Директор музея истории Великой Отечественной войны Дмитрий Шляхтин — о новых проектах, экспонатах категории N 1 и необычном пулемете системы Кольта-Браунинга

Знаете ли вы, какой из наших музеев самый популярный? Не исторический и не художественный. Первое место уверенно и с большим отрывом занимает Белорусский государственный музей истории Великой Отечественной войны. Национальный статистический комитет насчитал 559,6 тысячи посещений за прошлый год. Каждый месяц тропой военной истории по его залам проходят более 30 тысяч гостей. В преддверии памятной даты 22 июня мы встретились с директором самого популярного музея страны Дмитрием Шляхтиным.

Собрание — одно из крупнейших в стране

— Дмитрий Геннадьевич, с каждым годом — все дальше война, но эта тема все больше привлекает посетителей. 

— Десятку наиболее посещаемых музеев наш возглавляет уже несколько лет. И такое количество посетителей привлекает, конечно же, развернутая большая историческая экспозиция. В ней говорится не только о Великой Отечественной войне на территории Беларуси, участии наших земляков во всех фронтах, но и о событиях Второй мировой. Мы отдаем дань памяти представителям всех народов, которые принимали участие в боях, сражались в партизанских отрядах не только на территории нашей страны, но и всем тем, кто боролся с нацизмом и фашизмом в Европе и мире. Этот комплексный подход интересен как нашим гражданам, близким соседям, так и западноевропейским туристам.

Музей постоянно развивается, мы придумываем что-то, модернизируем экспозицию, стремясь создать все необходимые условия, чтобы любой человек, придя сюда, мог почерпнуть для себя что-то новое. То, какой была экспозиция в день открытия нового музея 3 июля 2014 года, и то, какая она сегодня — это не скажу, что большая, но все же разница. И то, что уделяется большое внимание именно проектной деятельности и вопросам развития, во многом способствует большому количеству посетителей. И в любом случае наш музей — это бренд. Во многих музеях в Европе и в мире, где приступили к созданию экспозиций, посвященных Второй мировой войне, знают, что надо приехать в Минск и посмотреть, как сделано здесь, потому что это — достойно. Все — и зарубежные туристы, и VIP-делегации, и простые посетители — отмечают высокий уровень экспозиции и той работы, которая проводится у нас в музее.

— В новом здании обжились окончательно?

— Обжились, и достаточно быстро, притом что все это шло параллельно с окончанием строительных работ, созданием экспозиции, переселением из старого здания на проспекте Независимости, 25а. Это был достаточно сложный период в истории музея, тем не менее мы его выдержали, и то, что происходило потом, казалось уже делом легким.

— Сколько предметов сегодня в фондах музея и что самое ценное?

— Коллекция насчитывает более 100 тысяч единиц хранения только основного фонда, не говорю про научно-вспомогательные материалы, другие составляющие. Наше собрание — одно из крупнейших в стране. Самое ценное — партизанские рукописные журналы и самодельное партизанское оружие, эти предметы включены в Государственный список культурного наследия, им присвоена категория № 1. Но для нас любой предмет, связанный непосредственно с Великой Отечественной войной, ценен, потому что он — объективный носитель информации о тех событиях. Глядя на некоторые из них, не нужно ничего додумывать, придумывать, и невозможно делать какие-то неправильные выводы. В 4-й зал люди заходят и понимают весь ужас войны, когда видят кусок кости, вдавленный в алюминиевую солдатскую флягу. Этот предмет в 1992 году был обнаружен и впоследствии поступил к нам в собрание. 

— Пополняются ли сегодня фонды музея?

— Они растут каждый год, несмотря на то, что от событий Великой Отечественной войны нас отделяет уже достаточно большой отрезок времени. К слову, строительство нового здания, создание новой экспозиции в значительной степени возбудило дополнительный интерес в обществе к теме войны — в дар вещи несут и несут, кое-что удается находить и самим в результате научно-исследовательской работы.

— А что несут и что вы готовы принять в первую очередь? 

— Нам интересны предметы, которые непосредственно связаны с темой Великой Отечественной войны или Второй мировой. Традиционно — это награды. Многие наследники ветеранов передают их на постоянное хранение в музей. Интересны фотографии, документы, предметы из военного обмундирования и снаряжения, личные и бытовые вещи довоенного, военного и послевоенного периода, потому как у нас в экспозиции есть тема восстановления Беларуси. Пополняются материалы, касающиеся современных Вооруженных Сил и силовых органов, которые обеспечивают национальную безопасность страны, поскольку в экспозиции есть зал «Наследники Победы», где отражена соответствующая тематика. 

