За кулисами биоэтикиЕще только входит в медицинские словари это понятие — многогранное, находящееся на стыке нескольких наук: медицины и биологии, философии и юриспруденции. И хотя первый камешек в фундамент биоэтики заложила еще клятва Гиппократа, легендарный эскулап и помыслить не мог, что со временем к афоризму «не навреди!» народная молва присоединит другой, горький — «медицина теперь поднялась на такую высоту, с которой не видно больного».
Через несколько месяцев в США будут подведены итоги первого в истории образовательного проекта по биоэтике — дистанционной программы для стран Центральной и Восточной Европы. По ней почти два года обучались 15 «курсантов»: педагогов и медиков, юристов и философов, в том числе и Валерия Сиденко (на снимке), ассистент 2–й кафедры внутренних болезней БГМУ.
О биоэтике заговорили после Нюрнбергского процесса. Слишком уж кричащими были факты: нацистские врачи собственными руками умертвили 70 тысяч «бесполезных» для арийской нации человек, а еще тысячи и тысячи были сделаны «подопытными кроликами» — бросовым материалом, который в буквальном смысле проверяли на живучесть: выдержит ли операцию без наркоза? Сильный яд? Сверхвысокую температуру? Да если б только Нюрнберг! История каждой страны, по словам Валерии Сиденко, полна примеров из медицинской практики, о которых стыдно вспоминать. Чего, к примеру, стоила нейрохирургическая операция по лоботомии как попытка лечения шизофрении! Ей подверглись более 50 тысяч американцев, ставших в итоге глубокими инвалидами. Трагедией обернулось и использование препарата талидомида беременными женщинами: свыше 10 тысяч детей в Европе родились с врожденными пороками. Незаметно, но верно высокие цели науки начали оправдывать низменные средства, а потенциальная польза для миллионов — жестокие опыты над единицами. Известно, скажем, что в течение сорока лет исследователи пичкали больных сифилисом плацебо — фармакологической «пустышкой», только чтобы проследить, как протекает заболевание, если его не лечить. И это при том, что давным–давно был изобретен пенициллин! В 1963 году престарелым пациентам без их согласия были введены активные раковые клетки, в 1971–м — в «экспериментальных целях» заразили вирусным гепатитом детей с физическими недостатками. И случилось это не где–нибудь, а в Нью–Йорке! Так что биоэтика была своего рода криком о помощи — движением в защиту людей, которые по праву рождения не должны уподобляться «кроликам». Между тем до сих пор медики кое–где «играют не по правилам». Сегодня специалистов по биоэтике больше всего волнует Африка, где «обкатываются» лекарства от ВИЧ–инфекции — с нарушением норм, по которым научилось жить цивилизованное человечество...
Именно испытаниям лекарств — одному из самых тревожных аспектов биоэтики — посвящена итоговая работа Валерии Сиденко. Она готовит спецкурс для кафедры клинической фармакологии БГМУ. С одной стороны, Беларусь никогда не была замешана в «лекарственных» скандалах: при каждой клинике работает комитет по этике, который призван защищать права тех, кто проверяет лекарства на себе. В прошлом году создан национальный комитет, курирующий эти тонкие вопросы. С другой стороны, не секрет, что порой невозможно предугадать действие даже давно известного препарата. Что уж говорить о новых, неизведанных! Недаром биоэтика расписывает процедуру испытаний от и до. Что, если испытателем случится стать ребенку? Душевнобольному? Или «неотложному» пациенту? Да что там, даже у животных есть свои права, в том числе на хорошие условия содержания во время экспериментов! И по мнению Валерии Сиденко, доктор уже со студенческой скамьи должен владеть алгоритмом действий, то есть понятным языком, пункт за пунктом объяснять пациенту возможную пользу и возможные риски, сообщить обо всех альтернативных методах лечения и признавать за человеком право в любой момент отказаться от рискованного эксперимента: «Ведь это всегда конфликт интересов: больной стремится получить пользу для своего здоровья, а исследователь — узнать что–то новое для науки. Но биоэтика настаивает: главная фигура здесь — пациент».
Впрочем, испытания лекарств — лишь одна глава в толстом учебнике по биоэтике и, кстати говоря, единственная, где есть готовые ответы на все вопросы. Абсолютное большинство исследований зашли уже так далеко, что медицине все труднее найти компромисс с моралью. Некоторые врачи открыто призывают: «Мы сами должны закрыть доступ к знанию, на восприятие которого у нас не хватает нравственности». В своих чатах сокурсники Валерии Сиденко ведут настоящие «идеологические» баталии: можно ли оправдать аборт? Клонирование? Сколь долго поддерживать жизнь при помощи аппарата искусственного дыхания? Аксиомы нет. Как признаются специалисты по биоэтике, им всякий раз приходится ломать голову. Во многих странах дошли уже до того, что заручаются письменным согласием пациента перед любой процедурой — сдает ли он кровь, идет ли на фиброгастродуэноскопию. Ни один, даже самый третьестепенный биологический материал нельзя использовать во благо науки без ведома человека. Можно считать это перестраховкой, можно — «медицинской бюрократией», однако здесь цель как раз таки оправдывает средства. Вновь, как и во времена Гиппократа, в центре внимания не расплывчатая общественная польза, а пациент со своими желаниями и своей вполне конкретной бедой.
Фото Виталия ГИЛЯ, "СБ".
