Гобоист Валерий Фролов так и остался незаменимым. Знаменитого отца вспоминает музыкант Алексей Фролов

Валерий Фролов

«Симфонический оркестр всегда настраивается по гобою. Гобой — камертон всего оркестра. Валерий — человек абсолютной внутренней чистоты, и для меня он был и остался моим камертоном и в музыке, и в жизни». Владимир Мулявин посвятил эти слова гобоисту Валерию Фролову, вспоминая о своем друге и коллеге спустя много лет после его смерти. Имя Мулявина сегодня известно каждому. Имя Фролова забыли даже там, где обычно помнят обо всем и обо всех. В новом энциклопедическом издании о современной белорусской культуре несправедливым образом о нем не упомянули даже на странице, посвященной прославленному «Кантабиле» — первому белорусскому ансамблю старинной музыки, убедившему мир в существовании наших богатых музыкальных традиций еще со времен ВКЛ.

В 1980 году это было сродни революции — долгие годы о существовании «Полоцкой тетради» с нотами изящной белорусской музыки XVI — XVII веков знали разве что коллеги профессора Мальдиса, обнаружившего этот документ в архивах Ягеллонского университета еще в 1960–х. Но и после этого повсеместно считалось, что ничего сложнее незамысловатых народных напевов белорусы не сочиняли. И вдруг все услышали... Услышали то, что перевели с языка старинных нот на современный исполнительский Валерий Фролов и Генрих Гедыльтер — до сих пор мелодии из «Полоцкой тетради» звучат со сцены, на радио и в телесюжетах в интерпретации Фролова и Гедыльтера. Фактических создателей «Кантабиле», которых тогда называли «первый гобой и первая флейта Беларуси». Называют порой и сейчас...

А ведь вся слава «Песняров» могла быть также его славой. В свое время Валерий Фролов выходил к публике не только с гобоем, но и с бас–гитарой, был одним из музыкантов мегапопулярного ансамбля «Орбита–67», в котором работали Владимир Мулявин и Владислав Мисевич. Коллектив был бешено востребованным — за два месяца гастролей «Орбита–67» умудрялась давать более 120 концертов. Когда же артисты смогли уйти в отпуск, Мулявин, Мисевич и Фролов создали своих «Лявонов», будущих «Песняров». Но к историческому Всесоюзному конкурсу артистов эстрады, где название «Песняры» прозвучало впервые, Фролова с ними уже не было. Он сделал свой окончательный выбор.

Алексей Фролов

— В Государственный симфонический оркестр отца пригласили после смерти Юрия Темкина, концертмейстера группы гобоев и его педагога, — рассказывает Алексей Фролов, сын музыканта. — До этого у него была не только «Орбита–67», но и концертно–эстрадный оркестр белорусского радио и телевидения, где он работал у Бориса Райского. На одной из отцовских грамот того времени с автографом Райского размашистым почерком Бориса Ипполитовича приписано: «Уважаемый тов. Фролов В.В.! Стоя на коленях, умоляю Вас вернуться в наш талантливый коллектив». Отцу было 27 лет, он мог остаться с Райским, уже тогда легендарным, мог шагнуть в неведомые воды с Мулявиным... Однако не думаю, что его выбор был таким уж сложным. Ведь симфоническая музыка — настоящий океан, и вряд ли что–то другое может сравниться с ощущением, когда тебя уносит живая волна 9–й или 6–й симфонии.

Понять чувства отца Алексею Фролову несложно — он сам музыкант, и своей славы у него сегодня, пожалуй, не меньше, чем у Валерия Фролова когда–то. Соло на фаготе стало фирменным знаком Алексея, принесло ему признание самых престижных международных конкурсов. Валерий Фролов успел передать сыну немало профессиональных секретов. Не успел только поговорить по душам. О том, каким отец был вне сцены, Алексей Фролов узнавал через годы от друзей и коллег Фролова–старшего. Сейчас эти диктофонные записи — одна из самых больших ценностей его семьи.

— Последний всесоюзный юношеский конкурс для деревянных духовых инструментов проходил весной 1991 года, — вспоминает Алексей. — На конкурс я прилетел полуоглохшим — из Минска в Воронеж тогда летал очень шумный Ан–24, почти «кукурузник». Тем не менее мне досталась первая премия и звание всесоюзного лауреата. Последние сомнения отца, что из его «наследника», как он меня называл, вырастет что–то толковое, отпали. Все–таки он успел застать этот момент.

