Вкусностей госпредприятиям для инновационного развития законодательство насыпало немало. Но многие производители не стремятся втягиваться в эту гонку за ноу-хау. Постановление Совмина № 187 сделало добровольную систему инновационного развития еще и обязательной. Теперь государственным компаниям административно прописан норматив по инвестициям в технические новинки. Начнется ли восхождение наших предприятий на вершину технологического развития? Начальник Управления науки и инновационной политики Министерства экономики Дмитрий КРУПСКИЙ на это надеется.
— Ученые разумно утверждают: заранее предсказать результат исследований невозможно. Но в госсекторе же всегда важна окупаемость. А венчурного финансирования у нас нет.
— Это миф, что технический прогресс без него невозможен. Оно получило распространение в США в 80-е годы прошлого столетия, когда у них произошло перенакопление капитала. К тому же бизнес-культура там изначально ориентирована на риск, поэтому венчурные инструменты и прижились. При их использовании шансов потерять деньги много — имеют успех только 5—10 % проектов, но и прибыли поражают воображение. Поэтому желающих сыграть в рулетку оказалось немало. Старый Свет, Япония, Китай менее склонны к авантюризму, поэтому там «венчурная лотерея» не прижилась, но используются другие механизмы стимулирования инновационного развития. Скорее, следует изучать их опыт: в отличие от США 30-летней давности, у нас дефицит свободного капитала. Хочу особо подчеркнуть: внедрение технических новинок дорого и затратно в любом государстве. Но почему у них компании постоянно вкладываются в инновации? Из-за конкуренции. И каждая корпорация старается оттянуть на себя одеяло платежеспособного спроса, который всегда ограничен.
— Позвольте, но конкурентов у наших производителей хватает. Были бы монополистами, склады не заполнялись бы.
— На потребительском рынке конкуренции предостаточно. Каждое государство (и западные не исключение) защищает интересы национальных промышленных чемпионов, старается зажечь им зеленый свет на экспортных рынках межгосударственными соглашениями, зарубежные поставки постоянно на контроле у руководства страны… Эти меры правильные, но большинство наших предприятий еще не изведали всю жесткость глобальной конкурентной борьбы. А выход на мировой ринг не за горами: Россия все дальше втягивается в правила жизни по ВТО. Это уже сказывается на потоке импорта некоторых видов нашей продукции. Чтобы побеждать, надо изучать соответствующие организационно-управленческие и маркетинговые технологии, в том числе и в сфере инновационного развития.
С формальной точки зрения у нас полный порядок. Но чтобы реализовать на отдельном предприятии конкретный инвестиционно-инновационный проект, необходимы грамотные управленцы. А их компетентность часто вызывает сомнение. Парадокс: из двух схожих предприятий одно сидит глубоко в убытках, а другое — прибыльное. Многое зависит от руководителя, его инициативы, знаний и восприимчивости нового и современного.
— А законодательно термин «инновация» закреплен?
— В Законе «Об инновационной политике и инновационной деятельности» в 2012 году соответствующий глоссарий появился. Под инновацией понимается либо новые, либо значительно улучшенные продукция, технологии... Иногда из благих намерений придумать что-то новое не получается ничего хорошего. Один завод решил быть впереди планеты всей и разработал специальное молоко для беременных с хитрым составом. Потом долго и упорно «очищали» от него склад.
— Так не проще ли оперировать более четкими терминами — «эффективность» и «конкурентоспособность»?
— Так ведь именно их во всем мире инновации и обеспечивают. Что же касается стимулов, то могут применяться самые различные рычаги воздействия. Если экономические преференции не работают, государство, как собственник, вправе использовать другие инструменты менеджмента, в том числе и административные. Главное, чтобы они оказались результативными. И требования, прописанные в постановлении № 187, наиболее оптимальны и уместны в наших реалиях.
На некоторых предприятиях в принципе не особенно заинтересованы в инновационном развитии. Далеко не все руководители вооружены современными управленческими технологиями, поэтому зачастую не просматривают перспектив ноу-хау. А то и попросту их боятся: по старинке работать надежнее. Придется ликвидировать функциональную неграмотность. Как известно, образование меняет мышление людей. Сейчас наше министерство готовит проект концепции развития бизнес-образования, где стараемся заложить другие подходы в подготовке управленческих кадров.
— Но иногда кажется, что наука и реальный сектор живут параллельно, пересекаясь изредка и случайно. Есть ли специалисты, разбирающиеся и в исследовательской работе, и в производстве, чтобы могли коммерциализировать изобретения?
— С горечью признаю: связь науки с реальным сектором слабая. Внедрение разработок в производство — очень прибыльный сегмент бизнеса. Профильные специалисты на Западе быстро становятся миллионерами. В экономически развитых странах наука за последние 25—30 лет превратилась в реальную производительную силу. Разработки ученых являются востребованным товаром, поэтому щедро финансируются прежде всего корпоративным сектором: расходы на исследования и разработки составляют 2—3,5 % от ВВП в развитых странах. У нас же, наоборот, научно-технический потенциал очень сильно сжался. С начала 90-х максимальная наукоемкость экономики была 0,97 % от ВВП. А критическая величина, обеспечивающая простое воспроизводство, — 1 %! Научно-техническая сфера является практически единственной, в которой не преодолены еще последствия кризиса. Из-за долгого недофинансирования остались считаные профессионалы, способные выступать источником интеллектуальных знаний и выдавать коммерчески успешные разработки.
Да и государственная политика в области коммерциализации разработок, созданных за бюджетные деньги, менялась трижды за 25 лет. Другой вопрос, что некоторые компании использовались для перекачки бюджетных денег в частные руки, но ликвидировали почти все фирмы оптом. К 2008 году их осталось около 350 с 2 тыс. работников. Теперь законодательство опять разрешает их создавать, но руководители вузов и НИИ сто раз подумают, стоит ли лезть в рискованное дело. Вдруг у контролирующих органов лишние вопросы появятся? Да и специалистов уже почти не осталось. Поэтому о массовом превращении научных разработок в товар и деньги, увы, говорить пока не приходится.
