— Зельфира Исмаиловна, не могу не выразить восторга по поводу тех выставок, которые вы делаете в последнее время в «Третьяковке» на Крымском Валу, в галерее современного искусства. От Бьорк Digital до тотальных инсталляций Ильи и Эмилии Кабаковых, вам удается собирать в своих стенах самые актуальные проекты.
— Это правда, в последние годы мы действительно стараемся не лениться и позитивно отвечать на все запросы, участвовать в обменных выставках, представлять себя в крупнейших музеях мира. Но есть серьезная проблема. Вот мы сейчас ходим с вами по замечательному могилевскому музею Витольда Бялыницкого–Бирули, и за каждой картиной, за каждым предметом стоит история о том, как это все собиралось, приводилось в порядок, музеефицировалось. И все делалось ради того, чтобы имя большого белорусского художника сохранить для потомков, чтобы произведения его находились в самых лучших из возможных условий. Среди 9 полотен, которые мы привезли на сегодняшнюю выставку, есть одно из самых ранних произведений Бялыницкого–Бирули «Из окрестностей Пятигорска», работа тогда еще 20–летнего студента Московского училища живописи, ваяния и зодчества, купленная немедленно Павлом Третьяковым. И есть множество примеров тому, что солидный коллекционер Третьяков, который никогда не отличался какими–то эксцентричными эскападами, покупал работы совсем молодых художников с удивительной прозорливостью, предвидя в их ранних полотнах в будущем очень серьезных мастеров. Так вот, повторюсь, у нас есть проблема: в девяностые годы и нулевые наша галерея не покупала картин современных художников — традиция Павла Третьякова пополнять коллекции была утрачена. У нас до сих пор в собрании нет ни одной инсталляции Ильи Кабакова, говорю об этом с огромным сожалением, нет произведений Эрика Булатова, также картин чрезвычайно плодовитого дуэта современных художников Дубосарского — Виноградова.
— О, я видела прямой эфир телепрограммы «Агора», где вы лично предлагали Владимиру Дубосарскому подарить Третьяковской галерее несколько работ, и, по–моему, он замялся.
— Да, он замялся со всей очевидностью. В девяностые, когда проходили их первые сногсшибательные выставки с Виноградовым, их работы нарасхват раскупали все частные коллекционеры, тогда с невероятным энтузиазмом формировавшие свои первые собрания современного искусства. У нашей галереи в то время не было ни сил, ни средств соперничать с молодыми, энергичными и состоятельными.
— А на какие средства вы стали приобретать произведения в последние годы?
— Сейчас на деньги дарителей и меценатов. Таким образом, например, нам недавно была подарена феноменальная коллекция работ Гелия Коржева, долгое время считавшегося представителем «официального искусства», и только сейчас мы начинаем осознавать, что в его работах, как, например, и в произведениях живописца Виктора Попова, зашифровано серьезное раздумье о том, что происходит.
— В вашей недавней выставке «Некто 1917» многие художники прозвучали иначе, в частности, я открыла там для себя нового Марка Шагала — дачные зарисовки в столь лихую годину — 1917 год, неожиданный эскапизм.
— Да, это была потрясающая выставка, посвященная тому, как художники отреагировали на революционные события — и те из них, кто оставался в рамках фигуративной живописи, и те, кто шел по пути беспредметничества. Зрительский получился проект. А сейчас, к моей радости, у нас стоит очередь на выставку Архипа Куинджи, которую мы сделали совместно в том числе и с вашим Национальным художественным музеем — 4 работы из вашей коллекции. Все это свидетельствует о том, что мы научились отечественное искусство преподносить так, что оно вызывает интерес, и не тем, что это нечто экзотическое, знаете, некий курьез, а тем, что мы действительно с помощью современных приемов и кураторской работы открываем новые горизонты, имена и художественные явления.
Проект «Бялыницкий–Бируля и художники его окружения» объединил профессионалов — музейщиков из России и Беларуси.
— Ваша боль — Булатов и Кабаков, а наша — Шагал. Сегодня во всех крупных музеях мира и Европы встречаются его работы, везде, кроме Витебска.— Ну вот так случилось, да. Зато у вас есть работы Юдэля Пэна, его учителя. К сожалению, могу сказать, что, если бы не цикл панно Шагала для Еврейского театра, которые в какой–то момент оказались в запасниках Третьяковской галереи, наша коллекция его работ тоже была бы не столь впечатляюща.
— Зная вашу творческую смелость и энергию Владимира Прокопцова, может быть, стоит сделать такой вызов самим себе и открыть интересную выставку в Витебске: Шагал, Лисицкий, Малевич, чтобы в трамваях «путешествовали» их работы, плакаты вышли на улицы, как встарь, а в музее были бы выставлены самые значимые произведения.
— Это очень интересная идея. На самом деле мы — вместе и уже работали с НХМ в любопытнейшем проекте, который открылся в марте этого года в центре Помпиду в Париже — выставка «Шагал, Малевич, Лисицкий. Витебская школа». На нее были собраны действительно лучшие работы этих художников, созданные в период УНОВИСа в Витебске. Было очень приятно с коллегами из Беларуси участвовать в этом проекте наравне с крупными музеями мира. Сейчас несколько сокращенная версия той парижской выставки проходит в Еврейском музее в Нью–Йорке, и насколько я знаю — с большим успехом.
— Да, но снова не у нас. Зельфира Исмаиловна, а вы лично считаете Шагала белорусским художником?
— Вы знаете, нет. Наверное, я отвечаю на ваш вопрос политически некорректно, но я не считаю Шагала витебским художником, точно как ни московским, ни парижским. Я думаю, что в отношении таких мастеров попытка их локально к чему–то привязать — это самый неправильный путь. Художники его уровня говорят об общечеловеческих проблемах, поэтому их произведения волнуют всех. Говоря о Шагале, я могу с уверенностью отметить, что ранний парижский период и русский период с 1914 по 1921 год — были самыми значимыми в его творчестве, думаю, с этим никто не будет спорить. И еще раз повторяю, я против пришпиливания любого великого художника к какой–то точке на карте мира.
Адрес нового музея в Могилеве: Ленинская улица, 37.
— Недавно вы были награждены орденом Франциска Скорины, стала ли наша высокая награда для вас неожиданностью?
— Честно — да, неожиданностью, хотя и очень приятной. Мы действительно серьезно сотрудничаем с НХМ. До моего прихода в Третьяковскую галерею сделали замечательную выставку «Пленники красоты». Затем православные иконы. В 2015 году — пейзажи: от реализма к импрессионизму. Сейчас вот в Могилеве показываем картины Бялыницкого–Бирули и готовы продолжать разговор о сотрудничестве. Хочу сказать, что ваш Национальный художественный музей обладает фантастической коллекцией русского искусства и каждый раз, когда бываю в Минске и меня спрашивают, чем бы я хотела заняться до открытия выставки, я всегда отвечаю: «Посмотреть вашу экспозицию». За последние годы Третьяковская галерея сделала много ретроспектив больших русских художников, и почти в каждой из них, за редчайшим исключением, принимал участие ваш музей — это выставки Михаила Нестерова, Ивана Шишкина, Александра Головина, Валентина Серова, Архипа Куинджи. Не было случая, чтобы нам в чем–то отказали минские коллеги, и мы готовы отвечать им тем же.
— Я заметила здесь, в Могилеве, что многие наши современные художники пытаются оказаться в орбите вашего внимания. Дайте совет, как им попасть в коллекцию Третьяковской галереи или хотя бы выставиться у вас на время?
— Совет простой, ленинский: работать, работать и еще раз работать.
viki@sb.by