Кавказский пленник

Почти 21 год из своих 66 бобруйчанин Федор Кравченко (фамилия изменена) был рабом в Чечне. Еще до войны его насильно "трудоустроили" к одному ингушу, у которого за скудную еду он вкалывал по хозяйству от рассвета до заката. Потом тот перепродал Кравченко чеченцам. Сколько за это время он сменил хозяев, Федор Иванович точно не знает, говорит - больше десяти. И с ужасом вспоминает тех из них, которые неделями морили голодом, зато били исправно, как по расписанию.

Из родного райцентра Широкое, что в Днепропетровской области, Федор Кравченко переехал в Бобруйск сразу после армии - из Украины в город на Березине перебрались его родители. Устроился прессовщиком на завод резиновых изделий, потом работал на "Белшине", заводе им. Ленина. Здесь же, в Бобруйске, познакомился со своей будущей женой. Семейная жизнь, правда, не заладилась и они расстались, имея к тому времени уже двух дочерей.

Летом 1981 года Федор Иванович собрался в отпуск, захотелось повидать родные края. Поездом добрался до Кривого Рога, оттуда на попутке хотел доехать до Днепропетровска. На беду, на трассе его подобрала фура, в которой ехали ингуш и чеченец.

- Отъехали мы от города километров 10, и они предложили зайти перекусить в придорожное кафе, - вспоминает Федор Иванович. - Не знаю, что они мне подсыпали, но я всего стакан компота выпил и - "отключился". Когда очнулся, увидел, что нахожусь в фургоне вместе с пятью мужчинами. У некоторых были завязаны глаза, у всех, в том числе и у меня, - связаны ноги и руки. Попробовал с ними заговорить, в ответ увидел только наполненные ужасом глаза. Скоро я понял почему: если кто-то пытался говорить или кричать, машину тут же останавливали и нас били. Всех без разбора. Руками и ногами. Больно, но так, чтобы не покалечить, кому ж потом продашь бракованный "товар"! Ехали мы сутки, и за это время нас ни разу не кормили, только дважды давали пить простую воду. Уже в Чечено-Ингушетии всех разобрали. По одному, как скот.

Меня продали ингушу, у которого я вынужден был выполнять самую грязную работу по хозяйству и пасти скот (кстати, за ворота я выходил только "под конвоем"). Но вообще-то с хозяином мне повезло: кормил 3 раза в день, иногда даже давал деньги на спиртное. Свое "везение" я уже потом понял, когда очутился в доме у перекупившего меня чеченца. Этот мог не кормить неделями, разве что давал простоквашу, и обращался со своими рабами (нас у него было несколько) хуже, чем с животными. Ночевали мы в сарае на голой земле, хозяин даже не удосужился соломы подстелить. На ночь, чтобы не сбежали, нас заковывали в кандалы, надевали наручники или связывали руки ремнями. За малейшую провинность нещадно били. По животу, ребрам, ногам. А если с голодухи кто-нибудь, бывало, стащит у "работодателя" что-нибудь съестное, могли запросто отрубить пальцы на руке. Не говоря уже о том, что творили с беглецами. Им ломали или простреливали ноги. Или просто убивали.

К слову, Кравченко пробовал сбежать 4 раза, хотя прекрасно понимал: сделать это практически невозможно.

- Зачастую мы даже не знали, где находимся. За забор, а они у них высоченные, обычно нас не выпускали, разве что пасти скот. Только изредка из разговора хозяев удавалось узнать название города или аула. Но без денег и документов, которые лично у меня отобрали еще по дороге в Чечено-Ингушетию, далеко не уедешь. Пробираться через горы тяжело, да и холодно, там ведь снег лежит, а мы ходили полуголые. К тому же если кому и удавалось удрать из одного аула, в следующем его ловили. Но мы все равно убегали. Другой возможности освободиться просто не было. Хотя некоторые рабы сами себя калечили, чтобы их отпустили. Иногда это срабатывало, хотя в большинстве случаев им просто поручали другую работу, а некоторых калек, слышал, добивали. Кстати, и жены хозяйские попадались разные. Одни жалели, втайне от мужей лишнюю тарелку супа наливали, другие, ежели что не понравится, жаловались братьям да сыновьям, которые нас избивали. При мне, признаюсь, за провинность насмерть не убили никого. Невыгодно. Они ж нас потом перепродавали. Кого за 2, кого за 10 тысяч российских рублей, а кого - в обмен на барана.

