Как в Лельчицком районе собирают урожай от диких пчел

Живущих у самой украинской границы полешуков в эту пору года проще встретить в лесу или на болоте, чем в собственной деревне. Они то за клюквой ходят, то мед добывают. Еще несколько лет назад казалось: лесное бортничество уйдет в небытие, останется в воспоминаниях старожилов, проиграет конкуренцию пасекам. Но нет. О колоритном промысле вспомнили, поставили под охрану государства, присвоили статус нематериального культурного наследия страны. Подогрели к нему интерес не только у этнографов и обывателей, но и у местных жителей. Люди вновь убедились: лесной мед — это не только самобытно, но и вкусно, полезно, выгодно.

— Сколько у вас бортников? — спрашиваю в отнюдь не маленькой лельчицкой деревушке Дзержинск.

— Да в каждой хате теперь! — мне в ответ. — В лесу дерева не найдете, где бы колода не была установлена. Хотя еще несколько лет назад были одни только старые «пчаляры»...

Где попало, конечно, такой «улей» не взгромоздишь: пчелы могут его просто проигнорировать. Лесное бортничество — то самое передающееся из поколения в поколение ремесло, где любая мелочь может повлиять на результат. Мелочь мелочи, впрочем, рознь. Исследователи настаивают: традиции — на то и традиции, чтобы сохранить их в первозданном виде. Показать нынешнему поколению, как жили их предки. Инсценировать старину.

57-летний бортник Владимир Лукашевич, как было в его молодости, продемонстрирует и сейчас. Запросто перебросит через дерево и закрепит жень (специальную толстую веревку из коровьей или лосиной шкуры) с «качелями» — приспособлением, которое будто промышленному альпинисту позволит «зависнуть» возле дупла или колоды в воздухе и набрать меда. Соблюдет все ритуалы. Оставит, скажем, у дерева ломоть хлеба, чтобы поблагодарить духов леса. Но при этом Владимир уверен: в карете прошлого далеко не уедешь. Поэтому в арсенале многих современных лесных пчеловодов все чаще обыкновенная лестница (хотя некоторым до сих пор на дерево проще взобраться по-медвежьи), пришедший на замену головешке дымарь, позволяющий окурить и успокоить пчел. Вместо пучка традиционных трав вроде багульника — дорогие, но эффективные специальные пластины-«благовония», которые приманивают насекомых и создают им «домашний уют». Да и сами колоды, обращает внимание Лукашевич, новое поколение бортников стало делать «кустарно» — не выдалбливают из ствола, даже не вырезают бензопилой, а попросту сбивают четыре доски в деревянный ящик.

— Тяжеловато стало, немолодой я уже, — объясняет Владимир Николаевич революционный переход от традиции к современности. — За день раньше мог колод десять своих посмотреть, сейчас — штуки четыре. Залезть-слезть, и так несколько раз — дело непростое... А колод у меня 45. Самая старая висит аж с 1926 года. Крепкая еще, на совесть сделанная! Последнюю повесил в прошлом году. Шел вместе с кумом по лесу и приметил отличное местечко. Бортничеством у меня еще прадед занимался, водил у пана пчел. Затем они к деду перешли, а при советской власти все борти забрали в колхоз. От деда — к дядьке. От дядьки — ко мне. Я как раз с севера приехал, на газодобыче в Тюменской области работал. А еще у тестя колоды в лесу были, двадцать пять штук. Что дальше? Трошки сын помогал — и ведро нужно подать, и дымарь. Теперь только сам. Он в Минск уехал... Жена работает. А меду все хотят: привези посмаковать, привези — горло болит...

— Бросить не думали?

Владимир признается: ни в коем случае! Пусть и лесное бортничество — занятие совсем не для новичков, отнимает много времени, сил и требует навыков и сноровки. Ведь нужно подобрать правильное дерево, грамотно обустроить колоды (просто выдолбленная борть — все равно что квартира без отделки), следить за их чистотой самым скрупулезным образом, защитить пчел от потенциальных болезней и насекомоядных птиц (самый главный враг — желна или черный дятел) и в то же время лишний раз не беспокоить...

— А при сборе меда быть всегда начеку. Выпившему к дереву вовсе подходить нельзя. Пчела, особенно лесная, не любит резкий запах. Они более дикие, агрессивные. Как вылетит на тебя весь рой... Поэтому за медом перед заморозками и ходят, тогда пчелы уже как сонные. И меня кусают постоянно, но я на это даже внимания не обращаю. А у некоторых — аллергия сразу. Бывало, и с деревьев бортники падали, — говорит Владимир. — Зато этот мед я ни на что не променяю. Целебнее и вкуснее нет, наверное, ничего. Главное, он никогда не засахарится. Пасечный мед для нас — ненастоящий. А лес есть лес.

Погода, правда, преподносит сюрпризы. Сейчас — несладко. Бортник Лукашевич вздыхает: дождь здесь в последний раз лил в июле, природа «увяла», пыльцу пчеле собирать негде — и все это сказалось на медовом урожае. Теперь выходит 2 — 3 килограмма максимум, хотя в хороший год борть и по полтора-два ведра дать могла! Только вот как бы мало меда в колоде или в дупле ни было, пару «ломтей» в любом случае нужно оставить пчелам. Иначе рой может просто погибнуть. А загубить пчелу — большой грех. Наши предки вообще сравнивали пчелиный рой с человеческим родом. Раньше беспредельничали браконьеры. Теперь поутихли...

Владимир не скрывает: в прошлом году на меде заработал 1000 долларов. На содержание колод тем временем потратил около пятисот. Хорошее в любом случае подспорье к зарплате сторожа в местной школе. Хотя лесной мед может приносить и больше.

— Когда я начинал, у меня было всего 5 ульев. Так вот меду в них было больше, чем нынче в сорока пяти. Я же мог за каждым следить более тщательно, каждый довести до ума, а теперь попробуй все обойди...