Через полгода, за день до путча, отец умер — врачи не сразу определили больную печень. Гастроли белорусского симфонического оркестра в Италии тогда прошли на ура. Несмотря на боль, отец выходил к публике, и никто даже предположить не мог, что он чувствует в эти минуты. Это был очень волевой, иногда даже жесткий человек, проявлял характер со многими «р», не допускал никакой лирики в отношениях и вообще в жизни. Но на сцене — такой поэт, такой живописец... Как будто только там позволял себе открыться по–настоящему, а все другое время держал себя в мундире. Не в футляре, а именно в мундире. И все свои проблемы, жалобы загонял глубоко под этот мундир.

«Был на гастролях и жил с ним, — вспоминал заслуженный артист БССР Чеслав Юшкевич. — Это ужас — кроме тростей, у него ничего на уме не было (срок службы трости, очень важной детали гобоя, недолог, в большинстве случаев гобоисты изготавливают свои трости сами. — Авт.). Он сидел за столом в стружках от камыша, строгал трости, а рядом гора окурков, которые он выкурил... Однажды я пошел с ним на рыбалку в 5 утра. Только разложил снасти — и тут звук какой–то. Смотрю, Фрол за поворотом, раздетый до пояса, играет длинные звуки: будучи заядлым рыбаком, он брал гобой даже на рыбалку. Я ему: «Ты что?» «А ты попробуй, как звучит!»

— В филармонию отец приходил за два часа до репетиции и начинал играть прямо на лестнице, — продолжает Алексей Фролов. — После 4 часа репетировал с оркестром. И еще 3 часа — с «Кантабиле». Вечером — концерт...

В годы войны он узнал всю изнанку жизни. Братья Фроловы, Валерий и Геннадий, росли без отца — тот, партизанский командир, погиб в боях. Их будущее могло сложиться как угодно. Но повезло — кто–то разглядел в них, мальчишках из Кричева, проблески таланта, и обоих направили в Минское музыкальное училище. Там дяде Гене достался кларнет и саксофон, отцу гобой. Какие из трофейных инструментов оказались под рукой, те и определили их судьбу. Но оба добились успеха. Это было удивительное поколение — послевоенные дети хватались и держались за музыку такими жадными, голодными руками, что не могли насытиться ею до конца жизни.

Приехав в Минск по распределению, органист Александр Фисейский предложил Генриху Гедыльтеру исполнить несколько старинных менуэтов. К репетициям присоединились Юрий Цирюк и Валерий Фролов — с них в 1976 году и начался ансамбль «Кантабиле», который уже через год отправился с гастролями по всей Беларуси. На одном из концертов побывал наш классик Владимир Короткевич — он и предложил своему другу Адаму Мальдису «схадзiць да гэтых хлопцаў». Пришли в гримерку, рассказывал мне Генрих Гедыльтер, и с порога спросили: мол, есть ли у вас белорусская музыка того времени, что играете? Музыканты рассмеялись — конечно же, нет и быть не может. Тогда Мальдис достал свои фотокопии... Премьера «Полоцкой тетради» стала сенсацией. Позже нашлась «Оршанская тетрадь», пазл сложился: к музыке добавился вокал. И стало очевидным, что эти мелодии были известны на всей территории нынешней Беларуси...

Инструментовки Фролова и Гедыльтера остались эталонными до сегодняшних дней. Хотя как исполнять старинную белорусскую музыку, тогда еще никто не знал, не осмыслил — повсюду были штампы и стереотипы Романтизма. Но музыкальная интуиция их не подвела.

Очки, тем более с затемненными стеклами, отцу не были так уж нужны, но он привык к ним еще с «мулявинских» времен. Однажды эти очки даже спровоцировали серьезный конфликт, когда один из заезжих дирижеров потребовал их снять со словами: «Я должен не только слышать ваш звук, но и видеть ваши глаза». «А я вас видеть не хочу», — пробормотал отец, разочарованный первыми репетициями. Дирижер отправился жаловаться в министерство. Еще не подозревая, насколько высок авторитет Валерия Фролова.

Иногда он играл — «халтурил» на гитаре в ресторане, отпуская на волю другую сторону своей души. Может, ностальгировал по прежним временам... Его приглашали работать с главным оркестром Токио, но это предложение он даже не рассматривал. После смерти отца «Кантабиле» понадобилось немало времени, чтобы возобновить концерты — гобоист Фролов оказался незаменим. Музыканты его поколения и все, кто слышал Валерия Фролова, продолжают считать его лучшим гобоистом эпохи. Он так и остался первым.

cultura@sb.by

Советская Белоруссия № 194 (25076). Суббота, 8 октября 2016