В один из далеких уже июньских дней 1944 года тогда еще молодой офицер Коля Панченко, уроженец Краснодарского края, одним из первых ворвался в занятый фашистами Жлобин. Там и поджидала его судьба в образе худенькой Фени, Феодоры, бывшей узницы страшного лагеря смерти Озаричи, держащей на руках ребенка убитой гитлеровцами тетки. Взгляд, которым случайно обменялись в землянке молодой кудрявый солдат и хорошенькая 18-летняя девушка, вмиг решил всю их дальнейшую жизнь. “Я не верил в то, что вернусь с этой войны живым, но клялся, что мы победим обязательно, — признается шесть с лишним десятков лет спустя убеленный сединами почетный гражданин города Жлобина, кавалер орденов Красной Звезды, Красного Знамени, Отечественной войны, обладатель многих медалей Николай Иванович Панченко. — И еще точно знал: если все-таки меня минуют пули, обязательно вернусь к этой девочке в потертой кофточке из солдатской рубашки...”
И он вернулся. Раненый, контуженный, переживший битву под Москвой, прошедший Курскую дугу, освобождавший Украину и штурмовавший Кенигсберг. “Привет из побежденной Германии! — написал он своей Фене самые, пожалуй, важные строки за все время их “военной переписки”. — Считай, что мои ноги у тебя на пороге!”
Соседи по землянке уже знали, что у Феодоры — “эпистолярный” роман. Письма девушке приходили едва ли не ежедневно. Она трогательно складировала листки, а по вечерам перечитывала их снова и снова. А однажды...
“Лежу я, значит, на топчане, уставшая после рабочего дня, соседка по землянке вертится у маленького зеркала, все что-то на себя примеряет, — рассказывает Феодора Андреевна ставшую впоследствии любимой семейной притчей историю. — И тут в наше маленькое помещение заходит Коля, в красивой офицерской форме. Подружка — к нему, он — к ней. Стоят, целуются, обнимаются, едва не плачут от счастья. Я тихонько лежу и постепенно начинаю понимать, что происходит: соседка моя тоже с одним солдатом переписывалась, все ждала его в гости, а Коля, видевший меня до этого всего два или три раза, попросту обознался в темноте. “Влюбленные” только тогда и посмотрели внимательно друг на друга, когда разомкнули жаркие объятия. Конфуз длился ровно минуту. Потом Коля кинулся ко мне, норовит поцелуем загладить вину, подружка начала хохотать, а я натянула одеяло на голову и говорю: “Хватит, товарищ военный, вы уже нацеловались!”
Впрочем, маленький конфуз только раззадорил молодых и стал предвестником светлого взаимного чувства, которое супруги Панченко пронесли через всю свою жизнь. Об их любви в кругу друзей и знакомых ходят легенды. Достаточно только один раз увидеть, как — “Коленька, тут журналисты к нам пришли. Выйдешь, родной?” — с неподдельной нежностью в голосе входит в комнату захворавшего Николая Ивановича жена Феодора. И потом все повторяет нам: “Вы не представляете, какой это хороший человек, в нем вся моя жизнь...” Редко кто слышит в свой адрес такие слова уже через пять лет брака, а здесь прошло больше шести десятков!
Они действительно не мыслят и дня друг без друга. Если Коле врач скорой помощи делает укол, Феня должна быть рядом, поддерживать любимого мужа. Если его забирают в больницу и врачи разводят руками перед примчавшейся женой, мол, плохи совсем дела с желудком у старика, ни за что не ручаемся, — Феодора за неделю своими супчиками и отварами из трав выхаживает больного. Похоронившие дочь, живущие вместе со старшим сыном — инвалидом 1-й группы, постоянно ведущие становящуюся все более неравной борьбу с недугами (на двоих им уже под 175!), Николай Иванович и Феодора Андреевна искренне называют себя счастливыми людьми.
“Я в 2 года остался без матери, в 6 лет — без отца, помыкался по детским домам, — уже совсем спокойно говорит о минувших годах наш собеседник. — Прошел финскую войну, потом Отечественную... Встреча с Феней — словно лучик света и надежды в моей судьбе. Я понял, что впервые после смерти родителей по-настоящему нужен кому-то. И что кто-то очень нужен мне. В те страшные времена люди изо всех сил цеплялись за что-то чистое и верное в своей жизни. Мы умели ценить родство, дружбу и любовь — то, без чего очень трудно чувствовать себя человеком...”
Те, кто близко знаком с супругами Панченко (а таких в Жлобине немало), в один голос говорят: побываешь в этом доме — и словно напьешься чистой криничной воды и на сердце ложится радость и куда-то уходят раздражительность, непонимание. И каждый думает: как было бы здорово дожить до таких лет с осознанием того, что рядом есть человек, который скажет тебе: “Я нуждаюсь в тебе так же сильно, как и 60 лет назад. А люблю еще сильнее...”
