2. Неоконченная боль
Директор Кохановской школы Толочинского района с 1974 по 2000 год Татьяна Радькова вспоминает:
— Я видела нашего знаменитого земляка, когда он приезжал в Звенячи в свой юбилейный 1982 год. Учителя с радостью пошли на встречу с Савицким. Правда, Михаил Андреевич был немногословен. Он всегда, как рассказывали земляки, был поглощен своей работой и делами. Не зря оставил огромное творческое наследие! Поприветствовал нас, а потом состоялся концерт с участием Евдокимова, Раевской. Такой подарок сделал землякам. В свое время драматург Александр Леонтьевич Петрашкевич, с которым Михаил Андреевич дружил, собирался приехать с ним на родину, но как-то не получилось. Он был занят, торопился доделать свои работы. Но школу помнил — в воспоминаниях делился впечатлениями об учебе.
Еще раз мне посчастливилось встретиться с великим Мастером в Минске на его 60-летнем юбилее, куда я приезжала в составе делегации Толочинского района. Мы коллективно выступали на сцене, он к нам подходил и благодарил за то, что земляки отозвались. К нему уже пришла популярность, но он был с нами очень скромен. И в этом весь Савицкий.
В галерее Михаила Савицкого воссоздана мастерская художника. В полотнах Михаила Савицкого — до боли острое ощущение современности и невероятное предвидение будущего. Помимо своих картин он оставил огромное наследие Мыслителя — в интервью, воспоминаниях, в которых рассуждения словно уносятся на несколько десятков лет вперед. Многие стали чрезвычайно актуальными в наши дни: «Некоторые утверждают, что фашизм — уже история, что не нужно напоминать об этом. Но человеконенавистническая идеология существует в разных вариантах и сегодня. Словно ржавчина, поражает она мышление в первую очередь молодежи. Неслучайно я написал цикл картин «Цифры на сердце» — хотелось показать то, что на самом деле тяжело почерпнуть из сухих документов и литературной беллетристики…»
В сентябре 1940-го Михаила вслед за тремя старшими братьями (все погибли на войне) призвали в Красную армию. Великую Отечественную встретил в Севастополе и был одним из тех солдат, которые 250 дней — с октября 1941 года — стояли насмерть, защищая черноморский порт, блокированный гитлеровцами с суши и моря. Последнее сражение произошло в начале июля у Херсонесского маяка. Четверо суток практически без воды и еды красноармейцы и моряки сдерживали натиск врага, пока не закончились патроны. Здесь полегло около 200 тысяч советских воинов, многие попали в плен.
Узник № 32815.
Из воспоминаний М. А. Савицкого: «Во мне, наверное, с детства заложен запас прочности, выносливости. Как в кактусах. Видимо, это и помогло выжить. Но ещё знаю главное: я бы не выжил без веры, без глубочайшей уверенности в правоте нашего дела. Ничто не могло убедить нас в том, что фашизм, эта чума XX века, вдруг воцарится на Земле. Такого не могло случиться. Может быть, кто-то скажет, что фашизм — история, нужно ли напоминать о ней?.. Сама атмосфера нашего века вызывает жгучую тревогу за судьбу прекрасной планеты и её главного сокровища — человека. Каждый из нас в ответе за будущее».
Между тем на протяжении почти 30 лет он молчал о тех страшных 1500 днях кругов адовых. Возможно, пытался избавиться от страшных воспоминаний. И вот, прочитав о Савицком в журнале «Огонёк», его разыскал лагерный друг. При встрече он спросил художника: «Рассказал ли ты что-нибудь про ЭТО?» Михаил Андреевич, по его словам, тогда и понял, что больше откладывать нельзя… В силу той самой ответственности за будущее.
