Когда–нибудь в Бобруйске обязательно будет галерея Рабкина, возможно, и свой музей, как у Шагала в Витебске или у Сутина в Смиловичах. Не с репродукциями, а с живыми холстами — действительно очень живыми, горячими, даже обжигающими, несмотря на деликатную сдержанность сюжетов этих картин. С его мудрыми, тонкими книгами, возвращающими Бобруйску не только прошлые запахи и специфическое остроумие старого еврейского города, а и неповторимый облик, куда более четкий, чем на пожелтевших фотографиях, теплый, осязаемый. С отпечатанными в типографии страницами, воскрешающими удивительных людей довоенного Бобруйска — все имена в книгах Рабкина настоящие, а факты подлинные.
«Окно в старом Бобруйске»
Значительная часть старого бобруйского архива сгорела в военные годы. Но город своего детства Абрам Рабкин воссоздавал максимально точно, даже дотошно, воспроизводя на холсте те еще, чудом сохранившиеся переулки, дворики и интерьеры — не по памяти, а непременно с натуры. Перепроверял все, что помнил, в доступных архивах и разговорах со старожилами Бобруйска, чьих портретов также написал немало. Однако стоило ему завести разговор об увековечивании в городе памяти своего учителя Евгения Ярмолкевича, подпольщика, казненного фашистами, одного из первых выпускников Витебского художественного техникума и руководителя первой художественной студии Бобруйска, как слышал в свой адрес обвинения, что такого человека никогда не существовало. Позже он доказал чиновникам, что и Ярмолкевича в городе не забыли, и подвиг его реален. Но это имя, как и многие другие — имена прославленных бобруйских ученых, философов, портных, парикмахеров, часовщиков, балагул, трубочистов — остались лишь на страницах книг Рабкина.
С этими книгами, к слову, также не все просто. Повесть «Вниз по Шоссейной» хоть и считается знаменитой, стала популярной в основном благодаря интернету. В 1990–х ее напечатал выходящий в Санкт–Петербурге литературный журнал «Нева». После небольшим тиражом книгу издали на частные деньги под твердой обложкой. Однако на полках магазинов она никогда не появлялась. Повесть скачивали в пиратской версии, некоторые главы нахально выкладывались в сети в открытую, была выпущена даже аудиокнига — снова пиратским способом. В конце концов, этими страницами заинтересовалась киностудия «Беларусьфильм», заказала автору сценарий фильма, но до съемок так и не дошло — для кино настали непростые времена. Сценарий по мотивам повести вместе с газетными очерками Абрама Рабкина о дорогих ему бобруйчанах, остроумными заметками из записных книжек и стихами с многозначительными датами 1941 — 1944 был напечатан в другом издании, вышедшем за месяц до смерти художника. Его книга «Вокруг войны» увидела свет стараниями семьи, была выпущена таким же скромным тиражом и также нигде не продавалась. А жаль, ведь это не только документальная проза, а еще и очень качественная литература. Все с тем же непревзойденным еврейским юмором, без которого художник Рабкин, возможно, не смог бы так откровенно рассказать о трагедии своего народа и собственной семьи, не рискуя сойти с ума.
«Сапожник старого Бобруйска»
Фронтовик, замечательный художник Абрам Рабкин недавно ушел из жизни, но не из нашей памяти.
Птицы
«Ночь. Свет вырывает бугристость дороги. Плывут тени и прячут в себе лужи прошедшего вечером дождя. Где–то впереди лают собаки, и, кажется, там, за мраком и одинокими фонарями, спит и живет мой единственный, пахнущий травой, деревьями и ночными цветами двор», — вы тоже все это видите? Отсюда Абрам Рабкин начинает свое долгое путешествие «Вниз по Шоссейной», от которой осталось не так много, даже зовется она теперь иначе — улицей Бахарова. Слова сплетаются у него очень зримо, почти как краски на холсте, собственно, вся его живопись началась со слов. Точнее, с братьев–трубочистов Чертков, которых давным–давно, еще в другой жизни он сравнил с веселыми черными птицами на белом снегу. В этой нечаянной метафоре Исаак Рабкин, отец Бромы увидел вдруг будущего художника и привел сына в студию к Ярмолкевичу.
