Когда ситуация в родном доме угрожает здоровью и жизни ребенка, на его защиту встает власть
Все отличие современного подростка Ваньки от его литературного тезки, пожалуй, в том, что фамилия его не Жуков, а Черепан, и дедушке своему на деревню он не пишет, а с учетом имеющего место технического прогресса звонит. Но просьба у Ваньки нынешнего та же, что и у чеховского: «Милый дедушка, забери меня отседова!»
«Отседова» — значит из детского социального приюта, куда четырнадцатилетний Ванька попал в ноябре прошлого года. История его короткой жизни очень, увы, грустная. Жил подросток с матерью в доме дедушки и бабушки. Потом мать, незаметно пристрастившаяся к алкоголю, ушла из жизни. Затем умерла бабушка. Дед Гриша, человек во всех смыслах положительный, на попечении которого остался внучок, в какой-то момент дал слабину, попробовал заглушить горечь утрат спиртным. Опомнился, правда, быстро, но и этого хватило, чтобы временно вышедший из-под контроля Ванька успел залезть в чей-то дом, а потом и вовсе, взяв у деда сто тысяч рублей, на два дня куда-то исчез. Дед позвонил в социальный приют: помогите, не справляюсь.
История эта во всех подробностях звучит в кабинете председателя Будславского сельсовета Павла Швайковского. Здесь идет выездное заседание районной комиссии по делам несовершеннолетних, которую возглавляет заместитель председателя Мядельского райисполкома Надежда Гернович. Признаюсь честно, о существовании такого органа и стоящих перед ним задачах, конечно, знал, но не представлял, сколь большое количество людей у нас в стране занимаются вопросами охраны детства, следят за судьбами наших маленьких сограждан. В нашем случае это специалисты отдела образования райисполкома, директор социального приюта, социальные и просто педагоги, культработники, фельдшер местного ФАПа, участковый инспектор инспекции по делам несовершеннолетних РОВД, работники сельсовета – всех, боюсь, и не упомню. Но если количество людей просто удивило, то заинтересованность, стремление докопаться до самых мелочей, взвесить все «за» и «против», прежде чем принять решение, которое приведет к резким переменам в жизни ребенка, поразили.
Пример тому – упомянутый выше Ванька, чью судьбу сегодня предстояло решить. Поскольку шестимесячный срок его пребывания в социальном приюте истекает, варианта два – либо его забирает дед, либо пойдет паренек в приемную семью. Дед, Григорий Николаевич, по случаю приодетый и донельзя взволнованный, конечно же, просит внука обратно. Директор приюта Тамара Винник и специалист районного отдела образования по охране детства говорят, что случившееся стало для Вани хорошим уроком, что он очень скучает по деду, хочет к нему и торжественно обещает из дома больше не убегать. Участковый ИДН Вадим Маскевич докладывает, что ничего предосудительного за Григорием Николаевичем в последнее время не замечается, человек он основательный, хозяйственный и работящий. Заместитель председателя комиссии Валентина Дубяго, дотошными расспросами чуть ли не вынув из деда душу, склоняется к тому, что мальчика нужно вернуть домой, и Надежда Гернович это решение тут же утверждает.
Дед Гриша, в счастье свое еще, похоже, не поверивший, уходит, а в кабинет в сопровождении порядком перепуганной мамаши входит… лопоухое чудо десяти лет от роду. Олежка Штуро, а речь именно о нем, маленький, щупленький, в больших очках, через которые на нас глядят огромные испуганные глазенки, кажется воплощением самой невинности. Но за худенькими его плечиками уже несколько очень даже нехороших случаев хозяйничанья на чужих дачах, за что он поставлен на учет в районную инспекцию по делам несовершеннолетних и является самым юным правонарушителем в районе. За мальчишку, а это хорошо видно, переживают все, но решают пока с учета не снимать: прогресс в поведении, как отмечает социальный педагог Ирина Гайдук, есть, да вот только мама почему-то не горит особым желанием контролировать сына, его учебу, свободное время. Претензий в адрес женщины накопилось немало, часть их она восприняла чуть ли не в штыки, никак почему-то не удавалось ее убедить в том, что судьба сына зависит только от нее и ни от кого больше. Сам же Олежка, которого спрашивали, будет ли он вести себя хорошо, молча и отчаянно мотал головенкой в знак согласия.