Границы музея — и хронологические и концептуальные — стали шире. То есть это не 1941—1944 годы. Начинается экспозиция с 1919-го, окончания Первой мировой, подписания Версальского мирного договора, который стал одной из причин начала Второй мировой войны, и заканчивается послевоенным восстановлением Беларуси.
— А какая часть фонда сегодня выставлена в экспозиции? 

— К сожалению, только около 2,5% от основного фонда. И скажем откровенно: по европейским традициям это мало. Обычный показатель — 4—5% и мы к нему стремимся. Хотя посмотрели статистику, в старом здании было выставлено 1,6% основного фонда. То есть рост у нас есть. Но этого мало. Сейчас разворачиваем новые экспозиционные блоки, дополняем те, которые уже есть, и, надеюсь, до конца года доведем показатель до 4—5%, чтобы люди увидели как можно больше. Творческий потенциал для этой работы есть, выставочные площади позволяют дальнейшее насыщение экспонатами, и предметов интересных у нас в запасниках достаточно. 

— Один из них, пулемет Кольта-Браунинга, вы впервые показали во время майской Ночи музеев, после чего он занял место в постоянной экспозиции. Расскажите, как попала к вам эта вещь и чем она уникальна?

— Это — станковый пулемет системы Кольта-Браунинга образца 1895/1914 годов, который был поставлен из США в Российскую императорскую армию в 1915 году. Пулемет непосредственно участвовал в боевых действиях Первой мировой войны, об этом мы можем говорить стопроцентно гарантированно. Какой была его судьба до 2011—2013 годов — мы не знаем, кроме того, что он находился в земле. Судя по всему, был найден «черным копателем», затем конфискован и в мае 2013 года передан в музей на постоянное хранение. Потребовался довольно длительный период научной обработки и реставрации. Тем не менее нашим специалистам удалось привести пулемет в порядок. 

Если говорить о военно-технической ценности, то прежде всего это оружие — пример первой разработанной Браунингом системы, в которой использован отвод пороховых газов. Как говорят исследователи, таких пулеметов в Российскую империю было поставлено около 15 тысяч. Боевых, принимавших непосредственное участие в Первой мировой войне, остались единицы. Для нас важно и то, что этот пулемет найден в нашей стране и связан с событиями тех лет здесь. Нашему музею повезло, ничего подобного в других оружейных собраниях страны нет.
— Есть такой удивительный факт про Эрмитаж: если останавливаться у каждого экспоната только на 1 минуту, то на осмотр всех ценностей музея уйдет 11 лет. А насколько можно зависнуть в вашем музее? 

— Полная обзорная экскурсия, относительно полная, конечно, рассчитана на полтора часа. Аудиогиды — на два часа. Но был случай, когда посетитель, воспользовавшись нашими аудиогидами, провел в экспозиции 5 часов. Однако не думаю, что он познакомился со всеми предметами.

На самом деле в музей надо ходить постоянно. Мы к этому призываем и со своей стороны много для этого делаем. Главное — был бы интерес. Тогда каждый раз можно находить в экспозиции что-то для себя новое. У нас есть те, кто знает: хотя бы раз в квартал надо сходить в музей, потому что может быть что-то новенькое. Это говорит о личном высоком уровне музейной культуры этих посетителей. Мы пытаемся этот уровень поднять во всем обществе. И для этого важно развитие, важно делать что-то новое. Сейчас ведь информацию из интернета можно почерпнуть любую. Вопрос — насколько она объективна, правдива. А у нас вещи говорят сами за себя. Иногда и экскурсовод не нужен. Заходишь в зал «Оккупация» — и все понятно: документы, находки из Тростенца, Дроздов, ШТАЛАГа 352, других концентрационных лагерей… 

— В каких залах посетители задерживаются дольше?

