Что вспоминают жители Лоевщины об освобождении родной земли?

Хлеб из уцелевшей печи для советских солдат

1943-й глазами очевидцев — жителей Лоева
Отсюда, с Днепровского плацдарма, фактически началось освобождение.

Мемориал в центре Лоева местные жители называют не иначе как святым местом. Главная площадь городского поселка — монументальное, величественное напоминание потомкам о героическом прошлом и о главном событии октября 1943-го. Именно тогда на Днепровском плацдарме в районе Лоева полегло более 10 тысяч бойцов, 365 воинов стали  Героями Советского Союза. Наступательная операция фактически положила начало освобождению Беларуси.

3 июля, в День Независимости, у мемориала в Лоеве пройдет традиционный праздник в честь освобождения республики от немецко-фашистских захватчиков. Участников той кровопролитной битвы за Днепр уже нет с нами, уходят и ветераны, которые участвовали в боях за другие территории. Но еще живы те, кто помнит, как это было, кто пережил времена послевоенного восстановления.



Елена Пинчук в том числе. Она выросла в простой семье, ее  мама Мария Ермолаевна работала телефонисткой на водной станции, поэтому страшную новость о начале войны узнали в окрестностях именно от нее.

— 22 июня 41-го мне, девятилетней девочке, если честно, ничем не запомнилось, — вспоминает Елена Тимофеевна. — Люди говорили, что день был солнечным и очень жарким. А когда в Лоев пришли оккупанты, стало страшно. Все жили вроде и в своих домах, со своим хозяйством, но были в большом напряжении. Родители тряслись за своих детей. А мне, ребенку, было обидно, что 1 сентября я не пойду в 3-й класс. Благо дома была хорошая библиотека (родители постарались еще до войны) и можно было что-то читать.

Отец Елены Тимофей Гаврилович был мастером на все руки, слыл завидным плотником, бондарем. Именно поэтому в семье был относительный достаток. Глава семейства к тому же был и хитрым человеком. Знал слабость городского полицая к «горилке», поэтому подпаивал, когда тот приходил в дом, чтобы узнать последние новости. Так, аккурат к осени 1943 года и выведал, что на семью написан донос, и они срочно ушли в лес.

— Очевидцем самого освобождения Лоева не была, — сожалеет Елена Тимофеевна. — Но хорошо помню наше возвращение в город. Да и что там от него осталось-то! Одни руины. В нашем доме, к примеру, уцелела только печка. Рядом с ней вырыли землянку, жили так некоторое время вместе с мамой, бабушкой, тетей и двумя ее детьми. Как-то разжились на муку. Бабушка решила сделать все по правилам: истопила печку, замесила тесто. Когда пришло время вынимать хлеб из печи, на улице показались советские солдаты. Она тотчас же схватила душистую  буханку и побежала навстречу освободителям: возьмите, сыночки, спасибо за освобождение. Солдаты спешили, а она стояла с протянутыми к ним руками, растерянная и заплаканная.

В январе 1944-го в Лоеве начались занятия в школе. Этот момент тоже очень хорошо запомнила Елена Тимофеевна. Школу организовал, вернувшись из  партизанского отряда, директор Павел Тумель. Он лично обходил все хаты и землянки, собирал детей на занятия, которые решили проводить в старом здании правления колхоза. Ни учебников, ни каких-либо пособий для ведения уроков не было: все объяснял учитель фактически на пальцах. Случайно одна женщина предложила купить учебник по истории. Папа Елены Тимофеевны сделал два ведра, девочка продала их на рынке и за вырученные деньги купила книгу.

Запомнился по-особенному первый победный май. О том, что фашистская Германия пала, войне пришел конец, девочка узнала снова же от мамы: она дежурила в ту ночь. Услышав радостную новость, Мария Ермолаевна оставила коммутатор на монтера и побежала к родственникам:

— Вставайте! Победа!

 Все ликовали, а Лена понеслась к бабушке, чтобы сообщить радостную весть. А в 9 утра, когда класс собрался в школе, учитель отменил уроки — велел оставить книжки, брать букеты и идти на площадь.

— Мы ломали душистые ветки сирени и бежали туда, где сейчас находится мемориал, который и сегодня является символом нашего освобождения, — Елена Тимофеевна на минуту задумалась. — Знаете, счастливое было время, но и трудное. Больше всего мне запомнились голодные 1946—1947 годы. Неурожай, послевоенная разруха... Мы радовались листочкам щавеля, если была картошка, считай, с голоду не помрешь. А у нас в те годы практиковал врач Сергей Сидренок. Он научил мою маму, как выживать. В аптеке в то время много было рыбьего жира. Так вот, врач   рекомендовал хлеб детям так просто  не давать. «Налей рыбьего жира на блюдечко, посоли, если есть лук, покроши, и детей заставляй макать хлеб и кушать. Получается как жирная селедочка». И мы за счастье считали это «угощение».



Афанасий Шкляров из лоевской деревни Деражичи своими глазами видел ужасы Великой Отечественной, пережил потерю близких. Рано ушли родители: отец умер, когда Афанасию было 5, мать — 8 лет. Воспитание мальчика легло на плечи старшей сестры.

