В мастерской художника Леонида Щемелева невольно вспоминаются пушкинские строки про мороз и солнце.
Ослепительный голубой цвет, который льется с полотен, сводил с ума не одного эстета. В искусстве, как и в жизни, – достаточно раз взглянуть, чтобы влюбиться. Возможно, именно эта «небесность» и влекла сюда в разные годы друзей, поклонников, журналистов и просто ценителей.
Здесь, среди картин, на низеньком диване всегда смеялись, спорили, читали стихи и просто пили чай, разговаривая обо всем на свете, знаменитые политики, литераторы и живописцы. Мастер улыбается: «Порой и на работу времени не оставалось!» Конечно, сейчас художник не пишет круглые сутки, как в молодости. Больше времени стал уделять семье и собственному здоровью.
— Светлана Николаевна, как вы познакомились с будущим мужем? У художников есть какие-то особые способы заинтересовать девушку?
СН: В 63-м году я окончила физфак БГУ и, поскольку у меня был маленький сынишка, получила свободный диплом. Устроилась на неполный рабочий день в художественное училище. Оно тогда располагалось в оперном театре. Да-да! Тогда художников учили физике. Леонид Дмитриевич там преподавал. О нем все говорили: настоящая звезда, неординарная личность, кумир всех студентов. Мол, и выставки у него скандальные, и официальная пресса особо не жалует. Рассказывали, как отмечали его юбилейный день рождения. Праздновали за городом, всю ночь гудели, а наутро глядь в окно — а он на коньках по льду рассекает. Мне он сразу понравился, несмотря на разницу в возрасте. Мне ведь 23 года было, а Леониду Дмитриевичу уже 40. Казалось, что это много. Хотя по образу жизни, по поведению никогда не скажешь. По каждому поводу у него свое мнение, причем не стеснялся его отстаивать. Никаких авторитетов не боялся. Это загульные годы были, с одной стороны, люди как будто вздохнули свободнее. Но, тем не менее, сказать что-то лишнее опасались, язык за зубами держали, несмотря на “шестидесятничество”. Леонид Дмитриевич был генералом в своей области, а лично для меня — героем нашего времени. Серьезно встречаться мы начали в 66-м году. С тех пор неразлучны.
— Леонид Дмитриевич, может, помните, как выглядела ваша будущая супруга в день первой встречи?
ЛД: Света скромно была одета, не так как сейчас молодые женщины наряжаются. Но образ безумно выразительный, интересный. Поздоровался как-то на лестнице — запомнил. Потом встречались на заседаниях, капустниках, лично познакомились, но никакой пошлости. Все постепенно, осторожно происходило. У нас ведь были семьи, дети. А тут парторганизация вмешалась. Из училища пришлось уйти. Директор поставил вопрос: или вы, или она. Кто-то должен покинуть учебное заведение, якобы перед студентами неудобно. Я ушел. Света до пенсии доработала, пока не убрали курс точных наук.
— Если партия вмешивалась в личную жизнь, то о творческой, наверное, и говорить не приходится?
ЛД: Было интересно жить, творить в те годы. Я видел обстановку, примерял себя к ней. Хотя были разные моменты. Например, выставкомы. Сначала требовали эскиз, и порой не с первого раза принимали картину. К работе “Мое рождение” претензий было немерено. Говорили, это чепуха! Это не реализм! Западный уклон. Даже по радио критиковали, чтобы народ знал.
СН: Мама Леонида Дмитриевича тогда сказала, что 37-й год повторяется... Настолько резко и необоснованно всё преподносилось. Удивительно, но в Москве было проще, публика прогрессивнее была. А вот здесь всегда были проблемы. Ревностно относились коллеги по цеху. Их возмущало не столько творчество, сколько настырность, независимый нрав, образ жизни.
— Страшно было?
ЛД: Страшно вряд ли. Было волнение, но как только “Мое рождение” показали в Москве, то стало все равно. Финансовые дела поправились. У меня ведь две дочери еще, надо было финансово их поддерживать. Не бедствовали, конечно. По всему СССР ездили — от Средней Азии до Прибалтики. Я писал то, что видел в других краях, но главной темой всегда оставалась родина, наши люди. Большинство моих работ посвящено белорусской истории, моему детству, войне, семье.
— У вас когда-нибудь крали картины?
