Платон Саевич: «Прошу Бюро ЦК КПБ отменить «политическую смерть», на которую осудил меня Цанава, и восстановить в КПСС...»
В МАЕ 1951 года министр просвещения БССР Платон САЕВИЧ был обвинен в шпионаже, национализме, контрреволюционной деятельности и брошен в тюрьму лишь за то, что отказался быть главным редактором книги, посвященной партизанскому движению в Белоруссии и написанной группой сотрудников МГБ БССР. Такое всесильный Цанава, «автор» этого произведения, оставить без «внимания» не смог...
ЧТО нам известно о Платоне Васильевиче Саевиче?
Он родился 30 ноября 1892 года в деревне Раматово Брестского уезда (теперь Малоритского района). В 1911 году Платон Саевич окончил Свислочскую учительскую семинарию, а в 1924-м — Коммунистический университет имени Свердлова.
С 1913 года Саевич служил в армии. Он стал участником установления советской власти в Витебской губернии. Накануне Октябрьского вооруженного восстания был комиссаром Двинского железнодорожного узла, расположенного на пересечении стратегически важных для революции магистралей Петроград — Вильно и Рига — Орел.
С декабря 1917 года Платон Саевич находился на советской работе в городе Борисоглебске Тамбовской губернии, а в марте 1919-го назначен комиссаром связи 8-й армии на Южном и Кавказском фронтах, участвовал в боях против Деникина.
В 1924 году после окончания Коммунистического университета в Москве Саевич получил направление в Нижний Новгород, где был зав- агитпропом и секретарем Растяпинского (потом Дзержинского) райкома партии.
В 1926 году Платон Саевич вернулся в родную Белоруссию, где стал деканом и ректором Горецкой сельскохозяйственной академии, а с 1929-го — ректором Коммунистического университета Белоруссии. В 1932-ом Платона Васильевича назначили директором Института истории партии и Октябрьской революции при ЦК Компартии Белоруссии, а в мае 1933 года — заведующим кафедрой Высшей коммунистической сельскохозяйственной школы Белоруссии. С 1939 года он работал преподавателем партийных курсов при ЦК КП(б)Б.
С первого и до последнего дня Великой Отечественной войны Платон Саевич находился в действующей армии. Он был комиссаром полка, начальником политотдела дивизии, начальником отдела пропаганды и агитации фронта — заместителем начальника политуправления фронта.
После войны Платон Васильевич работал политическим советником делегации в советско-американской комиссии по Корее, а с 1946 года — заместителем заведующего отделом в ЦК Компартии Белоруссии. В 1947 году Саевич был назначен министром просвещения БССР.
КАК же могло случиться, что против этого видного партийного и государственного деятеля республики было сфабриковано обвинение в «совершении тяжелых преступлений против партии и Советской Родины»?
Ответ на этот вопрос мы найдем в материале белорусских историков И. Саладкова и П. Лапца «Противостояние»:
«Началось все с того, — рассказывал одному из авторов этих строк Платон Саевич, — что министр госбезопасности Цанава обратился ко мне с предложением отредактировать его книгу «Всенародная партизанская война в Белоруссии против фашистских захватчиков. Часть I». Браться за это дело у меня, признаюсь, не было никакого желания. Каждому, кто хоть мало-мальски знал, что из себя представлял Цанава, было ясно: сам написать книгу он не мог. По своей ли воле или по принуждению — но кто-то «сочинял» за него. Кто именно, мне было неизвестно, да, честно скажу, и не хотелось вообще иметь дело с этим заплечных дел автором. Не его руками, обагренными кровью лучших сыновей и дочерей белорусского народа, должна была писаться история республики…
Сославшись на занятость, я отклонил его предложение. «Отказываешься?» — изумился Цанава. Судя по реакции, ему нечасто доводилось слышать «нет» от тех, кого он считал ниже себя. Надо сказать, что таковыми в глазах этого полновластного представителя «чудодейственных органов» были все, кого он, не особенно церемонясь, мог заполучить себе в застенки. А заполучить он мог многих… Боялись Цанаву пуще огня… Но на меня вот нашло — надоело бояться…
«Отказываешься!» Отчетливо помню, как изумление на лице всесильного министра сменилось бешенством.
