Искренний, честный, влюбленный

25 лет назад примерно в такую же морозную зиму на «Беларусьфильме» закончили монтаж кинофильма «Проданный смех»
25 лет назад примерно в такую же морозную зиму на «Беларусьфильме» закончили монтаж кинофильма «Проданный смех»

Очередной ленте киностудии, впрочем, суждено было стать далеко не очередной — как и всем сказкам режиссера Леонида Нечаева. По заслугам его вполне можно было бы назвать культовым режиссером, но помпезное определение как–то не очень вяжется с этим невероятным человеком, умеющим талантливо смешить и сопереживать. Зато «Проданный смех», точно так же как «Приключения Буратино», «Про Красную Шапочку», «Питера Пэна», «Рыжего, честного, влюбленного», «Сказку о звездном мальчике», «Безумную Лори» и еще массу других музыкальных фильмов, созданных Нечаевым, давно уже называют культовым детским кино. Хотя проще и правдивее было бы назвать любимым...

Так что, честно говоря, юбилей киносказки о мальчишке, обменявшем на богатство свой талант быть счастливым, стал только поводом для этого интервью. Поговорить с Леонидом Алексеевичем мне хотелось уже давно, мечта детства, знаете ли...

Проклятие барона Треча

— Говорят, на экраны «Проданный смех» попал через несколько лет после того, как был снят. Это правда, Леонид Алексеевич? Вы предполагали такое развитие событий?

— Конечно же, не предполагал... Но накануне премьеры меня вызвала к себе Стелла Жданова, зампред Гостелерадио, и сказала: «Леня, если ты хочешь, чтобы твоя картина вышла, нужно сделать кое–какие купюры». Ну ладно, не понравилась им реплика мальчика, предлагающего пари на бутылку рома (я пытался возражать, что это же не наш, советский мальчик и вся история происходит давным–давно, совершенно в другой стране). Но, помимо этого, решили, что нужно вырезать песню проигрывающего на ипподроме, а я сам считал эту песню одной из самых важных в фильме... В общем, набралось где–то порядка 10 купюр. «Ну что делать, — говорю, — давайте, раз уж так...» Вызвали монтажера из Минска, специально обученная мадам (не помню ее имени, но между собой мы называли ее Абортессой) проследила за процессом, «лишние» сцены вырезали, вот–вот состоится премьера... И вдруг я смотрю: из телепрограммы — хоп! — и убрали мою картину. Оказывается, Павел Петрович Кадочников позвонил тогдашнему председателю Гостелерадио Лапину и сказал буквально следующее: «Пока я жив, эту картину нельзя показывать». Дело в том, что во время съемок у него трагически погибли два сына. И кто–то ему сказал: «Это тебе наказание за то, что сыграл черта».

— И что, картина действительно лежала на полке до смерти Кадочникова?

— Прошло 7 лет. Мы с ним общались, он снимался и при встречах всегда говорил: «Ленечка, ты меня извини, пожалуйста, но это будет так...»

— А на роль барона Треча он легко согласился?

— С радостью! Ведь прежде роли такого типа Кадочникову не предлагали. И сыграл он замечательно... Вообще, все актеры, кого я пригласил, любили свои роли. А актеры у меня были великолепные — Наташа Гундарева, Катя Васильева, Надя Румянцева, Брондуков... Хорошо помню атмосферу той общей любви, преданности — абсолютной, что я чувствовал во время съемок. Кстати, «Проданный смех» я сам считаю одной из лучших своих картин.

Новые приключения Дюймовочки

— Три года назад вы начали снимать «Дюймовочку» — на каком этапе этот проект сегодня?

— Идет озвучка — на 1 июня намечена премьера в московском кинотеатре «Пушкинский». Проблем было море, больше всего — финансовых. «Дюймовочка» обошлась нам в 2 миллиона долларов. А «Проданный смех», кстати, сняли за 365 тысяч рублей. Причем тогда была масса экспедиций, и на все хватало. Меньше воровали, не умели или боялись. А сейчас в кино воруют смертельно... Просто беда.

— В роли Дюймовочки, насколько мне известно, у вас снялась дочка Ольги Кабо — это как–то связано с известностью ее мамы? Ну там бесплатный «пиар» для фильма...

— Ничего подобного, поначалу я и не знал, чья она дочка. Впервые мы встретились на фестивале в Анапе — бегала там везде такая шустрая девчонка. Спросил: хочешь сниматься в кино? Хочу, говорит. Я ее запомнил... Потом увидел Таню на другом фестивале в таком особенном платье — и окончательно решил, что нашел свою Дюймовочку. Она сидела в первом ряду, важная очень. Спросил, что она тут делает. «Ну как же, — говорит, — мне с мамой сейчас на сцену выходить, моя мама — Ольга Кабо...»

