Впечатление от монастыря, что зимой, что летом, одно — белый городок с куполами церквей, который, скорее, спустился с небес на свой холм, чем был возведен руками человека. Очень живо представляешь, как монах Ферапонт из Симонова монастыря, путешествующий по Белоозерью, именно у этого пригорка, где сегодня стоит деревянная гостиница, остановился, пораженный видением будущего храма на зеленом холме между двух озер.
Сказано — сделано. По части соответствия слов делу у наших предков все обстояло гораздо лучше. Через некоторое время Ферапонт вместе со старцем Кириллом, жившим в старом Симонове, отправляются на Белоозеро в поиске места для “подлинного безмолвия”. Все-таки Москва и пространства вблизи нее в конце ХIV века уже были обжиты, а души двух подвижников, ровесников по возрасту, жаждали новых духовных подвигов. И однажды Кириллу, которого можно было считать старшим (ему довелось служить в Симоновом монастыре в качестве архимандрита), было видение. Глубокой ночью, когда по обыкновению он читал акафист Пресвятой Богородице, едва произнеся слова: “Чудесное Рождество видя, отстранимся от мира и мысль обратим к небу”, он услышал голос: “Кирилл, уходи отсюда и иди на Белоозеро, ибо я приготовила там тебе место, на котором ты можешь спастись”. Открыв окно кельи, Кирилл увидел сияние на северо-восточной стороне неба, оно указывало путь к Белоозеру.
Именно после этого происшествия Кирилл стал расспрашивать Ферапонта о белоозерских местах, ведь деятельный монах не раз там бывал по монастырским нуждам. “Есть ли, возлюбленный, места на Белоозере, где можно было бы безмолствовать иноку?” — “Весьма много там таких мест, отче”, — отвечал преподобному Ферапонт. И вот после многодневного путешествия оказались подвижники на вершине горы Мауры, у подножия которой раскинулось Белоозеро. Территорию, включавшую в себя около трех уездов, братья героически исходили всю, но ни один из прекрасных уголков не поразил воображение старца Кирилла.
И только сейчас, с горы Мауры, узрел святой отец холм, с трех сторон окруженный озерами: “Вот покой мой вовеки веков. Здесь поселюсь, ибо выбрала это место Пречистая. Благословен Господь Бог отныне и вовеки веков за то, что услышал мое моление”.
Так здесь в 1397 году был основан Кирилло-Белозерский монастырь, а на горе Мауре и сегодня лежит камень с углублением в виде следа человеческой ноги: по народным сказаниям, это след ноги преподобного Кирилла, стоявшего на этом камне.
Поначалу монахи жили в шалаше, потом выкопали пещеру. Но не было успокоения душе Ферапонта, не давало ему покоя одно чудное местечко, которое облюбовал он. “Хочется мне идти на другое место, отче, и безмолствовать отдельно”, — признался он через год Кириллу. И, получив благословение товарища, отправился в путь.
Верстах в пятнадцати к северо-востоку и увидел Ферапонт то “местечко”. Расчистив лес, поставил келью, обнес оградой. Подготовил землю для посева — началась жизнь отшельника, с преодолением многих страхов, неудобств, доставляемых как зверьем, так и разбойниками. Но, говорят, свято место не бывает пусто. Люди потянулись к Ферапонтовой обители, развернулось деревянное строительство, и вскоре появился храм в честь Рождества Пресвятой Богородицы.
Рекорд по паломничеству в монастырь побили художники, в конце 60-х годов ХХ века среди живописцев считалось дурным тоном не иметь в мастерской этюдов, сделанных в Ферапонтове. Сегодня местные жители, немалую часть которых составляют московские и петербургские дачники, живут привычной жизнью. Работают в колхозе “Родина”, содержат огороды и всякую домашнюю живность. Продуктами питания отовариваются в местных магазинах, а прикупить, что получше, ездят в Вологду. Автобусом полтора часа, до остановки на шоссе ходьбы минут двадцать, дорога заасфальтирована. Но такой сувенир, как вологодское масло в керамическом горшочке, скажу сразу, покупать лучше в Ферапонтове, в Вологде не найдете.
Местные люди на редкость доброжелательны и приветливы. Говорят мягко и плавно, а легкое оканье так завораживает, что ловишь себя на желании ответить им в тон. Детей воспитывают в православных традициях — одиннадцатилетняя девочка с шестилетним братом на целый день может заменить мать в домашнем хозяйстве. И если мать работает в Музее фресок Дионисия, времени для интеллектуального развития имеет предостаточно.
“Вот у вас в Москве чем все заняты? — рассуждал со мной на берегу Ферапонтова озера пастух из деревни Теряево. — Тем, чтобы кошелек набить. И политики заботятся о том же. О России мало кто думает. Забыли, что главное в жизни — духовность. Вот я летом коров пасу, работы хватает, а зимой у нас безмолвие, аж до конца апреля. Есть время поразмышлять...”
Это имена настоятелей Ферапонтова монастыря. Начинался он как мужской, а закончил свои дни как женский — при большевиках. Первым настоятелем считается Мартиниан, а всего их было едва ли не сто человек, в том числе отец Иоасаф, Таисия Лешуконская, Серафима, расстрелянная в 1918 году. Мартиниан был достойным преемником Ферапонта, которого в 1408 году вызвал к себе в Можайск князь Андрей Дмитриевич — для основания Лужецкого монастыря. Родом Мартиниан из села Березняки и прозывался в миру Михаилом Стомонаховым. Род этот и по сей день не перевелся, недавно сотрудники музея познакомились в Вологде с женщиной, прямым потомком настоятеля.