— Тебе на мое предложение наплевать… Хорошо… Видишь этот палец? Знай: шевельну — превратишься в лагерную пыль.
Честно говоря, поначалу я не придал этой угрозе должного значения… Кошки на душе, правда, заскребли, но страха не было. Чего бояться: вся жизнь на виду, никаких проступков не совершал… Однако дальнейшие события показали, насколько опрометчивы оказались мои прогнозы насчет собственной неуязвимости… Вскоре я почувствовал, что за мной установлена слежка — уж очень часто стали попадаться на глаза возле дома по улице К. Маркса, где находилась моя квартира, одни и те же лица. Манеры и повадки не оставляли сомнений в их принадлежности к ведомству Цанавы… А через некоторое время узнаю: создана комиссия под председательством второго секретаря ЦК КП(б)Б М. Зимянина «по расследованию материалов об антипартийном поведении Саевича П. В.».
В течение осени 1950-го и зимы 1951 года, находясь на свободе и не будучи отстраненным от обязанностей министра просвещения республики, я постоянно ощущал на себе пристальное внимание подручных Цанавы. К тому времени вышла в свет его книжка под редакцией И. Ильюшина. И сразу в печати появилась положительная рецензия на нее, подписанная К. Мазуровым и Е. Корнейчиком…
И вот как-то встретившись со мной у Дома правительства, новоиспеченный «автор исторических наук» с нескрываемым злорадством заявил: «Обошелся, как видишь, и без твоей помощи. У меня — книга, но и ты свое получишь. За упрямство. Готовься, суши сухари».
Буквально на следующий день меня вызвали на заседание комиссии и предъявили сфабрикованные Цанавой обвинения».
КОМИССИЯ Зимянина обличала Саевича во многих «смертных грехах»: якобы он во время работы в Горецкой сельхозакадемии (1926—1929) находился в связи с белорусскими буржуазными националистами и помогал им в их антисоветской деятельности, а также двурушнически вел себя в партийной борьбе с троцкистами и сам занимался пропагандой их взглядов; работая ректором Коммунистического университета имени В. И. Ленина в Минске (1929—1932) и директором Института истории партии при ЦК КП(б)Б (1932—1933), стянул туда троцкистов и бундовцев и содействовал их враждебной деятельности; являясь членом редколлегии журнала «Большевик Белоруссии» (с лета 1932 года), содействовал публикации писанины троцкиста Гессена по крестьянскому вопросу; будучи министром просвещения БССР, проявил благожелательное отношение к освобожденному из заключения бундовцу Поташу, предоставив ему работу в школе.
В качестве абсурдности сфальсифицированных обвинений можно привести и такой факт. Платону Васильевичу инкриминировалось сокрытие при вступлении в партию национальности отца, точнее того, что Василий Саевич являлся якобы никаким не белорусом, а австро-германским подданным…
Через некоторое время Платона Саевича исключили из ВКП(б). В постановлении ЦК Компартии Белоруссии от 14 мая 1951 года было записано:
«1. Утвердить выводы комиссии ЦК КП(б) Белоруссии по делу об антипартийной деятельности Саевича П. В.
За антипартийную деятельность, выразившуюся в многолетней связи и пособничестве троцкистам, буржуазно-националистическим и иным контрреволюционным элементам, за двурушничество перед партией Саевича П. В., члена ВКП(б) с 1917 года, партбилет № 0885674, исключить из членов ВКП(б).
2. Внести на решение очередного пленума ЦК КП (Белоруссии) предложение об исключении Саевича П. В. из состава членов ЦК КП (Белоруссии).
3. Поручить министру Государственной безопасности БССР (т. Цанава Л. Ф.) провести расследование об антипартийной деятельности Саевича П. В.
Секретарь ЦК КП (б) Белоруссии М. Зимянин».
14 мая 1951 года П. В. Саевича исключили из партии, сняли с поста министра просвещения БССР за антипартийную деятельность, а 16 мая 1951 года он был арестован органами государственной безопасности и привлечен к судебной ответственности.
