Из Витебска в Петербург

проделал путь Степан Дудышкин, чтобы примирить Гончарова и Тургенева

Этот купеческий род оставил заметный след в истории Витебска. Дудышкины построили в городе на Двине церковь, приходское училище, пожертвовали на строительство знаменитой ратуши десять тысяч рублей. Но за славой приходит упадок — таковы причуды Клио. Семейство разорилось.

Юный Степан Дудышкин поехал искать славу в столицу Российской империи.

26 августа 1836 года. Петербургский университет. Шестнадцатилетний Степан стоял в приемной юридического факультета. Он «выглядел странным провинциалом, совершенно еще необтесанный, рябой, в старом светло–зеленом мундире, неповоротливый, мешковатый», записал в своих воспоминаниях известный историк русской литературы Адальберт–Войтех Старчевский. Однокурсники, конечно, не преминули посмеяться над провинциалом, передразнить его манеру говорить, протягивать руку и подергивать левым плечом.

Однако провинциал вскоре заставил изменить к себе отношение. Как–то студент Аполлон Майков пригласил Дудышкина к себе в гости в огромный дом на Старо–Невском, где и состоялась судьбоносная встреча с известным беллетристом и редактором журнала «Библиотека для чтения» Осипом Сенковским, а также с романистом Иваном Гончаровым.

Спустя некоторое время Степан появился в университете в новом с иголочки темно–зеленом сюртуке, с тростью и даже цветком в петлице. Как показалось студентам, бывший провинциал утратил неуклюжесть, купеческий акцент и привычку подергивать левым плечом. Через месяц Сенковский прислал Дудышкину заказ на перевод с немецкого большой научной статьи, которая называлась «Сравнительная наука древностей». Перевод не удался. Однако новый знакомый Иван Александрович Гончаров прошелся по тексту, и последний засверкал всеми красками.

После окончания университета Дудышкин был оставлен в Петербурге. По определению Старчевского, он уже был к тому времени «в корне перевоспитанным, отшлифованным, набравшимся ума–разума, хорошего обхождения, выработал в себе манеры и даже имел свой тон». Тем не менее работы по специальности в Петербурге не нашлось. Пришлось давать уроки в доме Майковых и Шаховских. Майков был директором императорских театров, Шаховской работал в министерстве просвещения. Оба они питали искреннее уважение к Дудышкину, поручали ему гонорарные работы и позволяли надеяться на лучшее будущее.

В 1845 году литературный критик Виссарион Белинский разошелся во взглядах с издателем Андреем Краевским (кстати, могилевчанином) и ушел из журнала «Отечественные записки». На одном из литературных вечеров в доме Майковых образовавшаяся вакансия по предложению Дудышкина была занята Валерианом Майковым, кандидатуру которого поддержали Тургенев и Достоевский. В свою очередь, Майков пригласил сотрудничать в отделе критики самого Дудышкина. Краевский надеялся, что два молодых друга будут выполнять тот колоссальный объем работы, с которой справлялся один Белинский. Однако читатели скоро заметили, что «Отечественные записки» заметно потускнели, а их критический отдел и вовсе зачах. Краевский заявил, что он не намерен терпеть убытки и предложил Майкову и Дудышкину срочно предпринять надлежащие меры.

Но произошла трагедия: Валериан Майков, купаясь в реке, утонул. Дудышкину пришлось все заботы взять на себя. Степан Семенович, не будучи сам выдающимся журналистом, умел тонко и хорошо править чужие тексты. Вскоре в «Отечественных записках» появился роман Гончарова «Обломов», тщательно отредактированный Дудышкиным. В это же время в «Современнике» вышло «Дворянское гнездо» Тургенева. Его почти сразу стали бурно обсуждать не только в литературных кругах, но и в обществе. Гончаров, обиженный на запаздывающие аплодисменты публики по отношению к своему роману, пишет письмо Тургеневу. Дескать, обращается он к коллеге по перу по той причине, что все, что ни напишет этот избалованный публикой автор, грандиозно, замечательно, а между тем ряд моментов из русской жизни автор «Дворянского гнезда» позаимствовал из «Обломова», опубликованного на шесть дней раньше.

Иван Сергеевич, конечно же, оскорбился. «Не могу скрыть, любезный Иван Александрович, — отвечал он Гончарову, — что берусь за перо на сей раз против обыкновения с меньшим удовольствием, чтобы ответить вам, потому что какое удовольствие писать человеку, который считает тебя присвоителем чужих мыслей, лгуном и болтуном. Согласитесь, что какова бы ни была моя «дипломатия», трудно улыбаться и любезничать, получая подобные пилюли».

«Литературное недоразумение» грозило перерасти в солидный конфликт, тем более что у автора «Дворянского гнезда» уже с одним литератором имелись достаточно натянутые отношения, с Некрасовым.

Дудышкин, узнав об инциденте, едет к Гончарову и обещает тому переговорить с Добролюбовым. Конфликтующие стороны как–то соглашаются снять копии с «обидных» писем и представить их на третейский суд, в состав которого вошли Дудышкин (председатель), Дружинин и Анненков. Эксперты приняли соломоново решение: «Оба произведения великие, они возникли на одной и той же русской почве, должны были иметь несколько схожих положений, случайно совпадать в некоторых мыслях и выражениях, что оправдывает и извиняет обе стороны».

Анненков, правда, чуть не испортил все приготовления. Он напомнил конфликтующим сторонам о том, «как поссорились Иван Иванович с Иваном Никифоровичем» по Гоголю. Гончаров попытался первым пожать руку Тургеневу, но последний заложил свою за спину и, еле сдерживая негодование, произнес: «Дружеские наши отношения с этой минуты прекращаются. То, что произошло между нами, показало мне ясно, какие опасные последствия могут являться из приятельского обмена мыслей, из простых доверчивых связей».

Шесть лет продолжались натянутые отношения между двумя классиками, и все шесть лет Степан Дудышкин не терял надежды помирить их. Это удалось ему в 1864 году на похоронах одного из экспертов «литературного недоразумения» Дружинина. Тогда уже Тургенев первым протянул руку Гончарову, давно готовому к примирению.

Мы попросили прокомментировать этот сюжет главного научного сотрудника Института литературы Национальной академии наук, исследователя литературы XIX века Геннадия КИСЕЛЕВА. Таких, как Дудышкин, по мнению ученого, кто оставил родину и отправился за признанием и славой в соседние столицы, было много среди выходцев из Белоруссии.

— Творческой личности всегда было свойственно вырываться на «широкий простор». Дудышкин, правда, на первый взгляд, не оставил никакого следа в белорусской литературе. В отличие, например, от Яна Барщевского, который, живя в Петербурге, никогда не порывал с родной Витебщиной и отобразил ее прошлое и настоящее в своих произведениях. Но говорить о том, что Дудышкин вообще никак не отметился в истории отечественной словесности, — преждевременно. Я допускаю, что он мог быть знаком с автором «Тараса на Парнасе» Константином Вереницыным, консультировал его при написании поэмы. Дудышкин хорошо знал литературное сообщество своего времени и мог кое–что подсказать земляку — ведь Вереницын тоже родом из северной Белоруссии. Если продолжить изыскания, то можно открыть еще много любопытных подробностей из биографии нашего земляка.

 

БОБРОВИЧ Виктор.

Заметили ошибку? Пожалуйста, выделите её и нажмите Ctrl+Enter