...Однажды, спустя почти 10 лет пребывания в неволе, Кравченко удалось-таки связаться с родными. По его словам, он тогда помогал одному мужчине продавать картошку и черемшу на рынке в Орджоникидзе. И уговорил его разрешить позвонить домой. Дочь, услышав его голос, расплакалась: "Мы думали, что тебя уже нет в живых, а твоя квартира перешла государству, в ней уже другие люди живут". Федор Иванович ее успокоил: "Не переживайте, у меня все хорошо, работа, скоро вернусь". Сказать ей правду Кравченко не мог: его "благодетель" все время стоял рядом и заранее предупредил: "Проговоришься - убью!"

Встречи с дочерьми он дожидался еще почти 11 лет. За это время Федор Иванович наяву перевидал столько ужасов, что другому человеку не привидится даже в самом кошмарном сне.

- Хуже всего стало в 1992-м, когда началась война, - вспоминает Федор Иванович. - Мало того, что и так постоянно жили в страхе в ожидании побоев, так теперь аулы еще постоянно бомбили. Бывало, управляешься во дворе по хозяйству, слышишь: за забором танки идут. А из соседнего дома кто-нибудь из чеченцев возьми и пальни по колонне, тогда танки разворачивались и открывали огонь. Сколько страха я тогда натерпелся, сколько смертей повидал - вам и не рассказать! Каждого своего хозяина на коленях умолял отпустить меня домой. И наконец-то мне повезло.

У этого ингуша (кстати, как утверждает мой собеседник, родственника президента Ингушетии Руслана Аушева) Федор Кравченко работал еще до войны и вернулся к нему в 2000-м. Хозяин пообещал: "2 года поработаешь хорошо, помогу тебе вернуться домой". И Федор Иванович поверил. Работал как проклятый: выращивал кукурузу, тыкву, чеснок, окучивал картофель, собирал виноград и алычу. И время от времени напоминал своему работодателю о его обещании. Тот Федора Ивановича не обижал: поселил в доме, дал теплые добротные вещи, кормил горячими завтраками, обедами и ужинами. А когда срок "контракта" истек, сам подошел к Кравченко: "Вот тебе билет до Минска и деньги на пропитание. Но запомни: пока будешь в пути, ни с кем не разговаривай. Может статься, что какой-нибудь чеченец ссадит тебя с поезда и снова сделает рабом". В дорогу хозяин даже провожатого Федору Ивановичу выделил, который доехал с ним до Ростова. Кравченко же по полученному билету благополучно в уютном купе (!) доехал до Москвы, оттуда - до Минска. Но лишь ступив на перрон бобруйского вокзала, он смог поверить в то, что наконец-то стал свободным человеком. Говорит, до этого все боялся, что его вернут обратно.

Первое время жил у друга (родители Федора Ивановича давно умерли), иногда останавливался на денек у старшей дочери (младшая живет в другом городе, но у обеих семейная жизнь не ладится). Потом начал скитаться по вокзалам, ночевал в подъездах, в подвалах и на чердаках. На зиму перебрался к одной сердобольной старушке, которая приютила его в обмен на то, что он будет убирать, стирать и готовить.

Целый год, неприкаянный, скитался Кравченко по Бобруйску. Без документов он ни пенсии получить не мог, ни на работу устроиться. Об открывающемся здесь социальном центре узнал от начальника Ленинского РОВД Бобруйска Олега Савицкого и поселился там недели за две до официального открытия. По словам Олега Гавриловича, после того как к ним в РОВД обратился этот несчастный человек, они послали запрос в Чечню, и оттуда пришло подтверждение: Кравченко действительно все это время находился там. В настоящее время в паспортно-визовой службе УВД Могилевского облисполкома восстанавливают его паспорт. Будет паспорт, значит, будет и пенсия.

...На прощание Федор Иванович признался мне, что больше всего на свете он боится двух вещей: снова оказаться на улице и того, что однажды кто-нибудь из бывших хозяев найдет и убьет его. Что я могла пообещать ему? Разве только то, что не буду указывать в своем материале его настоящую фамилию. Ведь в мои слова, что все будет хорошо, он просто не поверил. Да и я сама, признаться, поймала себя на мысли: "Под силу ли даже опытному психологу внушить этому затравленному жизнью человеку, что в этой самой жизни есть место не только боли?" И не смогла дать однозначный ответ на этот вопрос.