Иван, родство помнящий

В этом году среди лауреатов премии "За духовное возрождение" был профессор-славист Иван Чарота. Почти два десятилетия Чарота возглавляет секцию художественного перевода и литературных связей Союза белорусских писателей, он - секретарь Библейской комиссии Белорусского экзархата, награжден орденом Преподобного Сергия Радонежского...

Недавно я рассказывала вам, уважаемые читатели, о сборниках, составителем которых был Иван Чарота. Это антологии белорусской христианской поэзии и прозы "Насустрач Духу" и русской духовной поэзии "Слово и Дух". Книжки вызвали неоднозначную реакцию. Можно ли объединить светское искусство и духовное? По какому принципу то или иное произведение можно отнести к "христианским"? Иван Алексеевич ЧАРОТА считает так

: - В ситуации совершенной бездуховности даже проблеск веры ценен. В антологии "Слово и Дух" есть такой раздел - "Поэзия разломного времени". Разломное время - это и политические катаклизмы вследствие революций, и разлом сознания. Например, меня упрекают, почему в антологию попали тексты самоубийцы Марины Цветаевой? А я не сужу эту поэтессу как духовную или бездуховную личность. Это не моя задача. Главное - у нее есть стихи, которые по теме, по мироощущению христианские. Ведь даже у совершенно неверующего моменты веры обязательно присутствуют. Я абсолютно уверен, что нет на земле ни одного человека, который бы ни разу не вспомнил о Боге.

- Почему вы занялись именно славянскими языками? Это случайность?

- Я родился на границе Белоруссии, Украины и Польши. Когда учился читать, в моем распоряжении были газеты и журналы на белорусском и русском языках, а еще старый польский букварь. А у деда имелись две книги, полученные им в церковноприходской школе: Евангелие и "Кобзарь" Тараса Шевченко на украинском языке. И белорусский, и русский, и украинский, и польский языки были мне одинаково понятны. Так что славистом я стал, можно сказать, еще в раннем детстве. Ну а в университете выбрал как дополнительный язык тот, которого не знал - сербский.

- И этот язык стал основной "любовью"...

- Во времена существования Югославии я переводил фактически со всех языков народов Югославии. Бывал там регулярно. Сейчас, разумеется, с этим сложно. - Но за тем, что происходит в литературе, следите?

- Разумеется. То, что нашим литераторам кажется сложным, невыносимым - отсутствие материальной поддержки государства, рыночные условия, - там прошло тридцать лет назад, еще при социализме. И научились выживать. И при этом не утратили духовных ориентиров. Для меня было очень трогательно, что в Белграде в 1993 году, во время войны в Боснии, составленный мною сборник белорусской поэзии был издан в самом престижном издательстве. А страна находилась фактически в блокаде! А если говорить собственно о сербской литературе, то она невероятно богата. Это обусловлено, возможно, и очень болезненным опытом истории. Пятьсот лет турецкого рабства! И отчаянной борьбы. Несчастья и боли активизируют творческие возможности.

- Наверное, это можно отнести и к нашему народу?

- На мой взгляд, это несопоставимо с тем, что переживает сегодня Сербия. Мне приходилось бывать там сразу после военных действий. Я видел множество разрушенных мостов, дорог. Развалины домов, следы бомбежек, жертвы... Там ведь около двух миллионов беженцев. А численность населения - как в Беларуси. Не могу не упомянуть Косово. Эту священную для сербов территорию забрали, а там в радиусе пятидесяти километров находится 1.300 православных храмов и остатков храмов! У нас сегодня во всей стране столько нет. Это все равно что у нас забрать то, чем мы гордимся, что составляет нашу славу - Полоцкую Софию, Коложу, Белую вежу и Беловежскую пущу... Меня часто упрекают в славянофильстве. Но я не вижу в этом ничего предосудительного. Я - славянин, и что же плохого в том, чтобы любить свой род?

- Сегодня весь мир учит английский, немецкий, французский... Не чувствуется ли, что славистика - где-то на отшибе сознания?

- Если славянин не желает познавать самого себя, если ему не дорог родной язык, родная культура - это уже показатель какого-то, мягко говоря, недоразумения. Особенно если ему дороже какая-то условная "европейскость" или "американскость". Славистом быть непрестижно. Даже международные съезды славистов, которые по-прежнему регулярно проходят, уже не имеют того значения. И у меня это вызывает боль.