Казалось бы, парадокс: ролей в кино у Элины Быстрицкой не особенно много, и Малый театр, которому она сохраняет верность вот уже почти 50 лет, побывал с гастролями далеко не всюду, но поклонники у нее везде. Причем их количество ничуть не уменьшилось со времен ее появления на экране в роли участкового врача Елизаветы Максимовны из фильма Фридриха Эрмлера «Неоконченная повесть» — мода называть новорожденных девочек Элинами, возникшая после этой картины, держалась, кстати, не одно десятилетие. А после казачки Аксиньи из легендарной киноэпопеи Сергея Герасимова «Тихий Дон» (способной и сегодня, судя по регулярному телепоказу, обеспечивать высочайшие рейтинги) за Быстрицкой уже навсегда закрепилась слава одной из красивейших и талантливейших актрис советского кинематографа... И яркий талант, и аристократическая красота по–прежнему при ней. У белорусской публики есть шанс убедиться в этом лично — в Минск снова приезжает Малый театр, сегодня начинаются его гастроли. И вместе с ним — народная артистка СССР Элина Быстрицкая.— В спектакле режиссера Сергея Женовача «Горе от ума» вы, Элина Авраамовна, выходите в роли «хозяйки города» Хлёстовой... Малый театр слывет достаточно консервативным, у Женовача — репутация режиссера авангардного. Результат столкновения двух таких разных стихий мог быть непредсказуемым...
— С Женовачем я работала совершенно нормально, точно так же, как с любым другим режиссером в Малом театре. Так же интересно и логично, так же легко и приятно. Потому что здесь, каким бы интересным ни был режиссер, есть актерский ансамбль... А спектакль, по–моему, получился хороший. Но авангардным его я бы не назвала, новаторское здесь только оформление. В конце концов, Женовач — ученик Петра Фоменко и в некотором роде его последователь. Во всяком случае, отношение к актерам у обоих трепетное. Когда–то Фоменко ставил у нас «Любовь Яровую», я играла у него Панову, замечательный был спектакль... И Сергей Васильевич совершенно естественно сработался с Малым театром, «Горе от ума» — уже не единственный его спектакль на нашей сцене, полагаю, театр и дальше будет его приглашать.
— Говорят, в Малом театре традиции сильны как нигде и соблюдаются даже за кулисами. Например, для снятия грима принципиально используют только льняные салфетки и никакие другие...
— К слову, я предпочитаю другие. Но никогда не капризничаю, пользуюсь теми, какие дадут. Хотя для актеров–мужчин, вынужденных бриться, льняные салфетки — это важно. Но кроме салфеток, есть еще традиция взаимоотношений, что мне особенно дорого. Скажем, если я выхожу из лифта, напротив которого у нас стоит диван, и там сидят несколько человек, — они непременно встанут и поздороваются. У нас принято уважать друг друга... Помню, когда я только начинала свою карьеру в Малом, столкнулась в коридоре с Евдокией Дмитриевной Турчаниновой. Я остановилась, поклонилась ей, но от страха забыла, как ее зовут. «Вы кто?» — спросила Турчанинова. Я назвалась. «А я — Евдокия Дмитриевна Турчанинова, здравствуйте».
— И вашим тайным врагом после этого она не стала?
— Боже упаси! Она все поняла — сама ведь когда–то была начинающей...
— То, что вы служите в Малом театре едва ли не 50 лет, — результат постоянства вашего характера?
— В том числе и это. Потому что всякое бывало... Но я терпеливая. И потом, честно вам скажу, я полюбила этот театр очень давно, еще будучи студенткой Киевского театрального института, когда Малый приезжал на гастроли.
— И что вам приходилось терпеть?
— Длинные простои. Проблемы со здоровьем. Конфликты с некоторыми режиссерами...
— А зависть?
— Я никому не завидовала.
— Но вам–то завидовали!
— А я как–то никогда не думала об этом. Если думать, будет очень трудно работать.
— Поклонники и сейчас говорят о вас: «Красива до неприличия...»
— И на это я не обращаю внимания... Возможно, меня поддерживает некий высший разум — за то, что никому не причинила зла, никому не мстила.
