Оуновцы в лесах Брестчины
Война с продолжением
Дорога на местечко Дивин с трассы М1 узкая, всего две полосы. Места здесь были глухие, топкие, так что другую проложить не вышло бы. Вокруг ровная, как стол, поверхность — осушенные теперь уже болота. В южной части Кобринского района ландшафт другой, с давних времен практически не изменившийся. Болотистые леса, каналы с черной торфяной водой, разбитые грунтовые дороги. Не странно, что именно здесь после Великой Отечественной продолжали кипеть военные страсти. Густые леса, непроходимые болота — для подпольной борьбы лучше места не придумаешь.
Полесскую глушь украинские националисты облюбовали не просто так. Вторая мировая была для них продолжением гражданской войны — борьбы с большевиками. Белорусское Полесье включили в рейхскомиссариат “Украина” гитлеровцы. Сами националисты рассматривали южные районы Брестчины как исконно украинские. Поэтому Брестчина и оказалась втянутой в противостояние.
По сути, Украинская повстанческая армия стала вооруженным крылом ОУН — Организации украинских националистов. Последняя на территории Украинской ССР ставила себе задачу “убивать командиров и политруков”, “распространять дезинформацию и сеять панику”. На занятых вермахтом территориях оуновцы создавали отряды. Однако с 1943 года их популярность среди местного населения падала, в то время как росла у советских партизан.
Архивы тогдашнего Министерства госбезопасности говорят, что уже летом 1941 года на белорусском Полесье активно действовала националистическая организация “Полесская Сечь”, которую создал Тарас Боровец по прозвищу Бульба. “Бульбовцы”, “бульбаши” — так местные до сих пор называют воевавших на стороне УПА соотечественников. В 1943-м “Сечь” подчинилась бандеровской ОУН, а на Брестчине сформировали Северную группу Украинской повстанческой армии.
К моменту освобождения от гитлеровцев Полесье в значительной мере было охвачено мощным украинским подпольем, которое включало военные базы и крупные вооруженные отряды. Здесь действовало примерно 250 отрядов, в каждом из которых было от 25 до 500 человек. В некоторых районах бандеровцы даже доминировали. Например, в том же Дивине и тогдашнем Дивинском районе с УПА были связаны сразу 3 тысячи местных жителей.
Когда бандформирования ликвидировали, захватили и документы, которые помогли раскрыть структуру “Белорусского окружного провода” — украинского подполья на территории Брестчины. Оказалось, некто по кличке Богун руководил Брестским, Пинским и Кобринским надрайонными проводами. Их целью было установить контроль над всеми населенными пунктами в этой местности, и к 1948-му в руки Богуна перешло подполье сразу 14 районов региона.
За три года, с 1944 до 1946-го, в Беларуси бойцы ОУН-УПА совершили почти 3 тысячи диверсий и терактов. За это время погибла тысяча человек — сотрудники НКВД, офицеры Красной Армии, рядовые и сержанты, 171 партийный активист и 298 гражданских. В мирное время банды ОУН в Брестской области не останавливались: убили 413 местных жителей, а ранили еще сотню.
Документы свидетельствуют: в Кобринском районе, например, “боёвка” во главе со Шварко расстреливала и мучила местных жителей. В архивах практически каждый месяц обозначен черными метками: убийства комсомольцев, жителей Дивина, расправа над красноармейцем и его матерью, избиение работницы райисполкома. И все это через год после окончания войны, в то время, которое принято называть мирным.
Близкая угроза
Две женщины в цветастых хустках красят забор яркой синей краской. За их спинами стоит серого цвета небольшая баптистская церковь. Внутри еще несколько бабушек приводят здание в порядок: подмазывают, убирают. В деревне Леликово, в пяти километрах от границы Кобринского района и Украины, православные и протестанты мирно живут уже несколько десятилетий.
Семьдесят лет назад спокойная жизнь местным только снилась. Одна из прихожанок баптистской церкви Мария Сакадык вспоминает, что всего в пяти километрах от села вплоть до начала 1950-х в лесной землянке собирались “бульбаши”. С начала войны сторонники УПА пытались привлекать жителей Леликово и окрестных деревень на свою сторону и терроризировали тех, кто хоть как-то был связан с Советами.
— У нас до границы немного совсем. Это теперь все закрыто, а раньше ходил кто хотел. Так вот, они там и собирались. Понимаете, война уже закончилась, а они все там были. Мой отец — Карп Кузюпа, он отсюда же. Ему орден Красной Звезды дали за то, что языка взял, больше награды у нас в деревне не было. Так вот, его “бульбаши” забрали в сорок девятом, представляете? Уже войны не было, а они его потянули! Посадили в сарай, пообещали убить и закрыли, — пожилая сельчанка от эмоций даже взмахивает руками.