Довольно напряженная атмосфера в тесном кабинете сгустилась еще больше с появлением в нем Петра и Людмилы Алампиевых: явственно, извините за прямоту, потянуло перегарчиком. В таком вот состоянии родители явились просить комиссию вернуть им двенадцатилетнего Олега и пятилетнего Вадима, которые были помещены в детский приют, поскольку ситуация в семье стала для них социально опасной. Сейчас срок их пребывания в приюте заканчивается, вопрос стоит так: дети или возвращаются в семью, или им находят приемных родителей, а биологических лишают прав. Отец нетрезво бьет себя в грудь и утверждает, что без детей не может, звонит чуть ли не через день, но сам в приюте не появился ни разу и даже скромный новогодний подарок для ребятишек умудрился передать только в феврале. Мать, по лицу которой можно только приблизительно подсчитать огромное количество выпитых бутылок, более агрессивна и никакой вины своей в том, что дети, когда их забирали в приют, были практически раздеты, что питались они за деньги, вырученные от сдачи пустых бутылок, что в доме в преддверии зимы не было ни полена дров, не признает. Горькие слова председателя сельсовета Павла Шайковского о том, что его попытка нанести дружественный визит гражданке Алампиевой не увенчалась успехом по причине ее беспробудно пьяного сна, женщину, судя по ее вызывающему виду, не задевают.
— В первые дни пребывания в приюте Олег и Вадим о родителях и доме даже слышать не хотели, чего практически не бывает с другими детьми. Сейчас, когда я говорю, что они, возможно, вернутся домой, старший возражает: «А что мы там есть будем? Найдите нам других тетей и дядей, мы согласны жить у них». Или, например, звонит изредка отец, а Олег его спрашивает: «Папа, ты какой? А мама снова напилась и лежит?» Тамара Винник еле сдерживает эмоции, но…
Людмилу они не трогают. Правда, Петр украдкой вытирает скупую мужскую слезу, но это, извините, слезы… пьяные – вчера он хорошенько принял на грудь и сегодня ему и себя жалко, и детей заодно.
— Мы сделали ошибку, что еще в 2003 году не лишили Алампиевых родительских прав. Никаких выводов они для себя не сделали. Десять лет не работают, в доме не то что продуктов — постельного белья нет. Нужно готовить документы на лишение их родительских прав, — жестко ставит вопрос Вадим Маскевич.
И когда именно такое решение комиссия и принимает, агрессивность мамаши заметно увядает, супругу ее тоже явно не по себе. Конечно, хотелось бы думать, что в этот роковой для себя момент что-то в их душах святое проснулось, но все, увы, объясняется проще. Ведь Алампиевых, если суд примет решение о лишении их родительских прав, обязательно заставят работать, чтобы компенсировать государству затраты на содержание брошенных детей. Их, похоже, это больше всего и пугает — вольная и бесхлопотная, когда сами пьяны до невменяемости, а дети голодны до полуобморочного состояния, жизнь, похоже, заканчивается, пришло время платить по счетам.
Не только для Алампиевых. По словам Валентины Дубяго, в прошлом году за уклонение от выполнения обязанностей по воспитанию и обучению несовершеннолетних детей в районе привлечено к ответственности 135 родителей, 44 взрослых наказаны за вовлечение подростков в пьянство.
— Пятнадцать материалов на лишение родительских прав мы направили в суд, еще семь – на ограничение родителей в дееспособности по причине их злоупотребления спиртными напитками. Всего же на учете в комиссии находится 65 неблагополучных семей, 43 семьи, в которых воспитываются несовершеннолетние дети, состоят на учете в наркологическом кабинете. Что это за контингент и как обстоятельно и скрупулезно мы во всем разбираемся, прежде чем принять окончательное решение, вы, надеюсь, убедились. И если в прошлом году мы изъяли из неблагополучных семей и поместили в детские социальные учреждения 33 ребенка, то для этого были все основания. Для родителей, тех, у кого еще не все человеческие чувства атрофировались, это шок и возможность одуматься. Многие так и поступили, и поэтому большая часть изъятых детей все же вернулись в родные семьи, – подводит итог Валентина Дмитриевна.
К сказанному остается добавить лишь одно: если до сих пор кто-то из нерадивых родителей думает, что нынешний год объявлен Годом ребенка для красного словца и не более того, то глубоко заблуждается. И чтобы заблуждение это потом не обернулось шоком, над своим поведением надо задуматься самому, а не ждать, когда этого потребуют другие. Потому что потребуют обязательно.
