Илья Эренбург и Беларусь

3 июля 1945 года в «Советской Белоруссии» появилась статья «Будь благословенна, Беларусь!». Ее автор — Илья Эренбург — делится своими впечатлениями о пережитой войне, искренне переживает за ставшую ему родной Белоруссию.

«В годы войны судьба меня свела с Белоруссией, — пишет Эренбург. — Я видел, как мы теряли ее последние деревни. Кто забудет зарево над Сожем и скрип повозок, и плач беловолосых детей, и кровь на зеленой земле? Я видел первые часы счастья, когда Красная Армия вошла в Белоруссию. Горьким было то счастье: кажется, не одна шинель — душа тогда пропиталась гарью пожарищ. И сколько я буду жить — я буду помнить горестный рассказ матери о селе Васильевка. Ее звали Мария Силицкая. Среди пепелища она простирала руки к серому пустому небу, и в черном платке, пораженная горем, она казалась изваянием Ниобеи. Я был в Минске, когда горели и взрывались его дома, когда измученные жители благословляли танкистов–тацинцев. Я видел в пущах белорусских партизан. Крестьяне возле Ракова говорили: «В Берлин!» Девушки, вырвавшиеся из Минского гетто, целовали оружие. Белоруссия клялась покарать злодеев. И как хорошо, что в Берлин вошли войска, наименование которых навеки связано с землей Белоруссии!

Кажется, нет края, который так пострадал бы от немцев. Нет нигде столько развалин, столько пепелищ, столько детских могил. Но мирная Беларусь, когда пришли насильники, стала гневной. Немцы зажгли в ее сердце тот огонь, который белорусы донесли до Берлина. Край большого горя и большой гордости, будь благословенна, Беларусь!

Мы не забудем пережитого. Мы сохраним память, как ключ вдохновения. Пусть много горя в наших воспоминаниях, но есть горе, которое придает силы, и пресен был бы хлеб, если бы не было на свете соли.

Я видел, как в города Белоруссии врывались танкисты и пехотинцы. Теперь идет второй штурм: в те города вошли зодчие и каменщики. Учитель вынул книгу и писатель взял перо. Вдвойне дорога нам эта земля: она оплачена кровью близких, и в нас хватит душевного жара, чтобы залечить ее раны. Мы увидим красавец Гомель над Сожем. Мы увидим тысячи огней возрожденного Минска. Мы увидим деревни с журавлями колодцев, с играющими детьми, с тишиной глубокого счастья».

Автор не ошибся — так и вышло.

Под острым пером

В годы войны страстную публицистику Эренбурга высоко ценили миллионы читателей на фронте и в тылу. Люди старшего поколения, ветераны отлично помнят, с каким нетерпением на страницах «Красной звезды» и «Правды» они искали очередное выступление писателя.

«Газеты с его статьями, — вспоминал после войны маршал Баграмян, — зачитывались у нас до дыр. Перо Эренбурга воистину было действеннее автомата».

«Мне рассказывали люди, заслуживающие полного доверия, — писал Константин Симонов в мае 1944 года, — что в одном из больших объединенных партизанских отрядов существовал следующий пункт рукописного приказа: «Газеты после прочтения употреблять на раскурку, за исключением статей Ильи Эренбурга».

Сам писатель много лет спустя следующим образом объяснял причины своей популярности: «Может быть, фронтовикам нравились мои короткие статьи именно потому, что они не походили на передовицы. А может быть, потому, что мне порой удавалось выразить частицу того, что люди тогда чувствовали».

Вячеслав Молотов, один из ближайших соратников Сталина, в декабре 1944 года в конфиденциальной беседе с французским дипломатом Жоржем Бидо заявил: «Эренбург стоит нескольких дивизий!» Молотов был очень осторожным человеком, весьма сдержанным в своих оценках.

Однажды в разгар войны редактор «Красной звезды» внес правку в статью мэтра, которая Эренбургу пришлась не по вкусу. Он покинул редакцию и несколько дней знаменитое имя не появлялось в печати. Это заметил Сталин и позвонил в редакцию. Редактор, генерал–майор Ортенберг, объяснил, что Эренбург недоволен тем, как отредактировали его статью. «И не нужно его редактировать, — сказал Сталин. — Пусть пишет, как ему нравится». Правда, в конце войны он уже считал иначе... За четыре военных года Эренбург написал свыше полутора тысяч статей.

Между ночью и днем

Помимо «Красной звезды», он писал для «Правды», «Известий», «Труда», журналов, многих зарубежных изданий. Причем никогда никому не отказывал. Мало того, он еще и отвечал всем своим корреспондентам. Когда кто–то спросил писателя: неужели он отвечает всем без исключения, кто ему пишет, Илья Григорьевич, по свидетельству редактора «Красной звезды», ответил: «Всем. Без исключения. Это все — мои друзья».

