Катюша

В 1941 году Кате Кикене, выпускнице Борисовского медучилища, было всего девятнадцать. Пять лет она отслужила на нелегком боевом посту медика, пропуская через сердце чужую боль, которую всегда считала своей. Долгие годы после войны она, уже Екатерина Николаевна Бахмуцкая, работала в Червенской районной больнице. Земляки о ней говорят — жалостливая.Небольшая улочка в Червене утопает в снегу. На ее доме пламенеющая красная звездочка. Каждый раз при виде такого знака сжимается сердце. Расспрашивать стариков про войну всегда неловко. Они, как правило, немногословны, и, кажется, нет никаких человеческих сил смотреть в их полные боли глаза — голубые, карие, серые... А познакомившись поближе, понимаешь, что есть в ветеранах Великой Отечественной та поразительная, несгибаемая сила духа, которая свойственна только людям, прошедшим через большие испытания.

Мы, журналисты, не единственные, кто спешит по этому адресу. У калитки двое женщин с гостинцами — желтыми, вкусно пахнущими на морозе яблоками. Потоптавшись, гуськом продвигаемся в глубь двора к аккуратному, ухоженному домику. ...Екатерину Николаевну мы оторвали от чтения Ремарка. Смотрим себе под ноги и мысленно чертыхаемся — в доме ни пылинки, а мы натоптали, как стадо слонов. А она снимает очки и смеется: “Проходите!” И легко идет впереди, показывая дорогу. Ей — 86? Да ни за что в жизни не поверишь!
Очевидно, быть медиком было на роду написано. Выросшая в бедной многодетной семье, Катя всегда была очень жалостливой. Окончив восемь классов, оставила свою родную деревню Калодежи и поступила в Борисовское медицинское училище. За день до начала войны были объявлены учения по гражданской обороне. Утро 22 июня для Кати и ее подруг началось с голоса Левитана. Даже не успев переодеться, они отправились в военкомат, а затем в военно-полевой госпиталь, который находился в лесу возле деревни Городище. Стремительно отступавшие войска оставили их в окружении, а через некоторое время местоположение госпиталя было обнаружено гитлеровцами. После жесточайшей бомбежки оставшиеся в живых Катя с подругой Надей и трое раненых ребят с трудом добрались до берега Березины.
— Вы не можете себе представить, что мы увидели, — вспоминает Екатерина Николаевна, — Воды не было видно из-за трупов наших солдат. Они просто лежали, как бревна.
Несколько недель голодные они бродили по окрестным лесам, перебиваясь тем, что удавалось достать в деревнях. В одной их них узнали страшные новости — вся территория Белоруссии уже оккупирована немцами. Крестьяне дали им гражданскую одежду и посоветовали выходить на большую дорогу, в направлении Минска. Родная деревня Кати Калодежи находилась как раз недалеко от трассы. Туда и отправились. Надя ушла дальше в сторону столицы, в свою деревню. Больше они не виделись. Некоторое время солдат прятали в сарае, а затем переправили в лес, к партизанам. Катя осталась в деревне с родными, работала в деревенском медпункте и вместе со своей тезкой Катей Карпенко поддерживала связь с партизанами. Но однажды утром все семьи партизан и связных арестовали. Оказалось, их невольно выдала местная старушка, к которой просто пришли двое и попросили сказать, кто может помочь попасть в партизанский отряд. Сердобольная бабушка с ходу назвала всех, кто, по ее мнению, мог помочь. Большинство арестованных расстреляли, подругу Кати угнали в Германию, а сама Катя, просидев три месяца в тюрьме, чудом вышла на свободу — пришлось подписать бумагу, что будет сотрудничать с немцами. Страшно подумать, что было бы с нашей героиней, обнаружься этот документ уже после войны. К счастью, судя по всему, он пропал. Условия этого соглашения Катя конечно же не выполнила. Оказавшись на свободе, даже не заходя домой, она ушла в отряд. С тех пор и до конца войны работала в партизанском госпитале. Это была тяжелая и во многих отношениях страшная работа. Не хватало медикаментов, а бинтами порой служили взятые в деревне и разорванные на лоскуты простыни. Катя навидалась за это время всякого, сама была ранена и многим спасла жизнь, вытащив их фактически с того света. В отряде ее любили за доброе сердце и отзывчивую душу. После войны до самой пенсии она так и не оставила медицину — работала старшей медсестрой в одном из самых сложных — инфекционном отделении районной больницы.
— Всю жизнь я лечила людей, а сейчас у самой здоровье уже не то, — говорит Екатерина Николаевна. — Но у меня замечательные дети и внуки, которые заботятся обо мне, часто навещают. На одиночество не жалуюсь — приходят в гости и соседки, и подруги. Недавно из Могилева приехал сын Михаил помогать по хозяйству. Двое других детей живут в Минске. Дочка Люба заведует детским садиком, сын Николай работает в железнодорожном депо. Вообще у нас веселая и дружная семья. Праздники встречаем вместе. Вот жду их на Восьмое марта.
А отмечали ли в лесу праздники во время войны, спрашиваем. Она на секунду задумывается.
— Наверное, просто было не до праздников. Мужчины воюют на фронте, в деревнях только женщины и дети. Разорили немцы село, дома пожгли, куда деваться? Только в лес. Тяжелое было время, и самым радостным днем для всех стал день Победы. Даже мужчины плакали...
Мы просим Екатерину Николаевну попозировать для фото, если можно, с наградами. Она исчезает в соседней комнатке и появляется через минуту очень смущенная в аккуратном синем пиджаке. Мы ахаем — вот это да! Вся грудь в орденских планках. И в глазах те же предвоенные девятнадцать.

Заметили ошибку? Пожалуйста, выделите её и нажмите Ctrl+Enter