Звезда мировой оперы Хибла Герзмава - о жизни, конкуренции на сцене и семье

Хибла Герзмава: И звук должен быть золотой

Хибла Герзмава — одна из ведущих оперных певиц планеты. Ее имя в переводе с родного абхазского означает «златоглазая». Уникальный голос обеспечил ей первое Гран–при в истории Международного конкурса Чайковского и множество других побед. В ней сочетается множество разных вещей — истинно женская любовь к красивым нарядам, которые она при этом с легкостью раздаривает, благотворительность, на которую Хибла нередко отдает больше средств, чем оставляет себе, материнство и дружба. Она не любит слушать свои диски и убеждена, что «живьем» звучит гораздо лучше, чем в записи. «Без любви и без тепла петь невозможно, — уверена Хибла Герзмава. — А звук должен быть теплый и с золотом».

Звезда мировой оперной сцены посетила Минск, чтобы выступить на фестивале «Владимир Спиваков приглашает», и выкроила время для беседы с корреспондентом «СБ».

— Свои декабрьские концерты в Германии вы посвятили жертвам терроризма, гонорары перечислили в фонд, оказывающий поддержку родственникам погибших. Это был порыв или осознанное решение?

— Решение было импульсивное, оно пришло после катастрофы над Синаем, когда я увидела фотографию маленького ребенка у окна в аэропорту — эту девочку я до сих пор не могу забыть. Многие пытались в моем поступке усмотреть политическое высказывание, но — никакой политики, просто душевная боль.

— Вы ведь рано лишились родителей. Трудно было пробиваться, не чувствуя родительской поддержки, справляться со всем в одиночку?

— Очень тяжело. Мне было 16 лет, когда не стало мамы, и 18, когда ушел папа. Мои родители умерли очень молодыми, красивыми, у нас была роскошная семья. И в Москве мне, абсолютно домашней провинциальной пицундской девочке, конечно, пришлось нелегко. Не стану сейчас рассказывать про свои невзгоды и вдаваться в подробности, потому что мне до сих пор сложно без мамы. Знаете, на пути всегда встречались люди, которые мне помогали. И Господь, видимо, воздал мне за то, что когда–то забрал родителей, и посылает все время нужных правильных людей, которые любят меня. А родители... Они рано ушли, и это было больно. И по сей день я иногда могу плакать, как маленькая девочка. Потому что мне бы, например, очень хотелось, чтобы моего сына Сандро воспитывала бабушка, когда я где–то на гастролях. Да и вообще, когда мама рядом, дома — выпить вместе вкусный кофе и просто обнять ее, поцеловать... Я даже помню запах ее кремов и думаю, это никогда не пройдет. А если пройдет — значит, я пойму, что ушла часть моей жизни. Потому что маму ощущаю до сих пор. И папу, он очень сильный был. Они меня и сейчас поддерживают, я в это верю. Родители каждому нужны. А если Господь сделал так, что их нет, значит, ребенок очень сильный. Человеку, который рано теряет родителей, наверное, дается какая–то другая сила, которая двигает его вперед для того, чтобы он не упал. А если все же упал, значит, надо подняться и идти дальше. С открытыми глазами, со светлым лицом и солнышком внутри. Я так живу.

— Когда–то, до серьезных занятий вокалом, вы хотели играть на органе, эта мечта осуществилась?

— Я выросла в Пицунде, и храм IX века, который находится в трех минутах от нашего дома и где замечательный орган, наверное, сыграл в моей увлеченности свою роль. Я окончила музыкальное училище по классу фортепиано, с детства хотела играть и никогда не думала, что стану петь в опере. Но каждый человек должен знать свое место в жизни, выбрать что–то одно и глобальное. Для меня таким единственно важным стал вокал. А на органе я три года отучилась факультативно в Московской консерватории, но сугубо для себя. Мне интересны были регистры, было любопытно, что я способна сделать за органом, смогу ли... Для меня это очень важная ступень, потому что инструменталисты, на мой взгляд, по–другому поют. И мыслят, и учат репертуар, и работают над клавиром иначе. Рояль и орган — очень хорошая школа для меня как для певицы. Пою по–другому, фразы строю и даже дышу по–другому.

— Сейчас очень часто балерины, к примеру, снимаются в кино, стилисты начинают петь. Вас никогда не тянуло попробовать себя в другом качестве?

— Оперная певица — хорошая драматическая актриса, которая поет. Я за это очень держусь, потому что через многое прошла и пережила. Чувствовать себя актрисой с голосом — совсем другое, нежели просто петь. И я ощущаю себя именно так. Конечно, с удовольствием сыграла бы в каком–нибудь хорошем кино. Недавно режиссер Александр Сокуров у нас в Абхазии снимал «Софичку» по Фазилю Искандеру — в таком фильме я бы снялась, конечно. Или вообще в интересной для меня картине, возможно, исторической. Но пока таких предложений не поступало.

— Есть ли работа, которая еще не сделана, партия, которую вы бы хотели спеть, но пока не спели?

— Конечно, партия и роль Дездемоны в «Отелло». Но скоро я ее спою, в апреле — мае в «Метрополитен–Опера» — первом театре мира. У меня к этой роли особое, трепетное отношение, я готовлюсь к ней, потому что я — абсолютная Дездемона по голосу и как певица звучу сейчас очень хорошо в этой партии.

— Чего вам не хватает в жизни?

— Катастрофически — сна и отдыха. Очень хочу отдыхать, но мне совсем некогда. Сейчас такой период в жизни, когда меня разрывают. И пока ты востребованный человек, ты должен работать. Пока тебя любят и хотят слышать и видеть, нужно идти вперед. В следующей жизни отдохнем, поспим — и круассаны съедим с маслом. (Смеется.) Очень люблю круассаны с ванилью, мечтаю когда–нибудь съесть пять штук за раз, пока никто не видит. Шучу, конечно.

— Очень по–женски — бороться за красивую фигуру, носить шикарные наряды. Известно, что у вас целая команда стилистов и огромный сценический гардероб...

— В моей коллекции и правда много платьев, дома они уже не помещаются, в театре для них даже есть отдельный отсек. Считаю, певица должна быть очень красивой на сцене. Когда я выхожу к публике, мне нужно быть безупречной, стильной, изысканно одетой — мне кажется, что от этого я лучше пою.

— Театральная среда довольно жесткая, вы не сталкивались, скажем так, с недобросовестной конкуренцией?

— У нас жесткий мир, конечно, есть и завистники, и люди, которым ты не очень нравишься. Меня никто не подсиживает, потому что у меня своя планка в жизни, я ничье место не занимала, всегда делала свое дело и никогда не лезла в чужое. Хотя конкуренции очень много, и надо следить за этим каждый день. Но если есть люди, которых я раздражаю или которые плохо обо мне думают, я за них просто молюсь. А потом иду петь.

ovsepyan@sb.by

Советская Белоруссия № 33 (24915). Суббота, 20 февраля 2016
Заметили ошибку? Пожалуйста, выделите её и нажмите Ctrl+Enter