Так, наверное, вышло и со статьей Эренбурга, опубликованной в «Советской Белоруссии». Кто–то, скорее всего сам редактор — им тогда был Василий Самутин, крупный партийный работник, один из организаторов партизанского движения, попросил Эренбурга написать статью, и писатель эту просьбу выполнил.

В 1943–м Эренбург проехал тысячу километров прифронтовыми дорогами и побывал в первых освобожденных районах Белоруссии. «Стояла теплая осень, с грибами, с паутиной в лесу, с ясным далеким небом, — вспоминал он много позже. — Все, казалось, настраивало на мир, на любование. А приходилось видеть страшное». Впечатления от этой поездки легли в основу опубликованной в «Правде» 29 октября 1944 года статьи «Дело совести».

Эренбург был не только прозаиком и публицистом. Он был еще и поэтом. Правда, как он сам утверждал, стихи были для него своеобразным дневником, в них он разговаривал с собой. И все же подчас переживания автора раскрывались здесь не меньше, чем в статьях. К таким принадлежит навеянное осенней поездкой 1943 года стихотворение «В Белоруссию».

Мы молчали. Путь на запад шел,

Мимо мертвых догоравших сел.

И лежала голая земля,

Головнями тихо шевеля...

Когда летом 1944 года началась операция «Багратион», Эренбург поехал на 3–й Белорусский фронт, которым командовал генерал Черняховский. Его спутником в этой поездке оказался специальный корреспондент «Красной звезды» Николай Денисов. В своей книге «1418 дней фронтового корреспондента» он писал, что, несмотря на далеко не молодой возраст, Илья Эренбург был неутомим. «Мы садились в «виллис» на рассвете, — вспоминал Денисов, — и выходили из него только в сумерках. Нередко ездили и ночью. События на фронте развивались бурно, и нам хотелось увидеть как можно больше».

4 июля корреспонденты добрались до освобожденного накануне Минска.

«Когда я приехал в Минск, — писал Эренбург в большой, публиковавшейся в двух номерах «Красной звезды» статье «Путь в Германию», — город горел. Взрывались дома. А жители уже выходили из подвалов, приветствуя освободителей. Кажется, нигде я не видел такой радости, как в Минске. Кто скажет, что значит пережить три года немецкого ига?.. А танкисты уже были на западе. Еще не успели убрать у Толочина мешанину из железа и трупов, как началось новое истребление немцев между Минском и Раковом. Там я видел тысячи и тысячи машин, искромсанных танками и авиацией. Клубы пыли были начинены немецкими приказами, письмами, фотографиями голых женщин, всей той бумажной дрянью, которую таскали с собой недавние завоеватели...

Нужно пройти или проехать по длинной дороге от Москвы до Минска, чтобы понять тоску солдатского сердца. Мертва земля между Уваровом и Гжатском: ни человека, ни скотины, ни птицы — здесь был передний край. Потом начинается «зона пустыни»: сожженные и взорванные немцами Гжатск, Вязьма, Смоленск. Снова поля боя и могилы, мины, проволока. Потом скелет Орши, развалины Борисова и разоренный, изуродованный Минск. И дальше все то же: пепелища Ракова, Молодечно, Заславля, Красного, Сморгони...

Дойдя до Минска, бойцы увидели лагерь для советских людей в Комаровке; там немцы убили четыре тысячи человек. Минчанин, танкист Белькевич, узнал в Минске, что немцы накануне убили его сестру — семнадцатилетнюю Таню. Нужно ли говорить о том, что чувствует Белькевич? Вот деревня Брусы. Была деревня, теперь пепел. Бойцы обступили старика Алексея Петровича Малько. Он рассказывает: «Вчера... Сожгли, проклятые... Двух дочек сожгли — Лену и Глашу...»

Возле Минска есть страшное место — Большой Тростенец. Там немцы убили свыше ста тысяч евреев. Их привезли в душегубках. Желая скрыть следы преступлений, немцы в Большом Тростенце жгли трупы, вырывали закопанных и жгли. Убегая, они убили последнюю партию, сожгли и, спеша, не дожгли. Я видел полуобугленные тела — голову девочки, женское тело и сотни, сотни трупов. Я много видел в жизни, но не скрою — я не мог шелохнуться от горя и гнева...»


Справка «СБ»

Илья Эренбург родился в Киеве, детство провел в Москве. Вместе со своим гимназическим товарищем Николаем Бухариным участвовал в революции 1905 года. В Париже встречался с Лениным. Затем разочаровался в политике и отошел от большевиков. В Первую мировую писал в российские газеты, освещавшие события на Западном фронте. В 1932 году Эренбург стал парижским корреспондентом газеты «Известия», потом работал в Испании. «У вас есть воинское звание?» — спросили у Эренбурга в политическом управлении Красной Армии, куда пришел он утром 23 июня 1941 года. Тот ответил, что звания нет, но есть призвание: поеду туда, куда пошлют, буду делать, что прикажут. Ему предложили написать листовку, обращенную к немецким солдатам. С этого дня о нем узнала вся страна. И он стал символом антинацизма.