При выходе из здания ЦК КП(б)Б, где его ознакомили с текстом постановления ЦК, Платона Васильевича арестовали и поместили в Минскую тюрьму. Интересно, что тогда он еще оставался депутатом Верховного Совета СССР и членом Центрального Комитета Компартии Белоруссии.
И только через месяц, в то самое время, когда заключенный Саевич подвергался изощренным пыткам в тюремных застенках, проходивший в Минске VII пленум КП(б)Б заслушал сообщение первого секретаря ЦК Компартии Белоруссии Н. Патоличева о том, что «бывший министр просвещения Саевич решением Бюро Центрального Комитета за враждебную деятельность против партии исключен из рядов ВКП(б) и отдан под суд».
ВЫСТУПАЯ на пленуме, сменивший Саевича на посту министра просвещения И. Ильюшин обвинил Платона Васильевича в покровительстве фашистским прихвостням, всякого рода преступникам, осужденным советским судом, растратчикам, которым не место в школе.
Между тем в самое трудное время (1941—1943) сам Ильюшин находился в глубоком тылу — в Ташкенте, в то время как обвиняемый Саевич в ранге полкового комиссара прошел всю войну от начала до конца и был трижды ранен…
В конце своего сообщения Николай Семенович Патоличев сказал: «Бюро Центрального Комитета вносит предложение об освобождении Саевича из членов Центрального Комитета».
Данное предложение было принято единогласно.
Белорусский историк Степан Почанин писал: «Если С. О. Притыцкого удалось спасти, то этого, к сожалению, нельзя сказать о члене КПСС с 1917 года, участнике Гражданской и Отечественной войн, министре просвещения БССР П. В. Саевиче. Он был оклеветан, ложно обвинен в шпионаже, троцкизме, двурушничестве, национализме, контрреволюционной деятельности.
Я хорошо знал Платона Васильевича по работе в аппарате ЦК КПБ. Он был заместителем заведующего отделом пропаганды и агитации ЦК КПБ. Мы, работники аппарата того времени, высоко ценили, уважали его как старого коммуниста, опытного партийного работника, высокоэрудированного, образованного и чуткого товарища.
Для проверки представленных Цанавой обвинений была создана авторитетная комиссия в составе М. В. Зимянина, В. И. Козлова, В. Е. Чернышова (правильно — Чернышева, секретаря ЦК КП(б)Б. — Э. И.), Н. И. Малинина (ответственного работника ЦК КП(б)Б. — Э. И.). Приходится сожалеть, что она согласилась с доводами Цанавы».
В письме от 21 апреля 1951 года в адрес ЦК КПБ Платон Васильевич Саевич писал: «Находясь в рядах большевистской партии тридцать четыре года, я никогда ни помыслом, ни практическим делом не изменял партии. Никогда не сомневался в верности Ленинско-Сталинского пути нашего развития. Я не трусил в боях Гражданской и Великой Отечественной войн. Никогда не стоял в стороне от великой борьбы партии со всеми ее врагами».
3 июня 1951 года жена Саевича обратилась с письмом к секретарю ЦК КПБ М. В. Зимянину: «…Я не могу опомниться, что случилось. Почему все это произошло… Двадцать пять лет прожила с Платоном Васильевичем, и считала, что он самый честный человек. Предан партии Ленина—Cталина… Он не жалел своей жизни. Мне казалось, что своей работой как в прошлое время, так и во время войны он доказал преданность. На протяжении 25 лет у меня не было ни одной минуты сомнения в нем… И таким ужасным остается все происшедшее… Здесь кроется какая-то ужасная ошибка. Странное недоразумение. Не может быть Саевич врагом народа и изменником. Вся его жизнь, вся его революционная биография говорят против этого. Ни один человек, который знает Саевича, не может представить его врагом…
Я ничего о нем не знаю, передачи никакой для него не принимают, к тому же мне о его здоровье не говорят. Он старый человек, больной, погибнет в тюрьме, не зная за собой никакой вины перед Родиной. От меня все отшатнулись, все боятся со мной разговаривать…»
К сожалению, надежды жены Платона Васильевича быть услышанной не оправдались. Цанава сделал свое черное дело…
В представленных им материалах министр просвещения БССР Саевич обвинялся в том, что в силу своей кулацкой идеологии воспринял решения партии и правительства о ликвидации кулачества как класса болезненно, не разделял линию партии. Он переродился в политического двурушника и стал на путь проведения активной контрреволюционной деятельности. Более двадцати лет скрывал свое идейное перерождение в троцкиста. В результате обманным путем пробрался на руководящие посты, окружая себя активными буржуазными националистами, которым оказывал покровительство, оберегая от разоблачения, оказывал прямую поддержку в проведении вражеской работы против Советского государства.