— В каждом есть свои привлекательные моменты. Очень позитивное впечатление производит на посетителей Зал Победы, он самый торжественный в музее. Всегда людно в самом большом зале нашей экспозиции «Дорога войны», он занимает площадь около 2 тысяч квадратных метров, его мы постоянно пополняем. Конечно же, «Партизанский лагерь». Художественное решение, предметная база, которая там собрана, всегда очень интересует, более всего иностранцев. Для них эти факты неизвестны, особенно в тех странах, где вообще не было событий, связанных со Второй мировой войной. Беларусь-партизанка — это наш бренд. К слову, будем готовить к модернизации экспозицию этого зала. У нас есть много дополнительных материалов, которые можно и нужно показывать, чтобы бороться со стереотипами. Ведь у большинства какое представление о партизане: мужик в лаптях с длинной бородой, который живет на болоте и периодически выходит оттуда, громит немецкие гарнизоны, что добыть пищу или боеприпасы. Да не так все было! Мы готовимся показать тему партизанской медицины. Во многих лагерях, партизанских зонах были хорошие госпитали, там и лечили, и оперировали. Они снабжались с Большой земли медикаментами, и антибиотики туда поставлялись, когда уже были разработаны в СССР. Это говорит о том, что наши партизанские отряды, крупные соединения, зоны имели достаточно хорошую и разветвленную инфраструктуру, потому и немцы не всегда могли с ними справиться. Это, по сути, было государство внутри государства, которое обладало всем необходимым. Мы хотим, чтобы у людей складывалось правильное впечатление — что такое партизанское движение.

Молодость делу не помеха

— На посту директора вы еще меньше года. С какими трудностями столкнулись?

— Не скажу, что было много каких-то трудностей, потому что в музейной сфере я работал относительно большой период своей трудовой жизни. Еще во время учебы в БГУ на музейном отделении истфака был полгода волонтером в историческом музее, потом меня взяли туда в штат, сначала на полставки, а в 2006-м, когда заканчивал университет, — на ставку. С 2010 года работал в управлении учреждений культуры и народного творчества Министерства культуры, с 2014-го — в управлении социально-культурной политики главного идеологического управления Администрации Президента. Словом, так или иначе, я был в курсе и музейных в том числе дел и проблем. Поэтому на новом месте и директорском посту я довольно просто освоился.
— Среди директоров крупных музеев вы — самый молодой, 33 года. Возраст не мешает?

— Нет. По роду той же чиновничьей службы доводилось работать со всеми директорами музеев, и не только республиканских, подчиненных Министерству культуры. Так что вопросы, связанные с завоеванием личного авторитета, не возникали. Не скажу, что рядом, например, с Владимиром Ивановичем Прокопцовым, директором художественного музея, я чувствую себя неловко или неудобно. Со всеми коллегами сложились достаточно хорошие деловые и личные отношения. В этой среде рядом с ними чувствую себя комфортно. 

— Строгий руководитель — это про вас?

— Бывает. Все, что касается работы, спуску не будет никому: ни научным сотрудникам, ни хозяйственным службам, ни кому бы то ни было. Посетитель, приходя в музей, оплачивает услугу и вправе получить ее качественной, высокого уровня, чтобы оправдать денежные траты, которые он несет. Соответственно, все работают на одну цель — создание качественного культурного продукта. Поэтому, если при этом возникают вопросы, для меня нет любимчиков и нелюбимчиков — одинаково все получить замечания могут.

— А кем вы мечтали стать в детстве? Вряд ли музейщиком.

— Помню, что мне нравились всякие механизмы, подъемные краны. Но вот точно знаю, что некоторые вещи в школьном возрасте я очень сильно не любил: историю искусства, культурологию и музей как живое воплощение этого всего.

После школы хотел поступать в педуниверситет на историю и иностранный язык. Но мне посоветовали попробовать еще и истфак БГУ, мол, по теории вероятности чем больше вузов, тем выше шанс поступить. Тогда, в 2001-м, можно было подавать документы в два вуза. Поскольку БГУ рядом с педагогическим, подал документы туда в последний день. И в результате туда же и был зачислен на музейное отделение. Сначала, как это обычно бывает с первокурсниками, испытал шок — куда поступил, зачем? Но затем втянулся, дальше — понравилось. Как говорил потом мой первый научный руководитель, они ненавидели друг друга, но жили долго и счастливо. Когда ушел из музея на чиновничью службу, поначалу скучал. Теперь доволен, что вернулся к любимому делу. Поэтому и планов у меня громадье. 

— Откуда вы родом?

— Минчанин. Пролетарская семья, служащие, рабочие. 

— А фамилия-то — Шляхтин. Не интересовались родословной?

