Актера Виктора Тарасова вспоминает дочь Екатерина

Испытание на подлинность

О фильме Владимира Корш–Саблина «Первые испытания», вышедшем на экраны в 1960 году, сегодня мало кто вспомнит. А зря. Хотя бы потому, что в истории советского кинематографа таких картин наперечет. Конечно, о художественных достоинствах сейчас можно спорить, но внимания давняя экранизация хрестоматийной трилогии Якуба Коласа «На ростанях» заслуживает уже только тем, что фактически отсюда начался путь в большое советское кино не у одного из наших кумиров. Андрея Лобановича сыграл Эдуард Изотов, будущий Иван–оборотень, которого именно там «присмотрел» Александр Роу, режиссер всенародно любимой киносказки «Морозко». Роль Ядвиси была первой крупной ролью в то время еще никому не известной Натальи Кустинской. Одним из первых стал этот фильм и в карьере Николая Еременко–старшего, а в фильмографии Александра Кистова — последним...

Впервые имя Виктора Тарасова появилось на экране тогда же. Хотя роль народного заступника Аксена Каля первой его ролью в кино не была. В забытой комедии «Наши соседи» Тарасов сыграл настолько незначительный персонаж, что его даже не отметили в титрах. Но не прошло и десяти лет, как режиссеры стали буквально рвать его на части, предлагая роли в своих новых картинах. Тарасова начали узнавать повсюду...

— При этом до конца жизни он считал, что кино, театр — занятие не вполне «его», — вспоминает кинорежиссер Екатерина Тарасова, дочь Виктора Павловича. — Действительно, мужчине в этой подчиненной профессии тяжело, особенно такому независимому, каким был папа. Но ему повезло. Все картинки складывались в пазл сами собой: где–то его заметили, в правильное время появился на студии... Прогибаться, выпрашивать работу он был неспособен в принципе, и если бы хоть раз возникла такая ситуация, ушел бы из профессии сразу. Кем мог стать? Да кем угодно. Успешным хирургом или механиком, милиционером, капитаном, возможно, даже азартным вором. Но повезло театру. Повезло кино...

Известно, что документы в Белорусский театрально–художественный институт он подавал «за компанию» с давним другом и будущим коллегой по купаловской сцене Геннадием Овсянниковым (к слову, годы спустя оба стали народными артистами СССР). Однако решающим фактом было, пожалуй, другое: тогда в тот же вуз поступала первая любовь Виктора Тарасова. Поклонникам ее имя ничего не скажет — актрисой девушка так и не стала... Есть и другая версия: якобы мечта об актерской профессии появилась у него после того, как постоял на оперной сцене в спектакле «Князь Игорь». Попал он туда совершенно случайно — прямо с улицы, где его заприметил сотрудник театра, подыскивавший фактурных парней для массовки.

— Я не раз спрашивала, что он чувствует на сцене, — рассказывает Екатерина Тарасова. — «Знаешь, больше всего это похоже на то, будто я аккумулятор и меня подзаряжает большой генератор», — говорил папа. Однако в какой момент он почувствовал это впервые, объяснить не мог. Просто со временем это стало частью его жизни.

Нож

— О своем детстве папа рассказывал мало. Но от бабушки знаю, что когда–то он был настоящей шпаной, одним из тех хулиганов, которые поднимали минские киоски, выгребая оттуда все, что казалось им интересным. В конце концов, их, конечно, поймали и очень многие угодили в тюрьму. Но он был самым младшим, и товарищи его выгородили, пожалели. Думаю, для него это стало большим уроком...

Еще одну историю я услышала от его бывшей одноклассницы Софы, которая позже уехала в Америку. Софе не повезло — один из учителей оказался рьяным антисемитом и невзлюбил ее с первых дней своего появления в классе. То, что «двойки» Софе он ставит незаслуженно, было очевидно всем. Но когда встал вопрос о ее отчислении из школы, папа решил вмешаться. Вышел к учительскому столу с ножом и вынудил учителя восстановить справедливость. Терять ему было особо нечего, ни пионером, ни комсомольцем он не был, и вот тут репутация хулигана впервые оказалась кстати. Софа осталась в школе. Ну а дальше, видимо, пришлось вмешаться папиному отцу–военному...

Тайга

— О первом муже моей бабушки при мне долго не говорили. Я пыталась что–то разузнать, однако из всех документов сохранилась только половинка папиной метрики. Доподлинно что–то выяснить уже вряд ли получится... Но, судя по всему, этот первый муж был старовером, община жила чуть ли не в тайге, и бабушку там то ли не приняли, то ли она сама не смогла прижиться... Возможно, он и был настоящим папиным отцом, хотя эта тема у нас в семье никогда не поднималась. Так или иначе, только на моего деда — военного инженера, который занимался строительством мостов и дорог — папа не походил ни внешне, ни характером. Дедушка был классический типаж военного, в нем не было теплоты, рядом с ним было не очень–то комфортно. А вот в папиной комнате, где он жил последние годы, мы собираемся до сих пор. Там все очень любят ночевать, там быстро разрешаются любые проблемы...

