Писатель Даниил Гранин до последнего отстаивал историческую правду

Имя правды

«У этой правды есть адреса, номера телефонов, фамилии, имена. Она живет в ленинградских квартирах, часто с множеством дверных звонков — надо только нажать нужную кнопку, возле которой значится фамилия, записанная в вашем блокноте. Ожидавшая или не ждавшая вашего посещения, вашего неожиданного интереса, она взглянет на вас женскими или не женскими, но обязательно немолодыми и обязательно взволнованно–оценивающими глазами («Кто?.. Почему?.. Зачем им это?»)».


Так начиналась «Блокадная книга», написанная в конце семидесятых русским писателем Даниилом Граниным и белорусским Алесем Адамовичем. Использованы «тысячи страниц дневников и записок блокадников, тысячи страниц, «снятых» с магнитофонной ленты». А как измерить пропущенную через себя чужую боль? Книга взрывала сознание неприкрашенной правдой о войне. Ее запрещали — из–за этой неприкрашенности.

«Война — это всегда кровь и грязь, а самое ценное на свете — это любовь к человеку и к жизни». Отрывок из речи, которую три года назад Даниил Гранин, ветеран Великой Отечественной войны, командовавший на фронте ротой тяжелых танков, произнес в день освобождения концлагеря Освенцим в немецком парламенте в «Час памяти» жертв национал–социализма.

Собравшиеся плакали.

Не каждому дано достучаться до замороченных суетой мира потребления душ. Даниилу Гранину, сыну лесника из российского поселка Волынь, это было дано. Сколько молодых людей в шестидесятых–семидесятых ринулись в науку с готовностью жертвовать собой ради открытий, бороться с бюрократией — начитались романов о романтике современной науки вроде «Искателей» и «Иду на грозу». В перестройку потряс роман «Зубр» о репрессированном ученом Тимофееве–Ресовском.

В разные эпохи Даниил Гранин оставался камертоном правды и порядочности. Что отнюдь не означает быть всеобщим любимцем. И сегодня противники пытаются переписать его биографию, в чем–то уличают.

Теперь биографию уточнила смерть. Появилась дата по другую сторону тире: 1 января 1919 года — 4 июля 2017–го.

Девяносто девятый год жизни. Впрочем, казалось — он должен дожить до ста... Даниил Гранин, непреходящая величина эпохи, любимец Ленинграда — Санкт–Петербурга (его даже называли «держатель ключей от великого города»).

Несколько лет назад мне попалась забавная книжечка «Керогаз и все другие. Ленинградский каталог». Живой классик рассказывал о предметах своего детства. Как выглядели чернильные перья и керогаз, ломовые извозчики и беспризорники, что такое гамаши и примус. За остроумным, стилистически выверенным текстом — ни на искру не угасшее, все то же гранинское стремление сохранить, облечь в почти зримые образы то, что ушло. Правду истории. «Зеркала беспамятны. Из их глубины не извлечь былых отражений. Зеркала не стареют, стареют их рамы. Память должна разрешиться воспоминанием, как мысль словом. Ей нужны слушатели, бумага с пером, наконец, какой–то предмет. Она должна на что–то натолкнуться, от чего–то отразиться».

Творчество Даниила Гранина было больше чем зеркалом. Скорее — окно в мир, трагический и вдохновляющий. Всмотришься — не останешься прежним. Треснул твой уютный мирок. Не отмахнешься — ведь «у этой правды есть адреса, номера телефонов, фамилии, имена».

Одно из тех имен мы уже знаем. Оно будет на памятнике, который появится над новым захоронением возле могилы Анны Ахматовой на Комаровском кладбище в Санкт–Петербурге: Даниил Гранин.
Полная перепечатка текста и фотографий запрещена. Частичное цитирование разрешено при наличии гиперссылки.
Заметили ошибку? Пожалуйста, выделите её и нажмите Ctrl+Enter