Как молоты мы были

Кузнец: Раскаленные заготовки и усилие в 4000 тонна-сил

Современный кузнец: раскаленные заготовки, клещи ручной работы и усилие в 4000 тонна-сил

«Привык я уже кузнецом, на пенсию по горячей сетке через два года. Но не пойду. Куда ж в 50 лет отдыхать-то, — недоумевает Константин Грибов, кузнец-штамповщик ОАО «Минский завод шестерен». — И на здоровье не жалуюсь. Правда, ночью ноги порой подергивает от усталости. Жене объясняю: это педаль пресса во сне ищу». Мы разговариваем не в отделении, где стоят махины прессы, а в соседнем цеху. Из-за постоянных тяжеловесных ударов при штамповке расслышать друг друга было бы невозможно.

Современные мастера молота и наковальни отнюдь не былинного вида. Хоть и пропускают через руки в среднем 8—10 тонн металла в день. Одни клещи для работы с накаленной заготовкой весят около трех килограммов. За смену штампуют 1200—1400 поковок по 7—9 килограммов каждая. Потом нарезаются зубья — и получается шестерня.

— Зато мы жилистые, — на суровом лице кузнеца появляется легкая улыбка. Он пытается как-то спрятать черные от окалины руки, чтобы мы не заметили. А вот с лица смахнуть ее не успевает. — Я, когда пришел на завод в 1987 году, еще умудрялся грузчиком в магазине подрабатывать. Хоть в кузнечном цехе выматывался на 100 процентов, попасть сюда было за радость — на завод очереди из желающих выстраивались. Работа тяжелая, но денежная: 450 рублей в то время получали. Так что жена воспитывала дочку, а я кормил семью.

Сейчас в кузнечном цехе 15 линий и только 10 бригад.

— Некоторые поработают 2—3 недели и сбегают, — переживает Константин. — А металл сноровку любит. Нужно знать, с какой стороны к заготовке подойти. Она ведь до 1100 градусов в индукционном нагревателе раскаляется. До пресса раньше кузнецов только через год-два допускали. А теперь могут и через неделю. Потому что некому работать, мало у молодых заинтересованности. Правда, есть тут один паренек, электриком работал. Так он после своей смены оставался со мной, учился. Теперь ему на горизонтально-ковочной машине захотелось попробовать. Талантливый. Ему я своих клещей не жалел, хоть он и любитель их под пресс подсунуть. Расстояние-то не сразу научишься в сантиметрах оценивать. А точность кузнецам важна. Не успеешь вовремя руку убрать и… Если металл в лепешку сплющивает, что уж тут говорить. Вообще, у меня клещей около 20 — для разных поковок и прессов. Ведь не всегда на 4-тысячнике (ковочный пресс усилием 4000 тонна-сил. — Авт.) работаю. Заготовки для клещей нам приносят. Дальше под свою руку и по размеру подгоняем сами на наждачном станке. Как кому удобнее.

— Инструмент одного хозяина любит, это понятно, а приметы какие-нибудь есть у кузнецов? — выведываю.

— Какие ж приметы. Разве что своего кормильца (так Константин называет пресс) погладить перед началом смены, — полушутя замечает он. — Если не знаешь, как себя пресс поведет в следующую минуту, какая уж там ковка. Следить надо, вычищать, вовремя смазывать. А то прилипнет горячая заготовка к штампу, и все — думай, что делать. Слесарям в таких случаях говорим, чтобы масло залили. Конечно, день на день не приходится. В субботу, например, 1600 поковок набил, а в понедельник только 1210. Задание бригада выполнила, но намучились. Износ штампов, сломался нижний толкатель, пока сделали…

В бригаде три человека: нагревальщик, штамповщик и обрезчик. Нынешние кузнецы тоже в фартуках, хотя в отличие от своих средневековых собратьев они носят каски. Металл ошибок не прощает. У всех в бригаде по две пары рукавиц-спецовок. Вставляют одна в одну и натягивают.

— Иначе руки горят, — поясняет Константин Грибов. — Еще защитные очки носим, но окалина все равно попадает на лицо.

— А руки чем отмываете?

— Мылом обычно, но в последнее время я приноровился к специальной польской пасте для автомобилистов, — делится своими секретами чистоты кузнец. — Ей и спасаюсь. Рабочую одежду здесь оставляем, ее потом в прачечную везут.

О другой профессии кузнец никогда не задумывался.

— Для охранника, например, у меня слишком дружеский характер, а там строгость нужна, — размышляет он. — Да и к деньгам уже привык (в месяц получается около 12 миллионов). Жена предлагает поменять работу на более простую и чистую, но где ж ее найдешь. А тут я уже втянулся. Да и когда хорошо поработаешь, домой идешь налегке. Задание выполнил — значит, денег заработал. А когда смену помытаришься по разным прессам (бывает, что и два-три обойдешь из-за поломок) — тогда усталость. Но все равно в лифте до сих пор не езжу, только по лестницам хожу. Двигаться нужно, иначе закостенеешь.

Подковы на счастье ни в машине, ни дома не держит. Считает, что он сам кузнец своего счастья.

— На кухне могу исполнить любой каприз — плов, голубцы, колдуны. Теща у меня из Украины, научила. На рыбалке с удочкой посидеть тоже красота. Там такая тишина, что аж в ушах звенит после нашего цеха. А еще люблю с внуком погулять. Порой на работе так не устаю, как побегав за ним с велосипедом. Мы с ним друзья, называет меня Костей — и все тут, — заявляет любящий дедушка. — В молодости я занимался борьбой, а его на карате вожу.

— А если он в кузницу, как вырастет, решит пойти?

— Не хотелось бы. Здесь физически очень тяжело. Пусть ему полегче будет. Смышленый он мальчик, да и менее пыльной работы сейчас хватает. Надо только учиться.

На предложение сфотографироваться кузнец дипломатично возражает: мол, нефотогеничный. Но после долгих уговоров все-таки соглашается. Идем в цех с прессами. Воронежские махины почти дотягиваются до потолка. Здесь — царство металла. Повсюду глубокие железные ящики с заготовками, поковками. Их передвигают с помощью мостового крана.

Разрезанный на мерные заготовки прокат ждет своего часа у прессов. Нагревальщик включает печь, кладет заготовку на лоток — и процесс горячей штамповки начинается.

Константин нажимает на кнопку, пресс разгоняется со звуком набирающего высоту самолета. Раскаленные заготовки скатываются по транспортеру, кузнец клещами тут же подхватывает их, устанавливает точно по центру ковочного штампа. И вот к ним неумолимо приближается ползун. Бух! — раздается сильный удар.

Вначале образуется что-то вроде овала: это осадка. Еще один ход пресса — и вот на наших глазах рождается поковка. Затем ее отбрасывают на транспортер, и наступает час обрезки. Ненужное сбрасывают в один ящик, готовую поковку — в приямок для дальнейшей обработки.

Заставить кузнеца посмотреть в объектив фотокамеры практически нереально. Он словно колдует над заготовками, добавляя секретные ингредиенты в виде силы, ловкости рук и точного расчета. И от этого колдовства его не оторвать. Сталь — дело мужское и силы требует богатырской, да и внимания недюжинного. Металл с ходу не возьмешь — и здесь не важно, какой на дворе век. Кузнецы об этом знают.

Заметили ошибку? Пожалуйста, выделите её и нажмите Ctrl+Enter