Мария Сакадык продолжает рассказ и говорит, что отец был в хорошей физической форме. Это и дало ему шанс спастись: мужчина подтянулся и выбрался через отверстие над дверью в сарай. До темноты ему пришлось прятаться от “лесных братьев” в жите. От возвращавшихся в сарай бандитов он издали услышал, мол, сейчас будем расстреливать. Когда те обнаружили пропажу, начали сокрушаться: надо было убить еще утром. О случившемся Карп Александрович мало кому рассказывал. Дочь предполагает, что так отец хотел спасти от преследования односельчанина, который оказался в том бандеровском отряде:
— Он только маме мог об этом сказать, когда ссорился. Мол, я и войну прошел, и “бульбаши” меня похищали, а ты мне тут будешь выговаривать. Но это все не так смешно было. У отца брат от “бульбашей” погиб. Они его забрали в Дрогичинский район, деревня Карловичи, и там убили. И еще десять человек наших из Леликово. Там сейчас и памятник стоит, у дороги.
Докрасив часть забора, в разговор включается вторая женщина. Поправляя сползшую хустку, она вспоминает историю односельчанина, которого по-уличному звали Пивань — то есть “петух” на здешнем говоре. По словам женщины, с самого начала Великой Отечественной тот вступил в ряды УПА и относился к односельчанам действительно нещадно. Настолько, что даже не показывался один на улице: так боялся мести с их стороны.
— Через него, знаете, тут многие сиротами стали. Он так людей боялся, что аж в Россию уехал. Там батюшку православного убил и одежду его себе забрал. И сам стал батюшкой! Одна женщина из нашей деревни туда поехала и там с людьми говорила. А они ей: ой, какой батюшка у нас хороший, и матушка у него какая замечательная. Она в церковь зашла, а там наш Пивань!
Федор Савчук открыто говорит, что не поддерживал УПА — служить его заставили
“Всю жизнь потом в глаза тыкали”
Йосыпку — так в соседнем селе Повитье называют Федора Савчука — мне говорят искать в доме на обочине. Во дворе встречаю супругу Федора Иосифовича. Вместе с другими женщинами она работает на участке перед хатой. Весенние заботы — времени для отдыха нет. Она проводит меня в дом. Йосыпко лежит на высокой деревенской кровати за “грубою” — высокой печью в светлой комнате с наивными деревенскими коврами. Со стен таращатся три по-детски вытканных тигра, рядом ковер с иконой Божией Матери во всю стену.
Федор Савчук — тот самый, кого в десяти километрах женщины только что называли “бульбашами”. Федор Иосифович родился накануне войны и дожил до 88 лет. В ответ на вопрос о том времени мужчина заметно оживляется: глаза начинают блестеть, он активно жестикулирует. В июне 1941-го, говорит Йосыпко, вместе с односельчанами из родного Повитья он оказался под немецкой оккупацией. Красная Армия продержалась здесь совсем недолго — практически сразу в село пришли гитлеровцы, а с ними бойцы УПА, которая к тому времени уже вела борьбу за самостийную Украину.
— Отца моего советские партизаны брали на пост ночью. Иногда я вместо него ходил. И, помню, подошел к командиру и говорю: товарищ командир, пойду я к вам в отряд воевать.
А он мне: нет, малой ты еще слишком, пока не возьмем.
Так Йосыпко прожил до осени 1943 года. Тогда в деревне появились “бульбовцы”. Цель у них была одна — набрать из местных парней пополнение в свои отряды. 130 ребят из Повитья, в их числе и Федор Савчук, оказались в УПА. Из них сформировали “сотню”, которая разместилась в одном из лесов Кобринского района. Сельчанин вспоминает, что в первую ночь вместе с братом они пытались бежать. Укрылись на островах среди болота, ночевали в заброшенных сараях. Но их нашли и вернули в лагерь.
Вспоминая о годе, проведенном в полесских лесах, Федор Савчук ничего не говорит о зверствах бойцов УПА. Наоборот, за попытку грабежа можно было получить пулю в лоб от командира “сотни”. Правда, спали там, где застала ночь и прямо на еловых ветках. Да и носили “абы што” — никакой формы и бункеров, как у бойцов УПА в Карпатах, на Полесье и в помине не было.
— Помню, мы в Ковеле пустили поезд немецкий под откос. Тут недалеко обоз немецкий расстреляли. А один раз, когда сорок человек молодежи из Повитья на работы в Германию забирали, мы их отбили. Одна девушка, правда, погибла. Мы из жита кричали, чтобы они все с телеги прыгали и на землю падали, а она замешкалась. Ну, пуля не обойдет, понимаете, вот ее и зацепило, — сокрушается Федор Иосифович.
За участие в бандформированиях по советским законам после войны Йосыпко получил высшую меру наказания. Два месяца провел в камере смертников, пока не пришло письмо о помиловании. Расстрел несовершеннолетнему Савчуку заменили двадцатью годами работы в Речлаге Воркуты. После отработки, уже “на сезоне” в Казахстане, он познакомился со своей будущей супругой родом с Гомельщины. С ней и вернулся в родное Повитье:
— Мне потом всю жизнь этим “бульбаш-бульбаш” в глаза тыкали.
А что я? Я открыто говорю: не хотел я туда идти и не поддерживал их. Кто-то тут, может, и поддерживал. Это все-таки раньше даже Волынская область была, и говорят, как по-украински. Но мне ничего тогда не надо было, ни Украины, ничего... Меня во время облавы сильно ранили в ногу, еще и малолетнего. Потом на шахте издевались: хлеб с опилками, одежды не давали.