— Значит, Дюймовочка у вас шустрая?

— Ха, как раз шустрой Дюймовочка быть не может. Она всякая. Не знаю, как вам это объяснить... Понимаете, у нас не Дюймовочка Андерсена, а Дюймовочка, которую придумала Инна Веткина. Она же создала моего Буратино, Красную Шапочку, «Проданный смех»... А Инна ведь тоже очень непростой художник.

— А песни чьи?

— Песни написали мои любимые Евгений Крылатов и Юрий Энтин. Сейчас сын звонит мне из санатория, где отдыхает вместе с мамой, и напевает: «Музыка, музыка, в ней будто солнечный свет...» Представляете, какие это замечательные песни, если их запомнил двухлетний ребенок?

По городу летали бумажные трамваи

— В одном из интервью вы рассказывали, как заставили Окуджаву написать песни для сказки про Буратино — поселились в соседнем номере санатория, где отдыхал Булат Шалвович, и без конца стучали ему в стенку... А как появились песни в «Проданном смехе»?

— С моей стороны — вообще без усилий. Великий Дербенев, царство ему небесное, написал все тексты с первого раза.

— Ну, Окуджава ведь тоже великий...

— А я всегда приглашал только великих актеров, великих композиторов, великих поэтов. И просто хороших людей...

— В этом фильме, помню, у вас был кадр с летающим трамваем...

— Ой, это было кошмарно! Комбинаторы долго бились над этим трамваем, но добились–таки... Трамвай, кстати, был бумажный.

— А еще актеры рассказывают, что, когда вы пригласили на главную роль Сашу Продана, прямо на улице вручив ему телефон съемочной группы, его осторожная мама позвонила сначала в милицию и только потом, с помощью стражей порядка, поверила, что все это правда...

— Вот этого я не помню. Помню, что на первый съемочный день вместе с Сашей пришел его папа... Нервная ситуация во время съемок, наверное, возникла только однажды. Это когда героиня Екатерины Васильевой должна была лупить Тима–Сашу по щекам. Уговаривать ее пришлось долго. Я ей: «Катенька, это необходимо сделать». Она: «Я не могу». — «Ну Кать, ну прости меня, я все понимаю, но надо». — «Не могу...» Уговорил–таки. И вот она лупит Сашку по щекам, отчаянно так, здорово — дубль не понадобился, сняли с первого раза. А после этого выбегает за декорацию и рыдает. Слышу — Саша ее утешает: «Теть Кать, миленькая, ну не плачьте, это дядя Леня виноват, это он так придумал. Ну не надо...» А она ревет навзрыд...

— Кстати, Саша Продан производит впечатление человека очень смешливого — как говорят, по жизни. Как вам удавалось добиться от него серьезности?

— Ну он сам понимал свою задачу. А вообще, это был ужас. Помню, подходит ко мне: «Дядь Лень, у меня болит лицо, я больше не могу, мне очень больно...» Я и не подозревал, что так бывает. Он действительно удивительно улыбчивый, этот Сашка, а тут ему все время надо было себя сдерживать. Конечно, за пределами кинокамеры он отводил душу, но съемки были очень стремительные, темпераментные, «держать лицо» ему приходилось подолгу...

— Снимали быстро — потому что дети быстро растут?

— Растут они, конечно, быстро, но тогда телевизионную картину вообще делали очень быстро. На двухсерийный фильм отпускалось около 8 месяцев. Непосредственно на съемки — около полутора месяцев.

Старая, старая сказка

— Вы снимали сына в новом фильме, как раньше своих дочек?

— Я снимал все время только Настю — кстати, сейчас она работает на Белорусском телевидении. Ни Улю, ни Варвару я не снимал... А Настя у нас прославилась — например, в «Проданном смехе» она играет одну из больших ролей. Впервые я ее снял в «Красной Шапочке» — Насте был год, она сидела в зыбке с блином в руках и отчаянно ревела. В это время другая моя дочка, Уля, стояла за камерой и причитала: «Ой, папа, папа, ну зачем Настя плачет!» «Так нужно, чтобы Настя плакала», — объяснял я... А сын категорически отказался сниматься.

— В 2 года — и категорически?

— Надо видеть этого ребенка, он говорить начал в год!.. Мы повезли его на студию. Говорю — будешь эльфиком. Надели ему золотые туфельки — туфельки одобрил. А как увидел тунику — замотал головой: «Не буду надевать, это девчачье». Нет — и все тут. А Надьке, жене моей, жутко хотелось, чтобы он снялся. Чуть не расплакалась, бедная...