В обвинительных материалах отмечалось, что Саевич в завуалированной форме в своих выступлениях на партийных собраниях протаскивал контрреволюционный троцкизм. Будучи в составе делегации на Белградском Всеславянском конгрессе, Саевич стал на путь предательства интересов Родины, установил связь с неким эмигрантом Лосем, получил от него 4000 динаров для передачи их его матери, проживающей в Бресте. Кроме того, Саевич до ареста хранил у себя на квартире антисоветскую литературу с портретом Тито (в годы Второй мировой войны Саевич находился в качестве представителя при штабе И. Броз Тито. — Э. И.). Будучи в июне 1947 года в Варшаве на пленуме Всеславянского комитета, привез от капитана польской армии Романовского посылку для передачи матери в Молодечно...
Уже после перевода Цанавы в Москву на должность заместителя министра Госбезопасности СССР 28 ноября 1951 года по приговору военного трибунала войск МГБ (точнее, военного трибунала Белорусского военного округа. — Э. И.) П. Саевич был признан виновным в совершении преступлений, предусмотренных статьями 63-1, 72 «б» и 76 Уголовного кодекса, и приговорен к заключению сроком на 25 лет с конфискацией имущества и лишением всех наград.
НАХОДЯСЬ в заключении, Платон Васильевич Саевич возбудил ходатайство о пересмотре вопроса о его партийности и отмене приговора. В заявлении он указал, что следствие велось с грубым нарушением законности и что данные им на следствии показания о признании вины являлись ложными, так как к нему применялись запрещенные методы ведения следствия.
Военная коллегия Верховного суда, пересмотрев дело Саевича и заключение приговора, решением от 13 марта 1954 года отменила приговор военного трибунала, вынесенный в конце 1951 года, и направила его на доследование.
В процессе дополнительного расследования Саевич от ранее данных им показаний отказался и заявил, что троцкистом никогда не являлся и не проводил вражеской работы против Коммунистической партии и Советского государства.
В постановлении дополнительного расследования отмечается, что никто из допрошенных по делу Платона Васильевича свидетелей не показал, что он являлся троцкистом и проводил антисоветскую работу.
Что касается обвинения Саевича в хранении им нескольких номеров югославских газет, принятия от подданного Югославии 4000 динаров и в городе Варшаве посылки, то эти действия не содержат состава преступления.
Постановлением Комитета государственной безопасности БССР и военного прокурора Белорусского военного округа от 5 августа 1954 года следственное дело по обвинению П. В. Саевича было прекращено. Он вышел на свободу. Полностью Платон Васильевич был реабилитирован в 1956 году.