— Ваша судьба — это чуть ли не весь ХХ век. В войну вы были санитаркой в госпитале, позже из–за доносов не попали в театр Моссовета, застали и те времена, когда актеры считались чуть ли не небожителями... Хотели бы что–нибудь вычеркнуть или исправить в своей жизни?
— Знаете, нет. Жизненные трудности закаляют характер, а каждая победа приносит удовлетворение, помогает в дальнейшем.
— А как вышло, что у вас так мало ролей в кино?
— В театре у меня было нередко до 12 названий спектаклей одновременно, причем без дублера. Совмещать кино и театр было почти невозможно... Но я всегда предполагала, что буду театральной актрисой. Я люблю выходить на сцену, и зрители мне очень помогают.
— При этом вы всегда занимались обширной общественной деятельностью...
— И теперь занимаюсь. Например, 12 лет назад учредила благотворительный фонд для учащихся государственных творческих вузов и училищ. Сейчас у фонда 134 стипендиата.
— Сегодня мало кто знает, что целых 17 лет вы возглавляли Федерацию художественной гимнастики СССР...
— Ну да... Однажды я приехала выступить перед нашей командой, которая уезжала на чемпионат мира в Базель — кажется, это был 1975 год. Потом гимнастки отправились на обед, а я решила пойти в зал и вспомнить, что умею (все–таки когда–то занималась хореографией). Пошла в зал и увидела, что одна из гимнасток стоит на растяжке, не ушла обедать Я сразу поняла, что это за характер... Звали ее Ирина Дерюгина. Вскоре в Базеле Ира выиграла «золото», а я уехала сниматься в Болгарию. Вернулась через 8 месяцев — и тут мне звонит старший тренер сборной Валентина Батаен и сообщает: «Элина Авраамовна, а мы вас выбрали своим президентом». Я испугалась, спросила, что надо делать. Говорит, мечтаем попасть на олимпийский помост... Эту задачу нам удалось решить к 1980 году.
— Пользовались своей популярностью?
— По крайней мере, люди, к которым я обращалась, мне помогали. Прежде всего нужно было максимально популяризировать нашу гимнастику, «пробить» телеэфир. Я обратилась к генералу Береговому, который возглавлял отряд космонавтов, — на телевидение тогда могло повлиять только участие космонавтов. В это время Гречко и Романенко были в космосе. 8 марта я получила от них телеграмму (прямо из космоса!), Романенко стал вице–президентом нашей федерации и помог нашим девочкам попасть на телевизионный экран... И сейчас я всегда с большим интересом наблюдаю за состязаниями гимнасток по телевизору.
— А что еще, кроме гимнастики, существует для вас вне стен театра?
— У меня особая связь с медициной, друзья–медики, меня уважают в медицинских кругах — еще с тех пор, как после фильма «Неоконченная повесть» много молодых людей пошли в медицину. Почти 20 лет Третий московский мединститут приглашал меня на посвящение в медики и вручение дипломов... Я ведь сама из медицинской семьи и в 1947 году окончила акушерско–фельдшерскую школу. Поэтому когда недавно одна из наших актрис поранила руку, до того как вызвали «скорую», я успела оказать первую медпомощь.
— Где вы сейчас снимаетесь, что репетируете?
— Читаю сценарии, которые мне присылают, выбираю. Относительно недавно снималась в Украине в фильме «Бабий Яр» у Николая Засеева–Руденко. Еще не вышел на экраны проект Булата Мансурова «Сага о древних булгарах и русах», где я сыграла княгиню Ольгу в фильме «Сказание Ольги Святой». Был еще один сценарий, я захотела сниматься, но не вышло — отъезд на гастроли к вам совпал со съемочным периодом... Только, ради Бога, не подумайте, что я в претензии! Театр для меня на первом месте, а Минск, где когда–то жили близкие мне люди, всегда был в числе любимых городов.
— В чем, по–вашему, значение искусства?
— Возвышать душу — не развлекать, а возвышать, давать человеку возможность подумать о прекрасном. Искусству необязательно демонстрировать прекрасное, но важно, чтобы люди хотели делать добро, чтобы стремились стать лучше... Может быть, это моя идея фикс, тем не менее я думаю именно так.
Фото ИТАР-ТАСС.
