Люция Геращенко: улыбка в кадре не всегда дается легко

Она кажется яркой бабочкой, на минуту задержавшейся на твоей ладони: миг — распахнутся яркие крылья, продолжится легкий полет. И только в близком общении можно увидеть не веселую щебетунью, а ту Люцию Геращенко (некоторые телезрители до сих пор по привычке называют ее Люсей Лущик), которая обычно остается за кадром: вдумчивую, склонную к размышлениям, надежную, знающую, куда она идет и чего хочет. И даже ее улыбка из экранной — блестящей и сияющей, знакомой каждому телезрителю, становится домашней и по—особенному нежной. Легко ли дается Люции труд ведущей и каково идти по жизни смеясь, выяснял корреспондент «СБ».
— Сейчас наибольшее внимание привлекает новый проект ОНТ — программа «Хит на завтрак», которую вы ведете вместе с Артемисом Ахпашем. Раньше на этом телеканале в амплуа музыкальной ведущей мы вас не видели…

— Когда я работала на Первом музыкальном канале, это было частью моих прямых обязанностей. Но на ОНТ я делаю это впервые. Да и похожего проекта еще не было. Были другие программы, связанные с музыкой, но они проходили мимо меня.

— Скучали по музыкальному эфиру?

— Мне за 6 лет работы в этой области до такой степени хватило музыки... Больше скажу: я недавно впервые за годы наконец‑то купила несколько билетов на концерты, чтобы сходить вместе с мужем. У меня было настолько большое пресыщение, что даже когда приезжали суперзвезды, я не могла высидеть в зале дольше 15 минут. Ну Дженнифер Лопес, ну Шакира, ну Depeche Mode… Я вижу за этим так много работы и столько технических нюансов, что во время концерта не могу расслабиться и получать удовольствие. Но сейчас, наверное, я от этой профессиональной деформации уже излечилась — потому что вести «Хит на завтрак» согласилась с большим удовольствием.

— Быть все время веселой в кадре получается само собой?

— Иногда улыбка дается ужасно трудно. Люди, не связанные с телевизионным процессом, часто не понимают, какая это адски тяжелая работа. Она требует колоссальных усилий, чтобы сосредоточиться, просто произнести текст. Потому что все должно быть точно и за каждое слово ты отвечаешь. Но, разумеется, все мы, ведущие, уже давно научились переключать внутри себя какой‑то тумблер. Мне кажется, даже случись беда — можно приехать, отработать эфир, а потом уже горевать. Наверное, в этом смысле мы, как пилоты, — просто делаем свою работу. Хотя, конечно, качественнее все получается, когда настроение хорошее. Я себе не представляю, как работать в кадре с человеком, с которым у тебя в жизни плохие отношения или ссора. Не могу, пока не помирюсь. Мне нужно все выяснить, обняться и сойтись на площадке на пике принятия друг друга. Я должна человека любить, иначе все идет вкривь и вкось.

— Телевидение — профессия сиюминутная: программа вышла в эфир и у нее будет максимум один повтор. Каково это — когда то, чему отдаешь все силы, мгновенно уходит в прошлое?

— Телевидение требует труда огромного количества людей, и это дорогостоящий процесс. Притом не только новости мы сейчас воспринимаем клипово — у нас вся жизнь такая: машины мимо проносятся, реклама, запахи, свет... И в моей работе главное сделать так, что какая‑то мелочь вдруг зацепит человека, создаст настрой — и память об этом ощущении останется с ним. Вот ради этого мы все, как мне кажется, и стараемся. На днях режиссер, у которого я снималась в сериале «Качели», переслал мне комментарий в соцсетях от нарколога, работающего в реабилитационном центре: оказывается, есть такой момент в процессе реабилитации, когда те, кто лечится от наркозависимости, примерным поведением зарабатывают себе бонусы, которые могут потратить на какие‑то удовольствия. Так вот, нам написали: спасибо, наши пациенты стали стараться и набирать баллы, чтобы потратить их на возможность посмотреть следующую серию. И когда понимаешь, что люди достигают прогресса в лечении, чтобы увидеть твой фильм… Пусть даже кому‑то одному это поможет справиться с наркозависимостью, уже будет очень здорово.

— Кто вас одевает в кадре?

— Сама. Не могу выйти в эфир, надев платье, которое потом надо будет вернуть дизайнеру. Оно на мне просто горит! Мне нужно самой выбрать то, что мне идет и в чем будет комфортно, причем специфика профессии накладывает свой отпечаток. Вещь может быть очень красивой, но жить в ней невозможно, особенно на телевидении. Я даже дорогие дизайнерские наряды иногда отдаю перешить — переделать, например, ворот, чтобы удобнее было цеплять к нему микрофон: ровно на то расстояние от губ, которое требуется, чтобы не менялся голос. Гардероб у меня огромный, но я очень хорошо и аккуратно ношу вещи. Пару лет назад окончила курсы и получила диплом профессионального стилиста, с тех пор в покупках уже ошибок не совершаю.

— Самое сложное в работе ведущей?

— Узнаваемость. Та медаль, которая имеет две стороны. У людей возникает ощущение, что раз они тебя знают, то ты не имеешь права просто побыть один. Что кто угодно может задавать тебе вопросы, комментировать твои решения или то, как ты выглядишь. Это бывает неприятно. Хочется, чтобы понимали: у телеведущих тоже есть частная жизнь, они имеют право быть собой. У меня в этом смысле очень неподходящий характер: ну не умею я притворяться. Не умею и не хочу.