Джазмен Аркадий Эскин в воспоминаниях любимых женщин: вдовы - Клары и дочерей - Марины и Яны

Одна из любимых фантазий его дочерей, Яны и Марины: если бы Аркадий Борисович был лет на 20 моложе, смог выйти к сегодняшней джазовой публике полным сил и планов, Минск услышал бы новый джаз, еще изысканнее и виртуознее. Да что Минск — мир бы услышал! О сегодняшней востребованности любимой музыки Эскин и не мечтал, в его время джаз был каким угодно: поначалу нелегальным, запретным, затем — элитарным, но настолько доступным, даже популярным — еще никогда. Если бы только он смог увидеть все это, сегодняшнее, новые вдохновенные импровизации не заставили бы себя ждать. Музыка абсолютно счастливого человека...

На последний сольный концерт в 2006 году он пригласил своих врачей — не потому, что волновался за здоровье, просто хотел сделать приятное хорошим людям. Медики–профессионалы не верили, что человек в его состоянии вообще сможет подняться на сцену, а он в финале так выдал свою знаменитую «Испанскую рапсодию», что вспоминать о болезни было уже неуместно. Его недуг был с ним почти всю жизнь, но Эскин предпочитал жить так, будто впереди вечность, где нет ни болезней, ни возраста, одна только музыка.

Нет, слава ему была не нужна. Столько славы, сколько было у Аркадия Эскина, редкой биографии удается накопить. На официальном сайте «Песняров», где перечислены все, кто когда–либо сотрудничал с легендарным брендом, страница Эскина стремится к бесконечности, хотя даже про иных лидеров там — всего лишь строка–другая сухой информации. Никаких подробностей на тех страницах нет, только дата рождения, когда и с кем работал — и все, но людям «в теме» и это скажет немало. Оркестр Утесова, киевский «Днипро», грузинский ансамбль «Чанги» и другие коллективы в разные годы признавались лучшими джаз–бэндами не только в масштабах Советского Союза. Причем как раз в те годы, когда там играл Эскин. К слову, будь он на 20 лет моложе, не факт, что и в Минске задержался бы надолго: когда его пригласили в «Тонику» (ансамбль, сопровождавший мегапопулярного тогда Виктора Вуячича), у семьи Эскиных был уже 15–летний опыт кочевой жизни, родилась вторая дочь. А в Минске посулили квартиру...

— Ну что вы, квартира была ни при чем, — не соглашается Клара Григорьевна, вдова Аркадия Эскина. — Одновременно с Минском работу с квартирой ему предложили еще в Кишиневе, вдобавок мы уже начали строить жилье в Ростове. Еще могли жить в Москве, Киеве, Ленинграде и точно не остались бы без крыши над головой, если бы только он решил задержаться где–нибудь подольше. Соблазнительных вариантов, удобных в плане быта было много. Но это никогда не имело для него решающего значения. Да и для меня, наверное. Ну что квартира? В конце концов, 15 лет мы жили без нее.

Он искал не славы, не денег, не комфорта. Только музыку, в которой были драйв, жизнь, огонь. В Минске все это концентрировалось сначала вокруг Вуячича, потом в «Песнярах», дальше возник Государственный концертный оркестр Беларуси. Из–за музыки он здесь и остался, пустил корни, хотя в родном Ростове Аркадия Эскина до сих пор помнят и чтут, как, впрочем, в Японии или Голландии, где он работал несколько лет.

Вся его жизнь была сплошной импровизацией, но у любой импровизации всегда есть основная тема. У Аркадия Эскина такой темой была семья. Без всего остального он мог бы запросто обойтись.

— Нам всегда завидовали, — вспоминает младшая дочь Яна. — Казалось бы, закономерно: папа–«песняр», в гости приходят одни знаменитости... Но позже я поняла, что завидовали не этому. Завидовали отношениям в нашей семье. Тому миру, который папа создал для нас и который согревает нас до сих пор. Как будто он все еще где–то на гастролях.