Благодаря Мартиниану Ферапонтов монастырь стал важным центром книжного дела. Переписка книг и обучение грамоте становятся привычным делом для иноков. Особо отличившихся называют доброписцами. В огромном монастырском книгохранилище было собрано немало редких рукописей. И когда в 1489 году новгородскому архиепископу Геннадию понадобились редкие книги для борьбы с еретиками, он обратился в Ферапонтов монастырь. Это как мы сейчас обратились бы в Государственную публичную библиотеку.
Среди учеников Мартиниана особо отмечают юродивого Галактиона, который остановил пламя пожара, угрожавшего колокольне, и вынес из горящей кельи “сокровище” Иоасафа — немалый благотворительный взнос на обустройство монастыря. Галактион прославился и тем, что предсказал взятие Казани Иваном Грозным за 47 лет до этого события, то есть задолго до рождения царя.
Погребен преподобный Мартиниан в Ферапонтовом монастыре, в его честь построена церковь. Мощи его оказались нетленными, и спустя время святой вместе с Ферапонтом был канонизирован. Засвидетельствованы десятки чудесных исцелений у Мартинианова гроба.
О “премудром, прехитром, преизящном” Дионисии, как и об Андрее Рублеве, мало что известно потомкам. Таков был стиль жизни в средневековой Руси. И если Леонардо да Винчи, Микеланджело и Рафаэль списывали своих мадонн с живых женщин, которые порой вовсе не отличались благочестием, то русские иконописцы творили иначе и так глубоко верили, что их руку направляет Промысел Божий, что редко когда подписывали свои творения. Так что древняя надпись над северной дверью Ферапонтова монастыря, которая кончается словами “...а писци Дионисие иконник со своими чады. О, Владыка Христе, всех Царю, избави нас, Господи, от мук вечных”, — редчайшее явление в русской живописи того времени. До нас дошли только две работы Дионисия — иконостас Успенского собора Московского Кремля и фрески или, как правильнее говорить, настенные росписи Ферапонтовского храма.
Благодаря новейшим исследованиям реставраторов в Ферапонтове доказано, что иконописец прекрасно владел приемами византийского письма. Возможно, даже учился в Византии. Обращают внимание прежде всего на левкас с высоким содержанием извести и магния, обеспечивающих потрясающую сохранность росписей. А рентгеновскими исследованиями опровергнута легенда о том, что краски художник изготавливал из местных камней.
О том, что Дионисий был действительно “пресловущий”, то есть “знаменитый”, “особенный”, говорит тот факт, что монументальную роспись в Ферапонтове он сделал за феноменально короткий срок — за 34 дня, в августе—сентябре 1501 или 1502 года. Это означает, что, помимо двух сыновей, с мастером трудилась бригада подмастерьев. Искусствоведы до сих пор не пришли к единому мнению по поводу того, чьей руке принадлежат те или иные росписи. Все согласны лишь с тем, что портальная фреска, изображающая сцены Рождества Богородицы, а также центральные образы библейских и евангельских сюжетов расписаны самим “пресловущим”. Множество второстепенных фигур мастер поручал своим помощникам.
После окончания работы в Ферапонтове имя Дионисия исчезает из летописей. Умер ли вскоре 60-летний художник, постригся ли в монахи — трудно сказать. Во всяком случае, роспись Благовещенского собора в московском Кремле в 1508 году была уже поручена его сыну Феодосию.
В ХVII веке монастырь приходит в упадок. Красноречиво свидетельство патриарха Никона, сосланного в Ферапонтово в 1666 году за церковные реформы, вызвавшие раскол. “Жизнь в Ферапонтове скудная, вотчинка за ним небольшая, и крестьянишки обнищали до конца”. Впрочем, низложенный патриарх, живший здесь десять лет, и сам способствовал разорению монастыря. Положение Никона было неопределенным, и указы, как содержать важного пленника, порой противоречили друг другу, тем более что враги Никона не дремали. То требовалось почти тюремное заточение, то подайте к столу свежих осетров, яблоки и арбузы.
В конце ХVII века монастырь был закрыт, а имущество распродано. В ХIХ веке забыли и имя художника, расписавшего заброшенный храм. “Не иконника ли Дионисия эта работа?” — вопрошал в конце века в своем труде местный историк Иван Бриллиантов.
Имя Дионисия вернули росписям лишь в начале нашего века, а подлинную жизнь музей обрел благодаря энтузиазму наших современников. В частности, директора Марины Сергеевны Серебряковой, которая приехала сюда из столицы в конце 60-х да так и осталась. Это она, приняв музей из рук Валентина Ивановича Вьюшина, инвалида войны, и его жены Анастасии Ивановны, которые героически охраняли очаг культуры в трудные времена, подняла престиж памятника прежде всего в глазах местных властей.
Очищенный от многовековой грязи, “Дионисий” засиял совершенно по-новому. Как мощный хорал, эта песнь о Царе Небесном и Богородице обрушивается на вас, когда входите в собор. Изящные, летящие фигуры, окутанные бело-голубой дымкой, напоминают о вечности и совершенстве, утешают в скорби и зовут каждого творить Добро. Трудами современных реставраторов, работа которых в 1999 году отмечена Государственной премией России, замечательный светильник веры возрожден к новой жизни. Как знак духовного возрождения русского Севера, всей России.