— Я знаю, что у вас очень юная жена... Актриса?

— Культуролог. Но прежде всего она — очень мудрая женщина. Сейчас растит Лешку.

— Могли бы рассказать, как вы познакомились?

— Она знает наизусть все мое кино! И просто убила меня этим во время нашего первого разговора. Так ведь не бывает... Звонит: «Простите, Леонид Алексеевич, не могу ли я к вам приехать, взять у вас интервью?» Пожалуйста, говорю, приезжайте. Открываю дверь — и вижу женщину удивительной красоты, просто удивительной... Через минуту я ей сказал: «Выходите за меня замуж». Она ответила: «Ладно, но сейчас мне надо ехать домой». И оставила свой домашний телефон. Звоню ее маме: «Сейчас к вам приедет Надя, она согласилась быть моей женой, пожалуйста, не ругайте ее сегодня...» Знаете, я и не подозревал прежде, что человек может так поразить. Такой необычайной и в то же время простой красоты теперь уже нет. В этом смысле Надя уникальна. Представляете, она с косой ходит, у нее огромная, роскошная коса!

— Героиней какой сказки вы могли бы ее представить?

— Никакой, она не сказочная, она другая. Настоящая.

Кухня Питера Пэна

— Вам пришлось бороться за свою любовь?

— Естественно, мгновенная реакция ее родных — с ума сошли, я же на 40 лет старше... Пригласил их к себе в гости. Приехали, осмотрелись — какой же у вас чудесный дом, говорят. Так и приняли меня в семью... А дом у меня правда волшебный.

— Чем же он так необычен?

— Во–первых, там у меня нет ничего, что нужно, а есть абсолютно все, что не нужно. Но описать это невозможно... У меня однокомнатная квартира, поэтому кухню я перенес на антресоли — там стоят плита, холодильник, шкафы и все прочее, а кухню я превратил в салон. Здесь висит полочка длиной три метра, а на ней — фантастическое количество необычайных предметов...

— Золотой ключик, например?

— Имеется. Висит у меня на дверях в компании еще сотни ключей, которые я находил в разных местах. А за этот ключик я честно заплатил «Беларусьфильму» 30 рублей. У меня до сих пор хранится квиток, где написано: «Принято от Леонида Нечаева за реквизит: ключ — 30 рублей». Такую сумму получил от киностудии парень, который его сделал. 30 рублей за произведение искусства офигительной красоты! Я настоял, чтобы ключ был выпилен из бронзы, хотя мне предлагали сделать его из картона и покрасить бронзовой краской. «Тогда весь фильм будет фикцией, — возражал я. — А мы делаем настоящее кино...»

Помню, когда снимали «Шапочку», вызывает меня тогдашний главный редактор киностудии. Подхожу к двери — слышу: там хохочут. Вхожу. Сидят главный редактор и главный бухгалтер. «Лень, — говорят мне, — ну что это за текст у Михайлова? (Юлий Ким тогда был еще не Кимом, а Михайловым.) А ты подписал — оплатить 150 рублей». А текст был обалденный. Начинают читать вслух: «Если долго–долго–долго, если долго по дорожке, если долго по тропинке топать, ехать и бежать, то наверно–верно–верно, то возможно–можно–можно можно в Африку прийти». Ну и так далее... Леня, говорят, любой может сидеть в туалете и на туалетной бумаге писать километры таких стихов. Простите меня, возражаю им, но вы ничего не понимаете. Дело в том, что это походная песня, — и я начинаю прыгать по креслам и изображать им все в лицах. Убедил...

— А от «Проданного смеха» у вас реликвия осталась?

— Дружба осталась. Вот сейчас Саша Продан снялся у меня в «Дюймовочке», сыграл одну из самых сложных ролей — сероглазого скрипача в Королевстве Черных Жуков, который спасает Дюймовочку.

— И чем эта роль так сложна?

— Да просто нужен был хороший человек, добрый, любимый, на которого приятно смотреть. Он же настолько красив, этот Сашка Продан, в нем такая прелесть человеческая... Поэтому я и «сдернул» его с работы, вызвал из Минска, чтобы хоть на минутку он появился у меня в кадре... Вообще, для меня Минск и все, что связано с вашей столицей, очень дорого. На «Беларусьфильме» я снял 10 картин, и это было самое доброе, самое лучшее, самое обаятельное время в моей жизни... Знаете, я вот прямо сейчас решил — непременно привезу вам свою «Дюймовочку» на следующий «Лiстапад»...

Минск — Москва.
Заметили ошибку? Пожалуйста, выделите её и нажмите Ctrl+Enter