На западе Украины брестчанин Николай Мельник боролся с националистами на протяжении трех лет
Легендированные МГБ отряды против банд-“боёвок”
С оуновцами на протяжении семи послевоенных лет боролись подразделения госбезопасности и МВД. Нейтрализацию банд вели в обстановке секретности: сначала сотрудники входили в доверие к преступникам, потом изучали структуру, устанавливали связи и банде наносили оперативный удар.
Чтобы выйти на подполье, милиционерам приходилось даже создавать лжебанды. В Барановичском районе в 1947 году в такой группе состояли майор УМГБ Валентин Аксенюк, двое сотрудников милиции и двое бывших активных членов вооруженных банд. Чтобы привлечь к себе внимание, они демонстративно отбирали продукты, птицу и свиней у особенно активных противников оуновцев. “Приманка” чаще всего срабатывала. Налаживались контакты. А затем оперативники угощали новых “друзей” коктейлем со снотворным, чтобы потом задержать и допросить.
Николай Мельник с сослуживцами во время службы в Тернопольской области
|
— Когда отправляли, спросили, хочу ли я повоевать. А я говорю: война ведь уже закончилась, нет? А мне отвечают, мол, война продолжается. То, что происходило там, на западе Украины, мало чем отличалось от Полесья. Украинские националисты активно работали с людьми. Особенно почему-то пытались склонить на свою сторону молодых учителей-восточниц. У тех не было выбора: если они отказывались, их преследовали, насиловали всей бандой, а потом убивали.
Николай Мельник вспоминает свою первую операцию. Появилась информация, что в лесу готовится встреча пяти руководителей проводов УПА. Уже вечером солдаты устроили засаду и прождали всю ночь до рассвета. Только утром на тропинке появился дядька с большой сумкой в руке. Бойцы бесшумно схватили его и увели в сторону. Выяснилось, что в сумке у него горячий кофе и еда для тех самых руководителей. Мужчине пригрозили, чтобы тот не выдал солдат в засаде, и отпустили на место проведения встречи.
Дядька оказался сознательным — солдат не выдал, и те смогли спокойно окружить переговорщиков. Молодой лейтенант тогда поднялся с земли и громко прокричал требование сдаваться. Он допустил ошибку — не снял синюю, заметную среди зелени фуражку. Бандиты смогли легко прицелиться и выстрелить ему прямо в голову. Солдаты, вспоминает Николай Мельник, так обозлились, что превратили пятерых главарей “буквально в решето”:
— Потом был случай. Тоже сидели в засаде, и нам девушка, учительница-восточница, попалась с большой тяжелой сумкой в руках. Оказалось, там у нее листовки были. Она все прямо говорила, ничего не скрывала... Мы с ней так договорились: она выводит нас на бандитов, мы ее не трогаем, а под суд ее не поведут, потому что она якобы специально нас в лесу искала, чтобы от этого сотрудничества отделаться.
Последний ужин
На Полесье одной из крупнейших операций стала ликвидация отряда из 20 человек в Пинском районе.
Для этого чекистов два месяца учили украинскому языку, национальным песням и тактике бандеровцев. Когда бандиты поставили ультиматум провести крупный теракт в окрестностях Логишина, офицерам пришлось предложить ужин в честь предстоящей операции. Тогда-то и удалось ликвидировать костяк банды. В целом же на Брестчине оуновские группировки были практически уничтожены только к 1953 году. Отдельные мелкие отряды на территории Украины продолжали деятельность вплоть до 1956 года.
И здесь стоит задаться вопросом: зачем? Формально штабы и подразделения УПА прекратили воевать еще в сентябре 1949 года. Попытки получить поддержку иностранных спецслужб, которые предпринимались с 1946 года, практически не увенчались успехом.
В условиях послевоенной разрухи СССР поднимался из руин. Насколько бедно жила белорусская глубинка, где на войне погиб каждый третий, сегодня сложно даже представить. Пафос борьбы “солдат” УПА белорусскому Полесью чужд: в условиях нищеты людям просто хотелось мирной и спокойной жизни. Отряды повстанцев же, по сути, к тому времени превратились в банальные банды, “подвиги” которых не только подробно описаны в документах спецслужб, но и хранятся в памяти полешуков.
В попытках переписать историю можно много и долго спорить о том, чем же все-таки была борьба ОУН и УПА. Какая связь между сотрудничеством с фашистами и борьбой за самостийность Украины? И, вообще, можно ли было бы вести речь о какой-либо независимости, если бы война закончилась победой Гитлера? Какая роль во всем этом отводилась нашему Полесью? Конечно, жизнь сложна и противоречива. И в разные времена, и с разных “колоколен” одни и те же события порой воспринимаются по-разному. Но есть то, что остается в памяти на века. О деятельности ОУН и УПА в Беларуси одно хочется сказать точно: кроме террора в послевоенное время, жители Полесья от повстанцев не увидели ничего. А ведь не зря говорят, что дерево познается по его плодам.
