Наверное, мало найдется людей в исторической науке, которые бы пользовались одинаковым уважением коллег вне зависимости от политических взглядов и научных воззрений. Именно таким человеком был Николай Сташкевич. Для истории Беларуси он сделал очень много, и не только как исследователь, но и как организатор науки. 19 августа его не стало...
Николай Стефанович не боялся браться за самые непростые, скользкие темы в истории Беларуси ХХ века. Становление национальной государственности, революционные события 1917 года, борьба политических партий, напряженная и полная сложных хитросплетений политическая жизнь Беларуси советского периода находились в центре его внимания.
И еще одна важная черта и характера, и профессиональной деятельности историка — он не изменял своим взглядам. Нет, не оставался зажатым в своей скорлупе консерватором, но имел идейный стержень. Николай Стефанович был не из тех людей, кто сегодня все рисует белой краской, а завтра перемазывает черной. Вплоть до своей скоропостижной кончины сохранял ясность ума, полемичность научного стиля, был полон задумок. Последняя его статья вышла в июльском номере журнала «Беларуская думка» и была посвящена памяти другого видного историка — Лаврентия Абецедарского. Там есть и такие слова: «Были ли ошибки у Лаврентия Семеновича? Да, как и у каждого из нас. Был ли он субъективным? Да, этого не может избежать никто из исследователей. Был ли он партийным историком? Да, это были условия времени, но он не был конъюнктурщиком — он действительно верил в то, что писал, излагал». Эти слова в полном объеме можно отнести и к самому Николаю Сташкевичу.
Долгие годы он находился на острие самых горячих дискуссий о путях развития исторической науки, белых пятнах нашего прошлого, сначала как сотрудник Института истории партии, который в советские времена был своеобразной «фабрикой мысли», затем как заведующий кафедрой, наконец как руководитель Института истории Академии наук, который он возглавлял на протяжении пяти лет.
И, конечно же, Николая Стефановича запомнят многочисленные ученики, а среди них и маститые ученые, и молодые кандидаты наук, и аспиранты. К этой плеяде смело можно отнести и студентов, которых не могли оставить равнодушными лекции незаурядного, оригинально мыслящего профессора. У него был своеобразный стиль работы с учениками. Никаких сюсюканий, но и без напускной строгости. Афористичность, демократизм, требовательность — вот что отличало Николая Стефановича.
Удивительно, но этот человек всегда был в курсе самых последних научных новостей. При встрече он первым делом спрашивал, какие интересные книги вышли недавно, тут же сам делился своими впечатлениями, давая при этом точные оценки, каждая из которых тянула на небольшую рецензию. Настоящий книгочей, каких сейчас мало. Его квартира — это одна сплошная библиотека.
Несмотря на твердость своих взглядов, решительность в их отстаивании, он очень много сделал для того, чтобы из истории как науки ушли мифотворчество, ненужная задиристость. Да, Николай Сташкевич прокладывал свой срединный путь, стремился к объективности. Наверное, именно этой дорогой и пойдет отечественная историческая наука в будущем. Бывал резок, но всегда отходчив. Он относился именно к тем людям, кто мог быть не согласен с оппонентом, но готов был отдать все, чтобы оппонент мог высказывать свою точку зрения.
Николай Стефанович был светлым человеком. Он не дожил до своего 73–летия всего несколько дней. И это тот случай, когда слова о невосполнимой утрате не являются пустой фразой. Остались книги, статьи, ученики. По большому счету, осталась научная школа Николая Сташкевича. И это лучшая память о человеке, который всю жизнь стремился понять, в чем уникальность исторического пути Беларуси.
Александр Данилов,
член–корреспондент
Национальной академии наук.
Вадим Гигин,
кандидат исторических наук,
доцент.