Л.Д: Моей дипломной работой в художественном институте была “Свадьба”. Вначале нравилась всем: преподавателям, гостям. Но, как ни странно, потом, когда зашла речь о дипломной оценке, ни один педагог не был на моей стороне. Хотели просто выдать справку: “прослушал курс...” и так далее. Потом картина бесследно исчезла. Прошло года два или три, я и забыл уже о “Свадьбе”. Однажды зашли со знакомым в его мастерскую в ТЮЗе вина выпить. А там столько реквизита, все завалено. Вдруг вижу — знакомая рама, развернул — моя дипломная работа! Причем в ужасном состоянии, об нее окурки тушили. Кто принес ее туда — только Богу известно. В итоге за бутылку я ее выкупил. А куда ее девать?! Четыре метра длиной. Зашел в наш музей, рассказываю, как и что. Мне говорят — неси. Она там пролежала в хранилище все 25 лет. Выставили совсем недавно. В итоге у зрителей живой интерес, никто не понимает, что в ней не так! Работа веселая, праздничная!
— Такая реакция типичная? Понимает ли зритель, что вы хотели донести?
ЛД: Все очень индивидуально. Можно разбираться в живописи, закончить университет. А можно использовать только чувственное восприятие. Светина мама Мария Силантьевна — бухгалтер. Она пережила войну, очень сложная судьба у человека. Представьте, всю жизнь с цифрами, к искусству никакого отношения не имела. Но безумно любила живопись!
СН: Она говорила мне, что художники озарены каким-то светом. Я иногда рассказывала маме про семейные неурядицы, на что она отвечала: “Светик, его нужно в платочке носить и все прощать!” Был у мамы предлог прийти в мастерскую — якобы прибраться. Сидим, ждем. Час прошел, два, три. Мы волнуемся, она старенькая уже была, 80 лет. Приходим, а она сидит и картинами любуется. А вот когда я впервые увидела его работы, мало что поняла. Физфак давал очень узкое образование. Леня читал Рождественского, Евтушенко, Камю — я всегда удивлялась широте его познаний. В нашей группе немногие этим интересовались. А в искусстве, как и в литературе: чтобы читать, надо как минимум знать алфавит. Но одна работа мне очень понравилась, еще на первой выставке. Леонид Дмитриевич сразу сказал: забирай! Я смело могу заявить, что разбираюсь только в живописи собственного мужа. Могу даже сделать замечание. Леонид Дмитриевич на это мне отвечает: “Нашел у кого спрашивать!”
— Кто в вашей семье распоряжается бюджетом? Бытовые вопросы волнуют творческих людей?
СН: Я настолько привыкла решать все бытовые вопросы, что если вдруг Леонид Дмитриевич захочет мне “помочь”, то это окажется медвежьей услугой. Я сомневаюсь, чтобы он пошел на это. Всегда в своих мыслях, меня не слышит. Мой муж — человек уникальной щедрости. Он никогда не спрашивает о расходах. Он не то что не знает, сколько у меня денег в кошельке, — он не имеет понятия, есть ли там хоть что-то! Семейный бюджет в моих руках полностью.
ЛД: Но я могу потребовать у тебя денег!
СН: Зачем?! Разве что на холсты и краски. Больше ты ничего не просишь.
— Леонид Дмитриевич прихотлив в еде?
СН: Сын говорит, что у меня нет стимула что-то особенное выготавливать — папа все равно не оценит.
ЛД: Я не думаю о еде. Есть что покушать — и хорошо. Пища не главное в жизни. Важно, чтобы были силы работать. Я даже к телевизору с альбомом сажусь. Вдруг пейзаж или натюрморт интересный в фильме... Телевизор я люблю. Есть художники, которые отрицают массовую культуру. А мне нравится иметь связь с современным миром, с людьми. Смотрю в основном политические, экономические программы, дискуссии на серьезные темы. Я пытаюсь разобраться в происходящих событиях.
— Дети и внуки пошли по вашим стопам?
СН: У нас три дочери и один сын. Девочки окончили художественное училище, когда я еще преподавала. Пожалуй, поэтому между нами такие теплые и уважительные отношения. Хотя вначале было сложно. Старшая Маргарита сейчас преподает в Академии искусств. Педагог от Бога, ей это дано. Средняя Людмила — художница по духу, они с мужем работают в тандеме. Пишут вдвоем. Очень востребованные мастера. Все послы их знают. Сын Геннадий занимается бизнесом.
ЛД: Привезет он меня, бывало, в деревню. Я замечаю пейзаж, например, а он мне — ну что тут писать?! У нас со Светой уже шесть внуков и два правнука. Внуки живописью занимаются, очень независимые. Вот такой большой коллектив! Когда выставка или день рождения, все собираются вместе. Я в такие моменты теряюсь, не знаю, кому уделить внимание.
— Вы вместе более сорока лет, однако обвенчались совсем недавно. Леонид Дмитриевич даже написал картину, посвященную этому дню...
ЛД: Да, мы долго шли к этому. Проходили годы — и вот отважились. Нас уговорил наш друг, священник. Обвенчались в 2002 году в закрытой церкви, очень камерно. Пожалуй, это один из самых волнительных и торжественных моментов в моей жизни...