Годом позже Чертков арестуют — пытаясь сбить снежную шапку с головы фанерного Сталина, установленного на крыше городского театра, те не рассчитают силы удара своих гирь. Следующим станет Исаак — отца Абрама Рабкина, бригадира бобруйской пожарной команды назовут «врагом народа» за пожар на фабрике «Белплодтара», случившийся якобы по его вине. Его долго будут бить, пытаясь вынудить назвать имена «сообщников». А когда, искалеченного, отпустят домой до суда, Исаак сведет счеты с жизнью, не найдя другого способа защитить людей, которых должен был предать. Брома не сможет разгрызть веревку, затянутую на шее отца. Но сумеет спасти мать и сестру, выведет их из города по освещенной дальними пожарами Шоссейной. А потом, не дождавшись совершеннолетия, отправится на фронт...
Воспоминания о птицах в его книге — почти верный знак близкой трагедии, и там он не единственный. Но в конце появляется аист — и женщина, поднимающая к нему счастливое лицо со словами приветствия. «Давайте улыбнемся, ведь это все позади, и жизнь продолжается, и в ней будет хорошее», — завершает свое повествование художник с улицы Шоссейной.
«Кино «Пролетарий»
Приветствие
Даже эта сцена, рефреном повторяющаяся в книге, — не художественный вымысел. И у женщины есть имя — Нина Михайловна Королева. Именно она первой читала главы повести Абрама Рабкина, раньше других видела его новые работы.
— Пока Брома мне это не прочел, я даже не знала, что, работая над этюдом, он видел и аиста, летевшего неожиданно низко над нашим лугом, и меня, поднявшую к нему руки, — улыбается вдова, вспоминая тот счастливый день. А вслед за этим рассказывает, как трудно было перевести это ее «здравствуйте», в прощальном абзаце адресованное не одной лишь большой птице. Оказывается, в английском языке нет такого многозначного аналога этому слову.
«Нижний базар»Прозу Абрама Рабкина переводили и на английский. Выставки его картин проходили по всему миру, в том числе в Америке, где эту живопись, освещенную таким солнцем, какое бывает только в детстве, хотел приобрести в свою коллекцию даже Билл Гейтс. Но он не продал. Мечтал сохранить для города своего детства все до последнего штриха, до мельчайшего воспоминания.
Нина Михайловна не забыла первого личного впечатления от этих картин. На бобруйской выставке в 1984 году, куда привела своих учеников, а после захотела вернуться к живописи Рабкина еще и еще раз:
— Я была поражена, какая красота, оказывается, есть в этом невзрачном на первый взгляд городе, который до того я, скажу честно, не весьма любила. Как много цвета в его старых шершавых стенах. «Эту шершавость я готов языком лизать, такая она вкусная», — говорил мне позже Брома. Он открыл для меня другой, неприглаженный мир...
Двор
«Вниз по Шоссейной»
Абрам Рабкин много раз говорил (это зафиксировано и в его интервью), что всю коллекцию своей живописи, посвященной Бобруйску, хочет подарить родному городу. Но много лет принять его дар город был не готов — места, где можно было разместить столько картин, не находилось очень долго. По большому счету, мало что изменилось и сейчас, хотя, конечно же, для защиты ярких красок холстов Рабкина от разрушительного времени художественный музей, оснащенный современными системами хранения, подходит лучше всего. Но допуск в запасники есть не у всех.
Последние 15 лет своей жизни Абрам Исаакович смотрел на двор, в котором прошло его детство, из окна своей мастерской. У дома, где когда–то жила семья Исаака Рабкина, давно были другие хозяева. Но последнюю мастерскую — просто по стечению обстоятельств — город выделил художнику прямо напротив. После войны Рабкин окончил Ленинградское художественное училище, был прописан в Ленинграде, потом в Санкт–Петербурге. Но жил и работал по большей части в Бобруйске и Стрешине, сроднившись со здешними людьми, когда приезжал туда на этюды. Позже они с женой купили там дом, свои выставки Абрам Рабкин проводил не только в больших городах и Бобруйске, но и в Стрешине. И попутно решал местные проблемы — добивался расчистки речного рукава, вернул стрешинцам автостанцию, занимался судьбами стариков...
«Надо же, как замкнулся круг жизни — последняя мастерская оказалась во дворе моего детства. И, конечно же, это моя последняя мастерская», — сказал он однажды жене. Сейчас к этому аварийному дому на бывшей Шоссейной водят экскурсии. «Возвращение на родину» — так назвали выставку Абрама Рабкина в художественном музее Бобруйска.
cultura@sb.by
