Если у нас есть современная хореография, то определенно – она в Витебске!...Завороженные действом, признавая немощь собственного тела, мы сидим в зале культурно–делового центра «КИМ» и наслаждаемся красотой танцоров. Идет международный фестиваль современной хореографии в Витебске — IFMC, 18–й по счету (!), и от этого факта отмахнуться нельзя. Равно как и холодно принять его: слишком много талантливых гостей и участников из России, Литвы, Эстонии, Молдовы и Норвегии приехали в Витебск. Звезда современной хореографии — постановщик Йо Стромгрен специально из Норвегии привез одну из самых успешных своих постановок — спектакль «Госпиталь» (за текущий год спектакль был сыгран 45 раз на театральных подмостках всего мира). Но, по словам Стромгрена, он всегда мечтал приехать со своей постановкой в Витебск, на знаменитый в Европе фестиваль современной хореографии.
Такого рода искусство, как contemporary, до сих пор не до конца освоено на территории постсоветского пространства. В Беларуси авторитет академического балета и вовсе можно считать непререкаемым. Именно классический танец «от станка», «елизарьевская школа» — это же наше все: и основа, и гордость хореографии. Как же фестиваль современного танца сумел прорасти и укорениться не где–нибудь, а в Беларуси, в Витебске? И еще вопрос, почему Валентин Елизарьев, главный ревнитель белорусской школы классического балета, все же терпимо относится к витебскому фестивалю contemporary dance (современный танец), помогает его продвижению и был несколько раз председателем его жюри?
Эти вопросы, признаться, для новичков. С чего, собственно, начинало свой путь современное искусство Европы? С супрематизма Казимира Малевича. Затем мы пришли к театру танца Пины Бауш и Урса Дитриха (Германия). И продолжаем углубляться в современную хореографию. Но стиль — эта «абсурдистская» манера художников, чьи работы так часто напоминают нам сновидения, — сам стиль родился в Витебске. На пресс–конференции после спектакля «Госпиталь» Йо Стромгрен говорил журналистам, что пока его соотечественники беспечно «спускают» кроны на жизнь в стиле «люкс», он, мятежный хореограф, работает над спектаклями в стиле contemporary и постоянно ищет встречи с Витебском, не понимая, по какой причине... И пока Стромгрен думает, мы не станем в тысячный раз обсуждать особую ауру и энергетику этого города. Мы–то знаем — она есть.
Организаторы 18–го IFMC отказались в этом году от традиционного конкурса хореографов. Фестиваль был посвящен 50–летию Евгения Панфилова, основателя пермской школы современного танца и большого друга витебского фестиваля. Многие его постановки, по признанию самого Евгения Алексеевича, родились именно в Витебске, на фестивале IFMC. В июле 2002–го Евгений Панфилов трагически погиб. Но государственный пермский театр «Балет Евгения Панфилова» продолжает работу, сохраняя в спектаклях хореографию своего гениального основателя. Из четырех фестивальных дней IFMC концерт панфиловцев был самым духоподъемным. После спектакля «Бабы. Год 1945», где танцует труппа театра Панфилова «Балет толстых», зрители покидали зал со слезами на глазах. Евгений Алексеевич и «толстух» сумел привести в некое особое музыкально–танцевальное пространство, в сравнении с которым по степени воздействия на зрителя «отдыхает» любое классическое «Лебединое озеро» с его прозрачными, почти бестелесными балеринами. Русские бабы в балете Панфилова массово подходят к самой Безысходности, буквально заставляя каждого заглянуть в пропасть.
Открытием «моего» фестиваля стал фрагмент спектакля «Мыльная опера» студии современной хореографии Дианы Юрченко. Танго, которое, казалось бы, невозможно исполнить втроем, Юрченко поставила для троих танцовщиков. Причем сделала это остроумно. Смотря спектакли витебских хореографов, меня вдруг осенило: этот город еще подарит нам перфоманс с инсталляцией, и хеппенинг, и боди–арт — витебским художникам присущ некий особый словарь движений и колорит пространственно–физических отношений. Где–то излишне театральный, местами перегруженный костюмами, масками и прочими «фенечками», но это — витебский стиль. Если мы не пойдем вслед за прибалтийской современной хореографией с ее явным интересом к холодному, рассудочному европейскому танцу, если проскочим этот этап копирования европейских школ contemporary, может быть, у нас возникнет некое особое самобытное искусство осознанно–выразительного тела? И ему станут созвучны такие типичные славянские понятия, как духовность и душевность...