Впоследствии Платон Саевич рассказывал: «За отказ подписать клеветнические измышления подполковник Крупенков (следователь. — Э. И.) неоднократно отправлял меня в карцер, в котором держал до пяти суток. В это время ни на допрос, ни на прогулку не выводили — морили голодом. Поясню, что такое карцер. Это одиночная камера, куда сажали заключенных по прихоти начальства. Он представлял собой узкий бетонный колодец, который находился в глубоком подземелье. Ни кровати, ни стула там заключенному не полагалось. Так что ни присесть, ни прилечь не было никакой возможности… Цементный пол залит водой. Стены покрыты чем-то ослизлым, а с потолка капает ледяная вода. В углу — заплесневелая параша, рядом — насквозь промокший вонючий тюфяк. Под самым потолком круглые сутки светила вполнакала электрическая лампочка. Через двое суток ее свет казался ярче тысячи солнц…
Сам удивляюсь, как эти мучения перенес мой уже немолодой организм. Видимо, помогла армейская закалка. Все-таки три войны за спиной. Превозмогая нестерпимую боль в опухших ногах, я заставлял себя двигаться. Шагал на месте, совершал приседания, повороты туловища, делал наклоны и другие гимнастические упражнения. Делал все это, чтобы остаться в живых. Запрещал себе даже думать о смерти. Иначе кто опроверг бы клевету, защитил мои достоинство и честь коммуниста…
Я был убежден, что неизбежно наступит такое время, когда с беззаконием и диким произволом будет покончено, что негодяи, клеветники и провокаторы — эти злейшие враги всего живого и настоящего — будут привлечены и понесут заслуженное наказание…
Между тем становилось ясно, что Цанава с подручными поставили целью не только сломать меня морально, но и уничтожить физически, что они не остановятся перед расправой над моей семьей — женой Ниной Александровной и единственной дочерью Зиной. Мне откровенно дали понять это. Можете себе представить мое состояние после подобных намеков следствия… Я принял решение начать «признавать себя виновным». Свои «признания» старался при этом формулировать так, чтобы каждому непредубежденному человеку был ясен их истинный смысл…
Так, на одном из допросов я написал в протоколе следующее: «Признаю, что до моего ареста в мае 1951 года и начавшегося тогда следствия я никогда себя троцкистом не считал, однако в процессе следствия, которое проводилось по моему делу очень объективно, я понял, что с ноября 1927 года начал поддерживать троцкистов. А значит, и сам стал троцкистом…»
На заключенную в этих словах горькую иронию не обратили внимания ни следователь, ни Цанава, ни суд…
Должен сказать, что значительную роль в моем освобождении сыграл Иван Дмитриевич Ветров, который в 1953 году стал министром юстиции БССР…
И вот наступил тот радостный день, когда лагерное начальство сообщило мне об отмене судебного приговора трибунала БВО от 28 ноября 1951 года и о моей полной реабилитации. Когда я услышал эти слова, со мной произошло что-то невероятное. Сердце, казалось, выскочит из груди. И руки, и ноги — их я не ощущал. Они онемели. Первый раз в жизни я не стыдился своих слез…»
ХОЧЕТСЯ рассказать еще об одном факте. После осуждения Саевича старший следователь следственной части КГБ старший лейтенант Маслов направил в ЦК КП Белоруссии письмо, в котором указал, что по делу Саевича со стороны проводившего следствие подполковника Крупенкова были допущены нарушения социалистической законности. Велся конвейерный допрос, что чрезвычайно изнуряло подследственного. Саевича допрашивали 164 раза; 78 допросов было проведено в ночное время, продолжительность — от 10 до 16 часов. В июне 1951 года Саевича допрашивали 44 раза. Два допроса по 16 часов 30 минут. В течение двух-трех недель Саевича практически лишали сна, его показания многократно изменялись и переписывались. Несмотря на истязания, подследственный отказывался давать показания, которые от него требовали. Тогда Цанава заявил следователю, что ему разрешаются особые меры воздействия. О нарушении социалистической законности при проведении предварительного действия по указанию Цанавы и при его непосредственном участии Платон Васильевич Саевич подробно рассказал в одном из писем в ЦК КП Белоруссии после своего освобождения.
«Все время я отчетливо видел, что следствию совсем неважно установить истину, правильно изучить и осветить относящиеся к делу факты. Следовательно, важно было лишь одно: успешно, т. е. законообразно, выполнять задание начальства — Цанавы, обосновать юридически намеченный им «приговор».
Платон Васильевич Саевич рассказал о некоторых частностях этого метода:
«1. Лишение сна в течение многих недель. Следователь допрашивает с 10 часов вечера до 6 часов утра, а днем «по правилам» спать запрещается. Чтобы человек не дремал, его заставляют ходить (4 метра) по камере или сидеть на табурете, уставив глаза в камерную дверь. Все это после 8-часового стояния на допросе.
