Каждый творец чуть–чуть Ван Гог — за искусство готов пожертвовать ухом

Михаила Лашицкого, будь моя воля, я б назвала режиссером года. Он засучил рукава и в новом театре СХТ доказал своей постановкой «Мещанская свадьба», что Минск — это театральная столица. Наши актеры у Лашицкого играют графического драматурга Брехта по–немецки точно. И при этом спектакль останется «нашенским». И разговор у нас получился интересный.

— Вам нравятся постановки Някрошюса?

— Какого Някрошюса?

— Неужели не знаете?

— Мне вспомнилась по этому поводу одна театральная байка. Когда на курс к Ромму поступал Василий Шукшин, Михаил Ильич у него спросил: «А как вам, молодой человек, произведение «Война и мир»? Шукшин отвечает: «А что за война и мир?..» Так и я: знаю, читал, видел, пережил, но не хочу тратить время на просмотр чужих спектаклей. Сейчас такое время, надо что–то делать в театре и быстро делать, а не получается... Пожалуй, единственное, чему я завидую, это не таланту и славе режиссера, а его возможностям делать быстро много работы.

— Знаете, ваши спектакли — это как один с продолжением. Я права?

— Есть художники, которые рисуют в каждой картине новый мир. А есть такие, которые все время пишут об одном и том же. Например, если все картины Шагала объединить, получится такое огромное полотно его мира. Я тоже себя считаю художником одного мира. Но истории рассказываю разные.

— А почему ушли на вольные хлеба?

— Я начинаю всегда нервничать, когда вижу, что люди привыкли работать не до конца. Театр не должен жить спустя рукава. А за последние годы, по–моему, многие государственные театры себя распустили. Причин тому много: отсутствие драматургического материала, режиссуры, денег, интереса у публики. Но я человек немного старорежимный, и когда вижу, что многие театральные службы просто уничтожены, в цехах пришлые люди исполняют какие–то «левые» заказы, понятие «театральные декорации» исчезло... Для меня это невыносимо все.

— Вы так молоды. Откуда вам знать о том, что в театрах было раньше?

— Молодой? Мне 36 лет! У меня родители всю жизнь были актерами в Витебском драмтеатре. Я детство провел за кулисами, вот поэтому и помню. Например, о том, что в театре каждый спектакль сопровождался живым аккомпанементом театрального оркестра. Музыканты чувствовали игру актера, его темпоритм, настроение и каким–то верно расставленным музыкальным акцентом могли помочь ему. Помню, в костюмном цехе работали такие портные! Они знали индивидуальности всех актеров, душой страдали и переживали за каждого. Вообще, это все было удивительно, знаете ли...

— Я думала, конфликт кроется в другом. Наши театры все же академичны, глубоко консервативны и на эксперимент идут неохотно. А вы — очевидный альтернативщик.

— В большинстве своем наши театры — это такие огромные корабли, и они вынуждены быть консервативными, потому что они очень большие. Любой театр живет и процветает, если в нем есть ярко выраженная творческая личность, какая–то идея, театральное вдохновение. Но в больших театрах это все недопустимо. Они не имеют права впускать в себя иррациональных творческих людей — те волей–неволей начнут его расшатывать, и «корабль» обязательно врежется в айсберг и утонет. Да, наши государственные театры не успевают маневрировать, не выдерживают темпы развития современного искусства, но им это и незачем. Выход один: вокруг больших театров у нас должны быть маленькие «оперативные» театры со своими идеей и задачей. Они могут успешно существовать лет 5 — 6, потом расходиться, чтобы преобразоваться в какой–то другой проект. Но, к сожалению, у нас пока нет схем экономического существования для таких маленьких театров.

— А кому они нужны? Публике? Среди театралов белорусское считается провинциальным. Лучше за 70 тысяч рублей сходить на московскую антрепризу с Гурченко, чем за 10 тысяч в какой–то маленький минский театр СХТ.

— А ты здесь как оказалась?

— Пришла.

— Ну вот видишь. Тут не надо на других смотреть. Сама узнай, расшевелись и приходи. Таких людей, как ты, много. Просто они пока о нас не знают. Речь идет об СХТ как о некоторой территории с живыми ночными программами и ночными спектаклями. Здесь все будет динамично развиваться, ресторан появится, выставочные залы, чтобы люди приходили сюда, понимая: что–то близкое для них и душевное находится здесь. У нас ведь пока где обычно народ общается? Дома у телевизора или в ресторанах, в ночных клубах смотрят стриптиз, который смотреть не хотят, надоело уже давно все, но альтернативы нет. Вот мы и попробуем предложить СХТ как некоторую территорию для живого общения интересных людей.

— Как ты все–таки искренне веришь в искусство...

— Творческие люди — это авангард, они должны опережать свое время, должны задавать те вопросы, на которые общество пока не готово ответить. Например, чтобы сегодня у твоего автомобиля был такой дизайн, Ван Гог в свое время отрезал себе ухо. Художник — он провокатор. Люди искусства обречены быть непонятыми современниками. И это очень тяжело. Но то, что мы имеем сейчас хорошего вокруг нас — это заслуга тех людей, которым когда–то, много раньше, по чуть–чуть открывалась истина: они многое предвидели. А для того чтобы передать свои знания обществу, необходим талант. Без таланта никак. Иначе и современники не поймут, и потомки проклянут.