— Кое-чем интересовался. Фамилия достаточно распространенная на Кубани, на Дону и за Уралом. Обычная фамилия ссыльных за Урал, работавших на оружейных заводах. Дальше пока не копался — но фамилия не по происхождению. 

— А военную историю своей семьи исследовали?

— Конечно. Мой дед Петров Николай Иванович был участником Великой Отечественной войны. В Красную армию вступил в 1944 году после освобождения Беларуси и дошел почти до Берлина. Был ранен в Германии, не успел поучаствовать в Берлинской операции. Сам он про войну говорить не любил, разговоры на эту тему не заводил и на вопросы, которые ему задавали, не отвечал. Поэтому только крупицы каких-то воспоминаний от него выуживал. После смерти деда я сам разыскивал сведения о нем по номерам его наград — ордену Великой Отечествен­ной II степени и ордену Красной Звезды. Сейчас это гораздо проще, чем раньше. Есть специальные сайты, где по фамилии, подразделению, награде можно найти достаточно большой блок информации. Когда начинал, думал, не найду, но оказалось — есть.

По понедельникам — без галстука

— Судя по кольцу на правой руке, вы женаты. Супруга кто по профессии?

— К музейному делу и истории она не имеет отношения — юрист. В этом смысле мы с ней противоположности, хотя, когда в свое время я был причастен к разработке законодательства в сфере культуры, в том числе и в музейном деле, у нас много общих тем по юридическим вопросам возникало. Бывало, она даже говорила, что юрист я уже больше, чем она.

— А на каком, образно говоря, деле вы познакомились?

— Тут дело такое: ее отец и мой дядя — одноклассники. 

— Так вы нашли друг друга или вас нашли друг для друга?

— Мы в семье в шутку спорим по этому поводу, мол, как все это было устроено. Но, конечно, молодые люди всегда сами делают выбор, находят друг друга.

— А чем, кроме музейного дела и истории военной, увлекаетесь: рыбалка, охота?

— Нет, это не для меня. Вообще, времени для увлечений крайне мало. Даже когда прихожу домой, все еще домысливаю, «довариваю» в голове: что и как лучше сделать в музее, иногда и работу какую-то приходится брать с собой. Выходные не всегда бывают, а когда бывают, просто пытаюсь отвлечься и отдохнуть.

— Как?

— Что-то почитать, кино посмотреть. Правда, смотреть фильмы исторической тематики мне достаточно сложно: во мне сразу начинает возмущаться историк, масса недостатков и неточностей на экране. Жена говорит: это же вымысел, художественный образ. Но меня это не успокаивает. Не могу с этим согласиться. Кстати, мы у себя в музее заметили: есть два основных источника исторических знаний у посетителей, в том числе и о войне, — Википедия и художественные фильмы, причем западные. Даже если у старших школьников или первокурсников спросить, знают ли они, например, советскую картину «В бой идут одни старики», мало кто ответит утвердительно. Или киноэпопею «Освобождение» Юрия Озерова, кадры которой у нас в экспозиции используются. Меня поражает: люди иногда садятся на пол, смотрят и спрашивают, в каком Голливуде это снимали. 

— А знакомы ли вам дачные хлопоты?

— Да. Они появились, когда появилась жена. Для меня, кстати, такая смена вида деятельности — один из лучших способов отдыха: поработал мозгами, поработай и руками. На даче у меня — трудовой отдых и спорт.

— Газон косите или в грядках копаетесь?

— Грядки есть кому копать. Мы с тестем что-нибудь подстраиваем, чиним.

— Значит, гвоздь забить умеете?

— Еще как! И не только на даче. У нас в музее уже традиция: в понедельник, выходной день, монтируем новые блоки экспозиции, то, что за неделю придумали. Так что в понедельник я костюм на службу редко надеваю. Как правило — свободная форма одежды, инструмент в руки и работать. Многие сотрудники уже заранее спрашивают: в понедельник что новое на экспозиции будем делать? 

— А в отпуск куда собираетесь?

— Давно толком не был в отпуске, забыл, как это делается. Боюсь, если выеду куда на отдых, то сразу же пойду там по музеям, и весь он превратится в работу, стажировку или еще что-то в этом роде. 

svirko@sb.by

Фото Владимира ШЛАПАКА и из личного архива Дмитрия ШЛЯХТИНА