Постоянной бессонницей я был доведен до болезненного состояния. Начались тяжелые галлюцинации. Когда Крупенков однажды заметил мое состояние, то крикливо-злобно пообещал: «На четвереньках будешь у нас ползать, на крючке будем водить на допросы, пока не признаешься».
2. Прокурорский надзор был превращен в прямой придаток следствия. Прокурор выполнял функции консультанта, помогая оформлять записи. Иногда прокурор сам давал установки следователю. Так, мысль о внедрении белорусского языка в вузах, — отмечал Саевич, — прокурор выделил как дело контрреволюционного национализма, «выдумкой буржуазных националистов». Стало ясно, что такому прокурору нет смысла жаловаться.
3. Свидетели, вопреки элементарным требованиям, подбирались крайне односторонне. В их число чаще всего попадали авантюристы, запуганные люди.
4. Полное лишение права письменного обращения в партийные и советские органы. Следователь прямо заявил: «Все равно дальше нас ты никуда не уйдешь, мы для тебя и партия, и советская власть. Куда ни пиши, все будет у нас, и мы все решаем сами».
5. Глубоко враждебным духу следствия, правопорядка является один из «приемов следствия» — стремление оглушить, раздавить, растоптать подследственного морально с первой минуты «общения» с ним.
«Мне казалось, — писал Саевич, — что следователь не советский человек, а агент враждебной, антисоветской системы. С первой минуты меня нарекли фашистом. Эпитеты использовались гнуснейшего пошиба; оскорбляли жену и дочку, причем словами, каких не услышишь в среде самой отъявленной уголовщины. Малейшая попытка пристыдить ссылкой на Советскую Конституцию вызывала какой-то нелепый гогот».
После трех лет тюрьмы и лагерей Платон Васильевич Саевич вышел на свободу. В своем заявлении в Центральный Комитет Компартии Белоруссии, написанном 12 сентября 1954 года, он отмечал, что все обвинения, выдвинутые против него, «были плодом злостной выдумки бывшего министра Госбезопасности (Цанавы. — Э. И.), делом его рук. Цель обвинения, — подчеркивал заявитель, — была высказана самим Цанавой, когда он в присутствии следователя Крупенкова бросил мне в конце «беседы»: «А все-таки политически мы тебя убили». Во время этой «беседы» Цанава… дал следователю директиву, как сделать обвинение доказанным: «Не признается? Примените к нему в полной мере дозволенное нам».
В конце своего заявления Платон Васильевич подчеркивал, что, несмотря на тюремное заключение и нахождение в ссылке, у него ни в малейшей степени не поколебалась коммунистическая убежденность и вера в торжество ленинских идей.
«Прошу Бюро ЦК КПБ отменить «политическую смерть», на которую осудил меня Цанава, и восстановить в КПСС», — заключил свое обращение старый большевик.
Вскоре Платон Васильевич Саевич был восстановлен в партии без перерыва партстажа, то есть с мая 1917 года. Потрясение, вызванное освобождением, было настолько сильным, что истощенный организм этого немолодого уже человека просто не выдержал. И в течение целого месяца Саевича отхаживали в лагерной больнице, прежде чем состояние здоровья позволило транспортировать его в Минск.
Домой Саевич вернулся тяжелобольным человеком. Он так и не смог подняться на ноги. Страшные пытки в тюрьме, а также исключительно тяжелые условия пребывания в лагере сказались на состоянии Платона Васильевича и ускорили его смерть.
ПЛАТОНА Васильевича Саевича не стало 28 сентября 1956 года. На скромном памятнике, установленном на Долгобродском кладбище в Минске, указаны лишь фамилия с датами рождения и смерти П. В. Саевича.
Нельзя не согласиться с мнением белорусских ученых-историков И. Саладкова и П. Лапца, высказанным ими еще в 1989 году, что необходимо рассмотреть вопрос о присвоении имени Платона Васильевича Саевича одной из новых улиц столицы республики и установить мемориальную доску на доме по улице К. Маркса, где жил участник Гражданской и Отечественной войн министр просвещения БССР П. В. Саевич.
Эммануил ИОФФЕ, профессор БГПУ имени М. Танка, доктор исторических наук