Таким он пришел в оркестр Утесова

— Первую нашу встречу вряд ли можно назвать романтичной, — улыбается Клара Григорьевна. — Мы с мамой устроили уборку, я вышла в наш ростовский дворик с ведром помоев и столкнулась с ним — Алик шел в гости к нашим соседям... Как он потом говорил, в тот самый момент все для себя и решил. Но тогда сразу же уехал на гастроли, и познакомились мы только через полгода. Все через тех же друзей–соседей. Теперь я уже смогла его рассмотреть — узкие синие брючки, которые только входили в моду, ярко–зеленый свитер и берет. Моя мама, когда увидела этот наряд, отозвалась о нем не особенно лестно. И о том, что Алик пригласил меня на свой концерт в Батайске, я ей не сказала. Через день он сделал мне предложение, а через неделю мы уже расписались. До сих пор не понимаю, как это вышло, была как в тумане. 1957 год, мне 19, ему 18. Помню, пришла домой: «Мама, я вышла замуж, как это получилось, не знаю». Но мама у меня была необыкновенная и просто сказала: «Что ж, надо как–то отметить». И приняла Алика как родного.

«Наша мама всегда была для него главной драгоценностью», – утверждают дочери музыканта

Поначалу мне, конечно, пришлось приспосабливаться. Чтобы быть рядом, я работала с ведущим нашей концертной бригады, с иллюзионистом. А по ночам мы ловили Би–би–си, чтобы услышать настоящий джаз. Музыку, перекрывавшую любой неуют.

Одно время ездили с итальянским певцом, который нашел жену в Запорожье и остался в Союзе. Алик возглавлял коллектив, который ему аккомпанировал. Ну да, в 18 лет... До сих пор помню имя того певца — Эпифанио Прицци. В то время хлеб можно было купить только по талонам. Эпифанио приходил в магазин и заявлял: «Я итальяно, у меня сегодня концерт и я хочу кушать». Благодаря ему мы не голодали.

Конечно, у Алика были поклонницы, но я спокойно к этому относилась. Ну а как без них? Он — великий музыкант, это видели все и сразу...

— Джаз он играл еще в 13 лет в ресторане, подпольно, когда учился в школе для одаренных детей, — добавляет дочь Яна. — Однажды в тот ресторан пришла директор его школы. И увидела за роялем своего ученика, который должен быть где угодно, но не здесь. Хотя и ей слушать запретную музыку вроде как не по чину. Но скандала не было, они друг друга «не сдали».

— Каждое свое утро он начинал у пианино, — вспоминает Марина. — У него был один любимый этюд Мошковского, под который я выросла. Сразу все было классически, зато потом... Иногда он предлагал: «Маринка, давай я тебе саккомпанирую» (Марина — профессиональный музыкант, виолончелистка. — Авт.). На пюпитр ставились ноты, я вступала, но через пару тактов он совершенно забывал обо мне, и начинался такой джаз!

— За 10 дней до смерти Алик, как обычно, подошел к фортепиано, но играть не смог, — рассказывает Клара Григорьевна. — Впервые в жизни. И с грохотом захлопнул крышку. Мне не нужно было спрашивать, что случилось...

Он всегда был очень востребован. И на площади Победы играл, и на приемах, всем был нужен, никому не отказывал. Иногда я пыталась его остановить: «Куда ты поедешь, ты себя плохо чувствуешь». «А может, мне там станет легче», — возражал он и ехал играть.

— В нем не было звездности, — продолжает Клара Григорьевна. — Даже с «Песнярами», в их золотые годы. Вокруг творилось настоящее безумие, а он спокойно разворачивался и выходил. «Ты куда?» — «Пойду покурю». Какие дорогие подарки ему предлагали, даже машины! Никогда и ничего не брал. В Финляндии хотели подарить рояль. «Зачем? — удивился Алик. — У меня дома есть рояль».

— Однако все технические новинки появлялись у него первого, к разного рода гаджетам папа был неравнодушен, хотя в технике разбирался не особенно, — смеется Яна. — Но руки у него действительно были волшебные. Помню, однажды его машина встала посреди дороги. Папа открыл капот, с отсутствующим лицом поковырял там пальцем — и машина поехала. Правда, водил он шикарно. Не ехал, а вышивал по дороге. Пробки по тротуарам объезжал.

— Мы прожили с ним почти 50 лет, — вздыхает Клара Григорьевна. — И за все это время — вот честное слово! — я ни разу не пожалела, что вышла за него замуж. Он всегда был рядом, даже когда уезжал на долгие гастроли. Каждый день вызывал меня на переговорный пункт, потом появился телефон. А вот скайп он уже не застал...

cultura@sb.by

Советская Белоруссия № 211 (24841). Суббота, 31 октября 2015