, и в хоккейной коробке. Меня сегодня часто спрашивают: кого больше боялись — соперников или начальства, намекая на нехорошую участь футболистов ЦДКА. Они составляли костяк сборной СССР на нашей первой летней Олимпиаде в Хельсинки, проиграли югославам, разгневали Сталина и были безжалостно разогнаны. Так ведь не расстреляли. Чего ж бояться? Сева Бобров как играл в Хельсинки, так и в Италию поехал. Только уже хоккеистом. Конечно, приезжали разные товарищи, говорили о международном положении, о славе советского спорта, но такого, чтобы «золото» или смерть, не было. Да нас и агитировать не надо. Мы ж не за деньги рвались в бой».