Кофе

— Было, конечно... Звонили какие–то барышни, присылали цветы, иногда кто–то дежурил у дверей — неактивно, папа умудрялся вежливо, никого не обижая, объяснить, что не стоит. До сих пор те, кто пытался добиться его внимания — ну, по крайней мере, кого я знаю, считают, что все было возможно, но не сложились обстоятельства. Он умел аккуратно уйти в сторону, не ранив ничьих чувств. И каждое утро, как бы поздно ни вернулся, даже после инсульта, когда ему было уже тяжело ходить, приносил маме (актрисе Купаловского театра Нине Пискаревой. — Авт.) кофе в постель...

Одна из моих первых детских ассоциаций, связанных с родителями — запах кожи от папиного пиджака, аромат французского парфюма, который оба так любили, и ветер. Почему ветер? И папа, и мама всегда очень быстро, порывисто двигались, всегда куда–то спешили. Но класса до пятого продолжали читать мне сказки на ночь.



Пельмени

— Он не любил себя в кино. Ради чего тогда снимался? Для папы это был своего рода эксперимент. Никак не вопрос дохода или тщеславия. Своей популярностью он никогда не пользовался, вообще не знал, что с этим делать. Каких–то глобальных денег съемки также не приносили. Хорошо помню, как мама уехала на гастроли, мы с папой остались дома, и мне захотелось мороженого и в кино. Папа лепил пельмени (вообще, готовил он вкусно и красиво). Оказалось, ни на что больше, кроме как на самодельные пельмени, денег не осталось. И мы с ним вдвоем добыли нужную мне сумму из моей копилки: я держала копилку, а папа ножиком выуживал оттуда монетки...



С дочерью Катей. Фото из личного архива.

Но он очень хотел водить машину. И во время съемок в «Водителе автобуса» сказал маме: «Нина, давай этих денег как будто не существует». Хотя откладывать на машину начал еще раньше. Но только после этого фильма у него наконец появились красные «Жигули» 11–й модели, как он мечтал...

Дома свой темперамент папа не проявлял, а вот за рулем... Говорил мне: «Нужно пережить три аварии, только тогда станешь настоящим водителем». И когда учил меня водить, настаивал, чтобы я «не мучила» машину, а сразу жала на газ. Летали с ним на бешеных скоростях... Кстати, ему очень нравилось, что мы с мамой водим автомобиль. Считал, что женщина за рулем — это красиво...

Песок

— В «Матери урагана» папа играл прокаженного, и по сценарию его должны были хоронить. Стали прикапывать, стараясь, чтобы в кадре песок выглядел «высокохудожественно». Но у песка в карьере, где проходили съемки, свои правила... Словом, тогда папа чуть не задохнулся. Не знаю, счастливо избежал смерти или, как всегда, ввязался в ситуацию «на грани»?

Обычно уже часов с 5 утра я слышала, как он общается на кухне со своими ролями. До сих пор у нас дома лежат тексты папиных ролей, которые он сам сшивал иголкой. Там множество пометок, понять которые мог только он... Ни в одном из своих образов папа не был похож на себя в жизни. Хотя теперь, когда я пересматриваю, например, «Крушение империи», ловлю себя на мысли, что тема Николая II, которого он там сыграл, была ему близка...

Владимир Поночевный, с которым они работали вместе на «Затишье», рассказал мне однажды, как застал папу возле речки, где он отрывал листочки от своей роли и пускал их по воде. «Смотри, эта часть жизни уже прожита», — сказал ему папа. Для него это действительно было жизнью, а не работой...

Сестра

— Знаю, что у него была младшая сестра, которая умерла вскоре после рождения. С самого начала всем было ясно, что она не выживет, но папа, тогда еще совсем мальчишка, упрямо пытался ее выхаживать. Видимо, такие печальные глаза у него еще оттуда...



На съемках фильма «Паруса моего детства» 

Нет, после болезни его не забыли. Просто до дома, который купили родители, продав квартиру, и сейчас не всем легко добраться. Да и папе не хотелось, чтобы видели его слабость. Но мои студенческие друзья, которые тогда часто бывали у нас на хуторе даже без меня, вряд ли могли назвать его слабым...

Советская Белоруссия № 180 (24810). Суббота, 19 сентября 2015
Заметили ошибку? Пожалуйста, выделите её и нажмите Ctrl+Enter