Первым человеком, которого я встретила на калининградской земле, оказался белорус. Таксиста, который вез нас из аэропорта, выдал акцент. Тут даже не надо быть специалистом по сценической речи (а моя подруга Катя Новожилова как раз такой специалист), чтобы услышать: наш, родной. «Вы, Иван, из Беларуси?» — спрашивает, познакомившись, Катя. «А как вы узнали?» — удивляется Иван. «По акценту, мой родной, по акценту!» — хохочет Катя. Иван из‑под Слуцка, в Калининграде живет последние три года, а до того — 13 лет в Сибири: «Жена сибирячка», — объясняет. Говорит, жене в Калининграде поначалу простора сибирского не хватало, но за три года ничего — привыкла, море опять же. «Наших здесь много», — говорит Иван. «Наших» — это белорусов, конечно.
Памятник Франциску Скорине в Калининграде, скульптор Анатолий АртимовичК самому знаменитому местному белорусу иду в первый же день. Без записи и предварительной договоренности — Скорина принимает всех, только приходи. Памятник ему установлен во дворике Балтийского федерального университета, носящего имя самого, пожалуй, знаменитого жителя этого города — Иммануила Канта. Из всех памятников и мемориальных досок в честь Франциска нашего Скорины (а в ходе работы над проектом «Исторические прогулки с Франциском Скориной» я видела, кажется, их все) тот, что стоит в Калининграде, самый, на мой взгляд, человечный. Здесь Скорина показан не великим просветителем (которым он, несомненно, был, о чем и напоминают в специальной надписи на постаменте «благодарные потомки»), а человеком — простым человеком в середине жизни.
Франциск Скорина приехал в Кенигсберг в 1529 (или 1530) году по приглашению герцога Альбрехта, последнего магистра Тевтонского ордена, который он сам и распустил, став первым герцогом Пруссии — протестантского государства, вассального католической Польше. Альбрехт был великим реформатором — не только сделал свое государство светским, но всем самым современным на тот момент идеям был открыт, в том числе, что для нас особенно важно, книгопечатанию. В том самом году, когда наш Франциск приехал по приглашению герцога в «королевский город», Альбрехт, всемерно способствовавший развитию печатного дела, начал собирать книжную коллекцию, позже названную «Серебряной библиотекой». Каждый книготорговец обязан был передавать по одному экземпляру продаваемых книг в собрание герцога. Про Скорину он так писал виленскому воеводе, тоже Альбрехту: «Не так давно приняли мы прибывшего в наше владение и Прусское княжество славного мужа Франциска Скорину из Полоцка, доктора медицины, почтеннейшего из ваших граждан, как нашего подданного, дворянина и любимого нами верного слугу». Но пробыл Скорина в Кенигсберге недолго — всего несколько месяцев, и расстались они с герцогом совсем не друзьями: уезжая («…поскольку дела, имущество, жена, дети, которых у вас оставил, — отсюда его зовут…»), Франциск «прихватил» с собой лекаря и печатника, чем вызвал большую обиду герцога, требовавшего вернуть «своих людей» обратно. Дальнейшая судьба их нам неизвестна, но эта история дает возможность сторонникам «теории заговора» утверждать, что на самом деле Франциск Скорина был не только книгоиздателем, но и шпионом Великого Княжества: мол, печатника увез специально, чтобы замедлить распространение книгопечатания, а значит, и реформаторских идей в Пруссии (вот она — сила печатного слова!). В этой по‑прежнему для нас темной истории ничего нельзя исключать и ничего нельзя утверждать наверняка.
В бывшем Кенигсберге им обоим — герцогу Альбрехту и Франциску Скорине — установлены памятники. Умерший в 1568 году Альбрехт был похоронен в кафедральном соборе, а возле замка ему установили памятник. Во время войны и замок, и памятник были разрушены, но сегодня памятник реконструирован и стоит возле кафедрального собора, рядом с могилой философа Канта.
Памятник герцогу Пруссии АльбрехтуФранциск Скорина во дворике Балтийского университета сидит в глубоком раздумье. В 1529 (или 1530) году ему 39 — 40 лет, четыре (или пять) лет назад издана его последняя книга. Дело всей жизни закончено — возможно, не по собственной воле, а в силу сложившихся обстоятельств. Умерла жена Маргарита, оставив двоих малолетних сыновей, ее родственники пошли по судам, требуя свою долю наследства. Денег нет, будущее туманно. С сумой и посохом, в походных сандалиях сидит Скорина в печали: что там впереди? И печаль эта, так легко читаемая на его лице с заострившимися скулами, проступившими морщинами, делает его ближе. Спасибо минскому скульптору Анатолию Артимовичу за такого Скорину. Будете в Калининграде, сходите на него посмотреть.
Но я не просто сходила, а еще и провела презентацию книги «Исторические прогулки с Франциском Скориной» в областной научной библиотеке. Прихожу — а на столе букет васильков: местные белорусы принесли, знак подают землячке: «Не волнуйся! Мы рядом!» В аудитории — белорусы, краеведы, местные гиды, библиотекари и даже настоящий адмирал: имеет отношение к установке памятника. Это была прекрасная встреча — какой всегда бывают встречи в столь неравнодушной аудитории. В Калининграде, городе, наполненном памятниками, нашего Франциска помнят и любят: в экскурсии по литературным местам Кенигсберга о нем обязательно рассказывают. В том числе и поэтому на презентации были гиды и краеведы: спрашивали о литературном творчестве самого Скорины, о его приключениях в городе, о том, как сложилась судьба потом. Интерес есть — и вот мы уже договорились с областной библиотекой провести фотовыставку, посвященную скориновским местам. Работаем дальше.
plesk@sb.by
Фото Михаила ПЕНЬЕВСКОГО.