Перед тем как браться за цикл произведений «Цифры на сердце», долго размышлял, какие эмоции надо в них вложить: «Я перебрал всё и решил: только шок! Другое не дойдет. Я должен потрясти зрителей…» Первые же полотна (цикл из 16 произведений создавался на протяжении 1976—1987 годов) вызвали бурную реакцию в обществе. Некоторые говорили, что подобные ужасные вещи не должны быть объектом искусства, называли его творчество слишком мрачным, тяжелым для восприятия, переполненным смертями и горем. Но ни на одном полотне у него нет крови. Они показывают нам не только боль и страдание, они рассказывают о противостоянии света и тьмы, прекрасного и чудовищного, духовного восхождения и низости, вечных идеалов и мерзости. Они и сегодня остаются грозным предупреждением человечеству и говорят то, о чем, как считал Михаил Савицкий, должен помнить каждый: сколько бы ни было вокруг нас боли, страха и темноты, добро, разум и жизнь победят.
Последние картины мастеров кисти зачастую остаются незаконченными. И каждая заключительная вещь — особенная. Такой работой стала для Михаила Андреевича «Скобровка — 1944». В 1993 году Савицкий был назначен на должность председателя белорусского фонда «Взаимопонимание и примирение», оказывающего материальную помощь пострадавшим от нацистов. Из попавших к нему документов и бесед с живыми свидетелями узнал о существовании немецкого Детского села в пуховичской деревне Скобровка. Там для раненых немецких солдат у детей брали кровь, после чего многие из них умирали. Как-то незадолго до смерти он заметил: «Так вот, картина моя об этих бедных детях. Работа большая по размеру и очень сложная психологически. Несмотря на то, что она еще не закончена, я ее очень люблю. Страдаю вместе с маленькими мучениками. У меня много писем об этом ужасе. Сюжет забора детской крови пытались писать другие, но не вышло. Тяжело. Поэтому я решился».
Искусствовед Ксения Жуковская: в период позднего творчества художника влечет библейская тематика.Ксения Жуковская, ведущий научный сотрудник научно-фондового отдела Художественной галереи Михаила Савицкого:
— Работа крупноформатная. Очень часто у Савицкого существуют два мира — реальный и ирреальный, мир небесных сил — на этом незавершенном полотне присутствует такая отсылка. Как в Чернобыльской серии есть образ ангела смерти, уносящего души детей, так и здесь в центре — некая фигура, но так как она не завершена, можно только предполагать, что символизирует этот образ. Фигура, которая уносит детские души. С левой стороны — мужской силуэт, выводящий оставшихся выживших детей из лагеря.
Историки до сих пор не знают, сколько детей были пленниками Детского села Скобровка. По некоторым данным, до трех тысяч. Бывшая узница донорского лагеря Валентина Аксенова вспоминала: «На стол падал слабый свет. Надзирательница подвела меня к столу, внизу были ступеньки. Сказала подняться и лечь. Накрыла белой простыней, правую руку велела положить на борт, на котором были специальные приспособления, — на ней щелкнул замок. Потом поправила ноги. Стол стал опускаться и выравниваться. Я в страхе лежала и думала, что будет дальше. Проснулась уже в доме, где находились все из нашей группы. А как вернулась, не знаю. Но зато я хорошо помню, как после забора крови других детей приносила надзирательница. Однажды, когда она после третьего забора крови принесла ребенка, нары которого были рядом с моими, он совсем не двигался. Надзирательница принесла девочке что-то попить, но та не реагировала. Тогда она сказала, что у девочки тиф, и унесла ее. А мы все знали, что это не так, что всех нас ждет то же самое. После третьего забора крови нас тоже унесут. Уже после второго я была совсем слабая, не могла ходить, только лежала на нарах».
В июне партизаны 1-й Минской бригады провели операцию по спасению детей. Бывший командир партизанского отряда «Комсомол» Павел Воробьев писал, как по ночам группа партизан пробиралась в лагерь и выводила детей. К приходу Красной армии были спасены 165 мальчиков и девочек, для них в соседней деревне создали детский дом. Не его ли фигура отображена на незавершенной картине? Что бы зрителя повергло в шок? Мастер искал «нужную ноту» на холсте, переделывая произведение. Еще мгновение — и нужная эмоция была бы найдена. Но то мгновение ушло в вечность. У нас же осталось его огромное наследие, призывающее помнить, как цивилизованная нация привнесла в историю чудовищную трагедию, совершив преступление против человечности.
klimovich@sb.by
P.S. 18 февраля народному художнику СССР и БССР Михаилу Савицкому исполнилось бы 100 лет.