В 1941-м Афанасий окончил 5 классов. Женщины, узнав о войне,  голосили, мужчины уходили пешком в Лоев на призывной пункт и уже не возвращались. На войну ушли и родные братья, один  оказался в Перемышле, другой — во Львове. Через две недели после вторжения стали слышны раскаты артиллерийской канонады и над Лоевщиной.

— Однажды гуляю во дворе и слышу рокот самолета, — вспоминает Афанасий Гаврилович. — Смотрю, летит со стороны Киева кукурузник низко-низко. Пролетел над хатой, в самолете сидели два летчика и красноармеец в шинели. Вечером пришла сестра Марина и говорит, мол, в кукурузнике был брат Николай. Он пролетал над родной деревней и сбросил письмо. Его потом бригадир Прокоп Лацук прочитал на поле собравшимся женщинам. Брат приветствовал родных, односельчан, сообщал, что временно улетает в тыл. А в конце письма приписка: «Враг будет разбит, победа будет за нами». Тогда я понял, что действительно началась война.

Было тревожно. Фашисты назначили бургомистра, писаря, старосту, полицейских — большинство из них были местными. Писали на своих же  доносы, расстреливали  сельчан без суда и следствия, хладнокровно. Но люди хоть и пахали землю, сеяли хлеб, растили детей, сирот, связь с подпольщиками держали.

Надвигался фронт, нужно было сохранить урожай. Афанасий выкопал две ямы: в одну высыпал ячмень, а в другую просо — всего килограммов 700. Все это засыпал землей и навозом, думал, что скоро вернется в отчий дом, но сидеть в болоте за Добрым Рогом пришлось в итоге больше месяца — до 24 октября.

— Бои на Днепре уже шли полным ходом, — говорит сельчанин. — Наши — на правом берегу, близко, слышались иногда даже крики «ура». Немцы выгоняли из деревни людей на рытье окопов на берегу реки. Как-то увидела все это сестра и приказала спрятаться. Я зашился на чердак. Слышу, в доме голоса, и немец тем временем поднимался по ступенькам. Мы глазами встретились. Он поманил меня пальцем, мол, иди сюда. В итоге и я на те вражеские окопы отправился. Моросил дождь, потом пошел большой. Наши конвоиры, одетые в палатки с капюшонами, ходили и покрикивали. Я стоял крайним от деревни, и это меня спасло, когда сбежал и спрятался в кустах... Слава Богу, уцелел. Дня три прятался в подполье.

15 октября 1943 года, в день, когда начинали брать Днепровский плацдарм, погода стояла теплая и солнечная, было около 10 часов утра. Стрельбы не было слышно. Вдруг из своей землянки Афанасий заметил, как со стороны Брагина летят 9 советских самолетов. И тут начали стрелять по ним зенитки. Один самолет подбили, и он пошел вниз, летчик выпрыгнул с парашютом, и все затихло.

— Но часа через два поднялась такая канонада из орудий и минометов, что вокруг стало темно, — рассказывает Афанасий Гаврилович. — Я бросился бежать в болото. Там было полно народа. Тогда я побежал туда, где пас корову. Бегу, а мне навстречу рвутся мины... Немцы сзади, а мы перед ними, на болоте. Наверное, им выгодно было прикрываться мирными жителями.

Через несколько дней вокруг Деражичей живого места уже не было — сплошь окопы, воронки, возле дороги во рвах — советские убитые солдаты. Собственно, и деревни тоже не было  — из 300 дворов уцелело 17, плюс несколько сараев...

26 апреля 1944 года для Афанасия Гавриловича началась новая жизнь: вместе с такими же ребятами, как и сам, уехал учиться в Гомель в училище. Там сформировали 8 групп по 20—25 человек: давали профессию плотников, каменщиков, штукатуров (для девушек), столяров, жестянщиков и слесарей. Освоив азы столярного дела, этим Афанасий Гаврилович и занимался. А в 1948 году устроился в Гомельский порт матросом на пароход. В итоге речному транспорту посвятил не одно десятилетие жизни...

— Память о войне, долг перед предками всегда говорили во мне, поэтому именно личным примером, как мне казалось, можно продлить ту самую память, за которую полегли наши предки, — замечает Афанасий Гаврилович. — Вот я и инициировал, и сам сделал два сельских мемориала. Один в деревне Глушец в память о Героях Советского Союза – бойцах 81-й стрелковой дивизии, которые форсировали Днепр в октябре 43-го. А второй — в моей родной деревне Деражичи. Этот мемориал посвящен землякам, жизни которых унесла война. Они вдохнули в меня свою стойкость и мужество, их подвиг бессмертен. И дай бог, эта огромная работа по сохранению памяти не прекратится. Все новые и новые страницы победы, положившей начало нашей независимости, открывает время.

uskova@sb.by

Фото автора и из архива Музея битвы за Днепр
Полная перепечатка текста и фотографий запрещена. Частичное цитирование разрешено при наличии гиперссылки.
Заметили ошибку? Пожалуйста, выделите её и нажмите Ctrl+Enter